Осознание (СИ) - "thelordofthedark" - Страница 70

Новый залп, и пули с одинаковой легкостью косят и тех, у кого хватило духу встретить смерть стоя, и тех, что бились в истерике, валяясь на коленях и вымаливая пощаду. Кому-то не повезло особенно сильно, и пули, разорвав грудную клетку и торс, не убили окончательно, и теперь стонут, умирая от жуткой боли. Офицеру приходится добивать таких выстрелами из пистолета, пока расстрельная команда перезаряжает оружие.

Офицер не успел отойти, как дроиды выводят уже новую партию смертников, пытаясь выстроить всех вдоль стенки, и вместе с ними новые крики, мольбы, даже банальное облегчение кишечника от продирающего все тело страха, но один из них почему-то врезается в память больше всего. В нем нет страха, только ненависть к победителям, что сейчас жестоко сводят счеты с теми, кто посмел выступить против действующего режима, упираясь и отбрыкиваясь от металлических манипуляторов боевых дроидов, он кричит что-то, похожее на песню: «Взвейтесь огнями в вечной ночи! Мы гордо головы держим, мы не рабы! Близится день, и пройдет время невзгод! Взвейтесь огнями в вечной ночи! Красное знамя над нашими рядами! Путь проложим своими клинками! Победа великая будет за нами!...» он продолжает кричать слова песни, буквально выплевывая их в металлические лица дроидов, глядящих на него безразличными окулярами многоканальных визоров, даже тогда, когда уже слышались команды офицера.

Такие люди действительно опасны, из них рождаются мученики, что даже своей смертью могут создать идею, за которой пойдут миллионы, но сейчас ему уже поздно петь, никто из тех, кто слышит эти слова, никогда не сможет их передать другому. Пули рвут его тело наравне с остальными, отбрасывая к стене, по которой медленно сползает вниз, оставляя на ней вытянутый кровавый след. Последние слова просто застревают в простреленном горле…

Какова вероятность, что один и тот же мотив может повториться в совершенно разных мирах? Однако слушая песню Алисы, Эдвард буквально видел перед собой расстрелянных активистов восстания, что когда-то подавлял, а вместе с ними и того несчастного фанатика с запудренными мозгами, что истинно верил в то, что делал. Может быть, это всего лишь его паранойя, но казалось, что действительно почти тот же мотив, что слышал перед звуками залпа, заткнувшими ту песню, но сейчас здесь совсем другой мир, а перед ним не обезумевший фанатик-революционер, не способный отличить правду от вымысла, а Алиса. Пусть немного непослушная и неуправляемая, но вполне мирная и невинная девушка, исполняющая понравившуюся ей песню. Чтобы он сделал бы с ней, встреться они совсем в другой ситуации? Например, на тех же руинах, в какие превратил городские кварталы, где заняли последнюю отчаянную оборону уже почти разбитые бунтовщики, знавшие, что пощады им все равно не будет. Ее бы ведь тоже связали и приставили к стене, одной этой песни было бы более чем достаточно, чтобы вынести смертный приговор. Сколько таких он отправил под расстрел, уничтожил орбитальными бомбардировками или спалил артиллерийскими обстрелами, штурмуя города и целые анклавы? Прежде об этом никогда не задумывался, заталкивая все в короткую фразу «сопутствующие потери», но сейчас эта мысль как гвоздь застряла в его сознании, никак не желая вылезать обратно.

- Эдвард, ты опять какой-то грустный сидишь, – к нему подсела Мику, когда Алиса взялась за вторую песню, задорно на него поглядывая и уже с ногами забравшись на фортепьяно, жалобно скрипнувшее, но этот мотив он точно никогда прежде не слышал.

- Мику… – он не знал, что говорить о тех эмоциях и воспоминаниях, что разбудила в нем песня Алисы. – У меня иногда бывают такие моменты, когда вспоминаешь прошлое…

- Плохое? – японка кивнула своей головой, от чего ее ультрамариновые хвосты опять заходили волнами, – Может, расскажешь? Тогда полегче станет, нельзя же все вечно в себе одном держать, – она мило улыбнулась и положила голову ему на плечо. В этот момент Эдвард успел перехватить гневный взгляд Алисы, но прерываться из-за этого рыжая не стала, решив отыграть песню до конца, а потом уже устраивать новый скандал.

