Супермен (сборник) - Фолкнер Уильям Катберт - Страница 28

— Я могу побить кого угодно, даже самых первых, — рассуждал он, — но здесь у меня нет никаких шансов. Уж не перебраться ли мне на Восток, там бы я выдвинулся. А кроме того…

В ту минуту, когда он приобрел билет в Чикаго на деньги, взятые взаймы у Эммы Герш якобы на покупку башмаков, тяжелая рука легла ему на плечо, и, обернувшись, он увидел двух незнакомцев.

— Куда это вы собрались, Келли? — спросил обладатель тяжелой руки.

— Никуда, — ответил Комар. — А вам какого черта надо?

Заговорил второй незнакомец:

— Келли, мать Эммы Герш поручила нам присмотреть, чтобы вы загладили свою вину перед Эммой. И пока вы этого не сделаете, мы вас никуда отсюда не пустим.

— Ничего хорошего вы не добьетесь, если будете ко мне приставать, — сказал Комер.

Тем не менее в тот вечер он не уехал в Чикаго. Через два дня Эмма Герш стала миссис Келли. Когда они остались вдвоем, Комар наотмашь ударил новобрачную по лицу — это был его свадебный подарок.

На следующее утро он уехал из Милуоки так же, как и приехал, — в товарном поезде.

— Что толку глаза закрывать, — сказал Томми Гэйли. — Он мог бы сбавить до ста тридцати семи в крайнем случае, но тогда его каждая мышь положит на обе лопатки. Он средневес, вот он что такое, и сам это знает не хуже меня. За последние полгода он прибавляет в весе и толстеет, как на дрожжах. Я ему говорю: «Если не перестанешь толстеть, тебе не с кем будет драться, кроме Вилларда и таких, как он». А он мне: «Ну что ж, я и от Вилларда не побежал бы, если б весил фунтов на двадцать побольше».

— Должно быть, он и сам не рад, — заметил брат Томми.

— Конечно, не рад, как и всякий настоящий боксер, — сказал Томми. — А боксер он настоящий, спорить не приходится Жаль, мы не сумели устроить Комару встречу с Уэлшем, пока малый был в прежнем весе. А теперь поздно. Хотя я не стал бы плакаться, если б нам удалось свести его с голландцем.

— С каким это?

— С молодым Гетцем, чемпионом в среднем весе. Сам матч не так много даст, зато реклама будет хорошая. У нас в руках козырь — публика платит деньги за то, чтобы посмотреть на хороший удар, а это как раз у Келли есть и останется при нем, пока он прибавляет в весе.

— А разве нельзя устроить матч с Гетцем?

— Почему нельзя? Говорят, ему нужны деньги. Но я до сих пор вел малого очень осторожно, и посмотри, каких добился результатов! Так чего же ради нам рисковать? Мальчишка с каждым днем становится все лучше, а Гетц катится вниз быстрей, чем Большой Джонсон. Я думаю, мы и теперь могли бы его побить, наверняка могли бы. А через полгода риска и вовсе не будет никакого. Он сам себя побьет до тех пор. Тогда нам останется только подписать с ним контракт и ждать, пока судья положит конец матчу. Но Комар не желает ждать, хочет сейчас с ним схватиться, никак его не удержишь.

Братья Гэйли завтракали в одном из бостонских отелей. Дэн приехал из Холиока навестить Томми и посмотреть, как его питомец проведет двенадцать раундов, а может, и меньше, с Бэдом Кроссом. Матч не обещал никаких неожиданностей, исход его был ясен заранее, ибо Комар еще до этого дважды клал на лопатки балтиморского юнца, и только всем известная спортивная отвага Бэда позволила ему добиться новой встречи. Болельщики согласны были платить какую угодно цену, лишь бы увидеть сокрушительную левую Комара, но им хотелось, чтоб она обрабатывала такого противника, который не побежит с ринга на первом раунде, едва отведав ее убийственную силу. Как раз таким противником и был Кросс: готовность подставлять под чужой кулак глаза, уши, нос и шею долгое время помогала ему избегать ужасов честного труда. Бэд был не трус, и это было видно по его изуродованной, распухшей, багровой физиономии.

— По-моему, после всего, что ты сделал для мальчишки, он должен слушать тебя, как отца родного, — сказал Дэн Гэйли.

