Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 33

Когда дело касалось личностных взаимоотношений с другими актёрами мюзикла, Илайя оказывался в тупике, перед огромной, раз в пять выше его роста кирпичной стеной. Ни единого выступа, ни единого скола, только идеальное полотно, по которому можно до бесконечности проводить ладонями, изредка закусывая губы, когда цементная крошка оцарапает кожу. Можно двигаться вдоль, но есть подозрение, что там окажутся идентичные стены, а пока он будет метаться, последнюю сторону успеют застроить в экстренном порядке. Тогда из каменного мешка он уже не выберется.

Вообще-то, в заявлении, гласившем, что всё складывается отвратительно, содержалась порядочная порция преувеличения. С актрисами состава Челси Илайю познакомила, и нельзя сказать, что всё прошло отвратительно. Девушки были милы, охотно шли на контакт. Оказались не слишком навязчивыми и невыносимо разговорчивыми, не пытались стрелять глазками, а к процессу знакомства с будущим партнёром по сцене относились ровно так, как следовало относиться каждому. Профессионально. Слово, ставшее постоянным гостем в лексиконе Илайи, отскакивало от зубов, даже если об этом спросят глубокой ночью. Отношения с партнёрами по сцене следует удерживать в рамках профессионализма, не переходя тонкие грани, приближающие на шаг к любви или ненависти. Любовь к работе на первом месте, а все остальные страсти должны оставаться за пределами вымышленного мира. Сам вымышленный мир должен стать реальным во время репетиций и во время самого мюзикла. Основной состав, который должен вытащить на себе постановку. Который со временем, если премьера не провалится, получит статус золотого. Лицо этой самой постановки. Несколько лиц. И его – одно из них.

– Не представляю, как буду с ним соседствовать в пределах одной сцены, – признался как-то Илайя, заканчивая очередной урок с Челси и собираясь домой.

– Думаю, ты справишься, – заверила его госпожа продюсер, но особой ясности не внесла.

По правде сказать, особых наставлений Илайя и не ждал, поскольку со стороны это выглядело не как забота о хорошей жизни соседа, а как откровенное лицемерие. Сначала поставить перед фактом, потом начать натаскивать и обучать искусству ведения холодной войны. Не откровенное противостояние, а гадости, совершённые исподтишка. Каждому, кто хотя бы иногда раскидывает мозгами, понятно: добром это не закончится, рано или поздно противостояние из скрытого станет открытым, правда вылезет наружу, личности истинных враждующих потеряют статус инкогнито. А марионетка узнает, что её использовали в корыстных целях на протяжении длительного времени.

Челси не предлагала собственных методов и тактик ведения борьбы. Она лишь ввела Илайю в курс дела. И, говоря откровенно, заключила с ним взаимовыгодное соглашение. Она дарит мальчику с улицы роль, а он принимает на себя удар. Притом, об ударе предупреждён заранее. Если бы испугался… Всегда есть возможность ответить отказом, он этот шанс упустил, а то и не рассматривал вовсе. Нельзя сказать, что решение получилось спонтанным.

Пока Илайя думал, что карточка исчезла, его размышления успели неоднократно покрутиться вокруг слов Челси. Он всё тщательно взвешивал, напоминал себе, что ничто не даётся даром, платить рано или поздно придётся, но как только нашёл заветный прямоугольник, моментально набрал номер и позвонил.

Сказать, что Челси слёзно умоляла и говорила, что только его видит в данной роли? Нет. Не говорила. Или угрожала пистолетом, заставляя принимать условия, обрисованные в кратком ознакомительном рассказе? Тоже нет. Её дело – предложить. Остальное – на его совести.

Каков он, этот Ромуальд? Этот вопрос частенько вертелся на кончике языка, но Илайя старался обуздывать любопытство и не лезть туда, куда не следовало. В конце концов, у разных людей восприятие одного и того же человека может оказаться полярно разным. Ему предписывалось самостоятельно составить портрет чужой личности.

Конечный итог не был предопределён заранее, потому мог оказаться любым. Единственное, что Илайя знал наверняка: Ромуальд ему не понравится, общего языка они не найдут.

