Золотые рыбки - Чэндлер Раймонд - Страница 9

Женщина поставила опрыскиватель и вошла в дом. Вокруг меня жужжали пчелы. Большие мохнатые пчелы, которые не боятся холодного морского ветра.

На песчаную отмель накатывались волны, их шум напоминал далекую неземную музыку. Северное солнце казалось каким-то поблекшим, его лучи не грели.

Женщина вышла из дома, оставив дверь открытой.

– Он наверху, поднимитесь по лестнице, – сказала она.

Я обошел несколько старых кресел-качалок, стоящих между клумбами, и вошел в дом человека, укравшего когда-то Линдеровы жемчужины.

Глава 10

В большой комнате аквариумы стояли всюду: часть из них двумя ярусами на полках с подпорками, большие овальные – в металлических каркасах, одни подсвечивались сверху, другие – снизу. Водоросли беспорядочными гирляндами покачивались за грязным стеклом, а вода имела какой-то призрачный зеленоватый цвет. В ней плавали рыбки всех цветов радуги.

Были там рыбки длинные, тонкие и похожие на золотые стрелы, японские вулехвостые, за которыми тянулись фантастически большие хвосты, неоновые рыбки, прозрачные, словно цветное стекло, крохотные чупли в полдюйма длиной, редкостные золотые рыбки, большие и нескладные китайские телескопы с выпученными глазами, жабьими мордами и плавниками, которые двигались в зеленоватой воде, словно ноги, толстяка, торопящегося на обед.

Больше всего света падало из большого окна в потолке. Под этим окном возле голого деревянного стола стоял высокий сухопарый мужчина. В левой руке он держал трепещущую красную рыбку, а правой сжимал лезвие безопасной бритвы, обернутое с одной стороны лейкопластырем.

Он взглянул на меня из-под густых бровей. Глаза у него были глубоко запавшие, бесцветные, мутноватые. Я подошел ближе и посмотрел на рыбку в его руке.

– Грибок? – поинтересовался я.

Мужчина медленно кивнул головой и сказал:

– Белый грибок. – Потом положил рыбку на стол и заботливо расправил ее спинной плавник. Он был общипанный и раздвоенный, а на его потрепанных краях белел какой-то налет. – Белый грибок, – повторил хозяин. – Это не так страшно.

Я подправлю этого парня, и он будет здоровехонький. Чем могу служить, мистер?

Я покрутил в руке сигарету, улыбнулся ему и сказал:

– Они как люди. Я имею в виду рыбок. Тоже болеют.

Он прижал рыбку к столу и подрезал рваный край плавника. Потом расправил хвост и подрезал и его. Рыбка перестала биться.

– Одних удается вылечить, – отозвался мужчина, – других – нет.

Невозможно, например, вылечить болезнь плавательного пузыря. – Он поднял на меня глаза. – Если вы думаете, что ей больно, то ошибаетесь. Рыбку можно убить, но сделать ей больно, как человеку, невозможно.

Он отложил лезвие, смочил ватку жидкостью сиреневого цвета и закрасил ею обрезанные края плавника. Потом погрузил палец в баночку с вазелином и смазал им ранки. После этого пустил рыбку в маленький аквариум у стены, и она спокойно поплыла, очевидно, довольная.

Худощавый мужчина вытер руки, сел на край скамейки и уставился в меня своими безжизненными глазами. Когда-то, очень давно, он был, наверное, красивым.

– Интересуетесь рыбками? – спросил он. В голосе его слышался отдаленный, осторожный гомон тюремной камеры и тюремного двора.

Я покачал головой.

– Не очень. Это только повод. Я приехал издалека, чтоб увидеться с вами, мистер Сайп.

Он провел языком по губам, не спуская с меня глаз. А когда заговорил снова, голос у него был мягкий и усталый.

– Моя фамилия Уоллес, уважаемый.

Я выпустил кольцо дыма и проткнул его пальцем.

– А для моего дела вы мне нужны как Сайп.

Он наклонился вперед, опустил руки между расставленными костлявыми коленями и сжал пальцы. Большие узловатые руки, которые когда-то переделали много тяжелой работы. Голова чуть дернулась вверх, глаза холодно смотрели из-под мохнатых бровей. Но голос его оставался мягким.

– Давно ко мне не наведывались легавые. По крайней мере не лезли с разговорами. Чем ты сейчас занимаешься?