— Ну, — сказал Томми, — пока что он слушается, но уж до того в себе уверен, что просто не понимает, зачем надо ждать. Но он все-таки послушает меня и обождет; дурак он был бы, если б не послушался.

— У тебя с ним договор?

— Нет, зачем же мне договор. Он знает, что я его вытащил из грязи, и не бросит меня теперь, когда деньги рекой потекли к нему в карман. Где бы он был, если б я прогнал его, когда он в первый раз пришел ко мне? Этому почти два года, а кажется, будто и недели не прошло. Я сидел в салуне напротив «Плезент-клуб» в Филли и дожидался, пока Мак-Кенн подсчитает деньги и вернется; тут является этот бродяга и пробует угоститься на хозяйский счет. Ничего ему, конечно, не дали и велели убираться вон; тогда он увидел меня, подошел к моему столику и спрашивает, не боксер ли я, и я ему сказал, кто я такой. Он попросил у меня взаймы на стаканчик, а я его усадил за свой столик и поставил ему угощение.

Мы разговорились о том о сем, он сказал мне, как его зовут, сказал и то, что несколько раз участвовал в предварительных в Милуоки. «Ну, говорю, не знаю, хороший вы боксер или нет, но, пока вы будете закладывать за галстук, ничего не получится хорошего». Он сказал, что сразу бросил бы пить, если б мог выступать не ринге, и я обещал его устроить, только чтобы он меня не подводил и бросил пьянство. Мы ударили по рукам, я взял его с собой в отель, заставил помыться, а на другой день купил ему кое-что из одежды. Полтора месяца я его кормил и поил за свой счет. Трудновато ему было отвыкать от пьянства, но в конце концов я решил, что он в форме, можно выпускать его на ринг. Он выступил против Смайли Сэйера и так быстро его уложил, что Смайли подумал, уж не случилось ли землетрясение. Ну а что он делал после этого, тебе известно. В его списке числится одно-единственное поражение — матч с Трэси в Милуоки, еще до того, как он попал ко мне, а в прошлом году он три раза побил Трэси.

В смысле денег он на меня пожаловаться не может. У него отложено тысяч семь. Недурно для мальчишки, который всего два года назад шатался по улицам без гроша? Он мог бы и больше отложить, только любит шикарно одеваться, жить в самых лучших отелях и прочее.

— А где его семья?

— Семьи у него, в сущности, нет. Он приехал из Чикаго, мать выгнала его из дому. Должно быть, задала ему перцу, вот он и говорит, что не хочет иметь с ней дела, пускай, мол, она первая предложит мириться. Говорит, денег у нее куча, так что она без него не пропадет.

Джентльмен, о котором шла речь, вошел в кафе и направился к столику Томми такой молодцеватой походкой, что на него оборачивались все посетители.

Комар был олицетворением здоровья, несмотря на слегка подбитый глаз и сильно запухшее ухо. Однако не цветущий вид привлекал к нему все взоры. Брильянтовая подковка в галстуке, ярко-алая рубашка в косую полоску, оранжевые ботинки и светло-синий костюм просто кричали, требуя к себе внимания.

— Где ты был? — спросил он Томми. — Я тебя везде искал.

— Садись, — пригласил его менеджер.

— Некогда, — ответил Комар. — Хочу сходить на пристань, поглядеть, как выгружают рыбу.

— Познакомься с моим братом Дэном, — сказал Томми.

Комар пожал руку Гэйли-младшему.

— Ну, если вы брат Томми, то мне больше ничего не требуется, — сказал Комар, и братья просияли от удовольствия.

Дэн облизал губы и смущенно пробормотал что-то, но молодой гладиатор уже не слушал его.

— Дай-ка двадцать долларов, — сказал он Томми, — мне они, может, и не понадобятся, только я не люблю, чтобы у меня в кармане было пусто.

Томми выдал Комару двадцать долларов и сейчас же записал эту операцию в черную книжечку, — подарок к рождеству от Общества страхования жизни.

— Надо полагать, — сказал он, — за такое развлечение с тебя ничего не возьмут. Хочешь, я с тобой пойду?

— Нет, не надо, — поспешил ответить Комар. — У вас с братом, верно, найдется о чем поговорить.

— Ну ладно — сказал Томми — только не пропадай и не трать деньги зря. Смотри приходи домой к четырем и полежи, отдохни.

— Мне лежать нечего, я и так его побью, — сказал Комар. — Он полежит за нас обоих.