Желая составить хотя бы общее мнение, Илайя пытался сосредоточиться на изучении личности человека, близкого Ромуальду. Джулиан Ормонт. Кто же ещё? Илайя старался абстрагироваться от своих познаний, воспринимать обоих нейтрально, забыть о соперничестве в борьбе за роль и воспринимать Джулиана в качестве рядового человека, с которым довелось столкнуться. Получалось с переменным успехом.

Иногда он мог отпустить излишнее количество отторжения, сводя всё именно до нейтралитета, но иногда понимал, что не может отделаться от мыслей о соперничестве. О том, что его жаждут сместить, выкинуть из мюзикла. А всё почему?

Потому что Ромуальд распределил роли, позабыв посоветоваться с остальными его создателями.

Уверенность в собственной победе тоже не была постоянным явлением. Иногда Илайя приходил к выводу, что легко обойдёт конкурента. Иногда ловил себя на мысли, что в борьбе опыта и невинности последняя проиграет с позорным отставанием. Как только Джулиан соизволит появиться перед продюсерами и скажет, что хочет попытать свои силы, дублёра отправят в далекие дали. Джулиан улыбнётся, продемонстрировав голливудскую улыбку, помашет неудачливому сопернику на прощание и даст понять, что бой окончен, дальнейшее противостояние бессмысленно. Наверное, в интервью начнёт рассказывать о нелёгком сражении, о таланте соперника и долгой борьбе, где победить должен был один из сильнейших, а в финале схлестнулись достойнейшие претенденты. Иначе просто быть не может. Джулиан ведь раньше красовался перед камерами, сможет повторить это и сейчас. Или Ромуальд всё сделает за него. За счёт чужого состояния они только пропиарятся круче, чем прежде. Налёт скандальности сделает своё дело, и премьеру все будут ожидать с особым трепетом.

Друзья на сцене, друзья в жизни.

Один не бросил другого в трудный период жизни и продолжает поддерживать сейчас, когда все остальные решили, что Джулиан больше не сделает никакого вклада в развитие искусства. Он их обманет и преподнесёт сюрприз в виде шедевральной постановки нового сезона со своим участием. Трогательная жизненная ситуация умилит зрителей, и они нескончаемым потоком повалят за билетами, только бы увидеть, насколько органичным получится этот тандем давних приятелей.

Илайя чувствовал себя лишним, да таким и был, если смотреть на ситуацию с точки зрения Ромуальда, жаждавшего торжества справедливости и помощи со стороны обитателей бесчувственного мира.

Указать на дверь, пусть возвращается на улицу. Туда, откуда пришёл. Туда, где ему самое место. Жизнь – не сказка, здесь вовремя не появляются добрые феи, не превращают драный фартук и старое платье в бальный наряд, а принцы не женятся на Золушках. Могут трахнуть пару раз для развлечения, а потом поскакать обратно в замок к своей принцессе.

Ромео и Джульетта.

Ромуальд и Джулиан.

Какая прелесть.

Илайя усмехнулся, вспомнив о парочке с удивительно каноничными именами. Интересно, как часто им говорят о невероятном сочетании имён? Наверное, постоянно. Люди любят цепляться к очевидному, а потом блистать остроумием, считая, что до них никто так сделать не додумался. Их зачастую настигает разочарование…

Размышляя о нелегкой судьбе человека с именем, которое наталкивает на мысли о книжных героях, Илайя сбежал вниз по лестнице, прошёл мимо знакомых охранников, продолжавших каждый раз интересоваться наличием у него документов и пропуска. Илайя был склонен думать, что над ним так издеваются, а не память на лица настолько короткая, что имя и внешность парня, наведывающегося в студию почти каждый день, до сих пор не запомнили.

Было бы забавно, возьми Ромуальд на заметку подобную тактику. Подниматься вместе на сцену во время репетиции, наблюдать за переменами в лице напарника, отмечать презрительно поджатые губы, чуть прищуренные глаза и слышать одну и ту же фразу: «Кто это такой?». Кратковременная амнезия, прелестный способ убить симпатию у человека, который тебе, по определению, неприятен.