- Не стоит тебе такое слушать, – отрицательно покачал головой Эдвард, погладив Мику по ультрамариновым волосам, мягким и послушным, – Есть и такие вещи, какие человек никому не должен рассказывать.

- Бака ты! – повторилась Мику, стукнув его кулачком, – Бака-бака-бака! – и на его плечо снова посыпались удары маленьких кулачков, почти незаметные и уж точно безболезненные, но он все равно попытался прикрыться от новых ударов.

- Чего у вас происходит? – Алиса оторвалась от гитары, все же не выдержав, глядя, как Эдвард разговаривает с Мику, пока та спокойно лежит у него на плече, – И чего она тебя лупит, мне интересно? Может и мне бы стоило приложить пару раз? – она усмехнулась своей задорной улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего.

- Он все время такой грустный? – почти обвинительным тоном спросила Мику, обращаясь, скорее, к Алисе, – Я хочу его развеселить, а он не поддается… – она неожиданно ткнула Эдварда пальцами в ребра, на что сразу же отреагировал, инстинктивно одернувшись в сторону. Рефлексы срабатывали сами по себе, и на любое неожиданное прикосновение, тем более в столь уязвимое место, реагировал как на возможное нападение, но девочки, кажется, подумали совсем о другом.

- Щекотки боится, – вслух озвучила нависшую над ними в этот момент мысль Алиса, плотоядно улыбнувшись наподобие заправского каннибала, увидевшего перед собой беззащитную добычу. И что самое страшное, примерно такая же улыбка появилась на лице Мику, так что Эдварду не стоило труда догадаться, что ему сейчас грозит. И, как сам подумал в последний момент, прежде чем на него накинулись две девушки, что лучше было бы оказаться на пути у настоящих каннибалов.

====== Осознание. Глава 13. ======

Глава 13.

Эдвард даже не смеялся, банально не получалось, он просто ржал как конь, пытаясь отбиваться от двух девушек сразу, решивших проверить на прочность его защиту. Как оказалось, высокая чувствительность, со временем развивавшаяся из-за частого использования боевого экзоскелета, имела и обратную сторону медали, делая его весьма уязвимым для столь изощренного вида пытки, как щекотка. Алиса с Мику, с пылающими от какого-то изуверского восторга глазами, довели его до совершенно невменяемого состояния, а его гулкий хохот, к тому же усиленный зданием музыкального клуба, имевшего отличную акустику, слышал, кажется, весь лагерь.

Попытки защититься ни к чему не приводили, действительно с ними драться Эдвард не хотел, а его слабые потуги прикрыть столь уязвимые ребра ни к чему не приводили, девочки с легкостью их обходили, не помогла даже попытка укрыться за большим медным тромбоном, в результате чего духовой инструмент с грохотом полетел на пол, порядком помявшись. Щекотка закончилась лишь сама собой, когда девушки запыхались, а Эдвард так и вовсе находился в полубессознательном состоянии, хватая ртом воздух и вытирая раскрасневшееся лицо, по которому уже слезы течь начинали.

- Я, конечно, через многое прошел, – устало сказал Эдвард, все еще улыбаясь как ненормальный, пытаясь справиться с ударной дозой эндорфинов, что только что получил его мозг, близкий к состоянию перегрузки, – но такого со мной еще никогда не устраивали. Святое небо… у меня даже челюсть разболелась… – добавил с обвинительным тоном, посмотрев на девушек, что выглядели невероятно собой довольными.

- Ты такой смешной был! – Мику с ногами забралась на фортепьяно и рассмеялась, – И забавный…

- А еще я мог себе голосовые связки порвать такими темпами, – заметил Эдвард, потерев ноющие ребра, – У меня такое чувство, будто я с кем-то подрался и меня долго били… возможно ногами…

- Можно устроить для сравнения, – беззлобно добавила Алиса, поставив напротив него стул спинкой вперед и, сев, облокотилась на нее, – Заодно скажешь, есть какая разница или нет, – и снова ее хищная улыбка, когда появляется только тогда, когда затевается очередная пакость. И, что самое удивительное, Эдвард начинал к ней постепенно привыкать.