– А угадай, – сказал я. Его голос стал еще мягче.

– Послушай, легавый, я тут живу тихо, спокойно. Меня больше никто не трогает. Я получил амнистию прямо из Белого дома. Забавляюсь себе золотыми рыбками, а человек проникается чувством к тем, за кем ухаживает. Я никому на свете ничего не должен. Я свое заплатил. У моей жены хватит денег для нас обоих. Все, чего я хочу, – это чтоб меня оставили в покое, легавый. – Он замолчал, покачал головой и добавил:

– Меня больше не обманешь. Довольно!

Я ничего не ответил. Только легонько улыбнулся.

– Теперь до меня никому нет дела, – продолжал хозяин. – Я получил амнистию от самого президента. Я хочу только одного: чтоб меня оставили в покое.

Я покачал головой, все еще улыбаясь.

– Это – единственное, чего ты не дождешься. Пока сам все не отдашь.

– Послушай, – мягко проговорил он, – ты, наверное, новенький в этом деле.

Тебе еще все кажется интересным. Ты хочешь сделать себе имя. Но на мне это висит уже двадцать лет, и ко мне приходило много больших людей, некоторые из них были даже очень умные. И они поняли: у меня нет ничего, кроме того, что принадлежит мне. Да никогда и не было. Все досталось кому-то другому.

– Почтовому служащему, – бросил я. – Ну, конечно!

– Послушай, – так же мягко продолжал Сайп, – я свое отсидел. Я знаю все входы-выходы. Знаю, что вы так просто не успокоитесь, во всяком случае до тех пор, пока еще жив человек, который может что-то вспомнить. Я знаю, время от времени ко мне будут присылать какого-нибудь гада, чтоб он снова все это копал. Ну и ладно. Я не обижаюсь. Ну, а теперь, что мне сделать, чтоб ты убрался?

Я покачал головой и посмотрел на рыбок, которые равнодушно плавали в своих больших уютных аквариумах. Я почувствовал усталость. Эта тишина вызывала в моем мозгу образы-призраки – призраки давно прошедших дней.

Поезд, грохочущий сквозь темноту, засада в почтовом вагоне, вспышка выстрела, мертвый почтовый служащий на полу, тихое журчанье воды из бака и человек, которому удалось девятнадцать лет хранить тайну. Почти удалось.

– Ты сделал одну ошибку, – неторопливо начал я. – Помнишь парня по имени Шелушитель Мардо?

Он поднял голову. Я видел, как он старается что-то вспомнить. Но это имя ему, кажется, ничего не сказало.

– Ты знал этого парня в Ливенворте, – сказал я. – Коротышка сидел за то, что раздваивал двадцатидолларовые банкноты и подклеивал фальшивую вторую сторону.

– Угу, – отозвался Сайп. – Помню.

– Ты рассказал ему, что жемчужины у тебя, – сказал я.

Но Сайп, как видно, не верил мне.

– Наверное, я пошутил тогда, – медленно, как-то опустошенно проговорил он.

– Возможно. Но слушай дальше. Сам он так не думал. Не так давно он побывал в этих краях с приятелем по кличке Закат. Они тебя где-то увидели, и Шелушитель тебя узнал. И начал шевелить мозгами: как бы, дескать, немножко подзаработать? Но парень не мог и дня прожить без кокаина, да еще и разговаривал во сне. Вот одна девушка и узнала про шарики. А потом еще одна девица в компании с одним адвокатиком поджарили Шелушителю пятки, и теперь он мертв.

Сайп уставился на меня немигающим взглядом. Мор-Щинки в уголках его рта углубились.

Я помахал сигаретой и продолжил:

– Мы не знаем, что он там выболтал, но адвокатик с девушкой теперь в Олимпии. Закат тоже в Олимпии, но он уже мертв. Они его прикончили. Не поручусь, что они знают, где ты. Но в конце концов, наверняка, узнают. Они или кто-нибудь другой, похожий на них. Ты можешь измотать полицию, если она неспособна найти жемчужины, а ты не пытаешься их продать. Можешь вымотать страховую компанию...

Ни один мускул не шевельнулся на лице Сайпа. Не шевельнулись большие узчоватые пальцы, сплетенные между коленями. Только его мертвые глаза неотрывно смотрели на меня.

– Но от мошенников тебе не отмотаться, – продолжал я. – Эти не отцепятся.