Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании - Риттельмайер Фридрих - Страница 25

«Се, Человек!» — говорит Пилат, выводя Христа в терновом венце на обозрение толпы. И в самом деле, у нас исчезают все сомнения в значительности этих слов, когда мы узнаём, что посвящаемый в персидские мистерии должен был пройти через бичевание, а затем получал царский плащ и скипетр, но также и колючий венец из аканфа. Здесь то же слово «аканф», что и в библейском повествовании. Терновый венец имел шип посереди лба — в напоминание о том, что земное «Я» здесь, на земле, должно завоевать мудрость, достижимую лишь через боль. Этому обряду посвящения, как и повсюду в мистериях, вероятно, предшествовали упражнения в самоотречении, вроде того, какое мы видим в омовении ног.

Существует даже прямая связь между этими мистериями и сценой в Иерусалиме. Ведь в римской армии культ Митры был едва ли не самой популярной религией. Услышав, что Христос — царь без царства, солдаты разыграли эту сцену, смешав в ней воспоминания о мистериях с издевательскими насмешками. Терновый венец говорит более чем ясно. Правда, в это время персидский праздник Сакеи уже порядком выродился и слился с шутовством римских сатурналий.

Слова Пилата «се, Человек!», вероятно, тоже были мистериальным глаголом, который действительно произносился в том случае, когда посвящение доводилось до конца. Пилат, вероятно, знал это и употребил эти слова в циничном смысле. Если так, то Пилатово изречение становится еще яснее. В нем не сострадание, но скрытое глумление над иудеями. Понятнее становится и почему именно в этот миг иудеи пришли в ярость и, согласно Иоаннову Евангелию, первый раз закричали: «Распни Его!» Видимо, они догадывались или что‑то знали о мистериальной подоплеке, без которой в тогдашние времена было немыслимо почти ничего, и, естественно, все это отвергали. По–новому и гораздо глубже можно теперь понять и упомянутые мистические переживания средневековых монахов, которые вслед за Христом как бы участвовали в страстях Господних. Они связаны со священными жизненными законами.

Перед нами, таким образом, открывается следующий путь развития. В древних мистериях, остатки которых дошли до нас в персидском празднике Сакеи [ср., напр.: Вундт «Психология народов» (Wundt, Vцlkerpsychologie, П. Teil, 3.Band, S. 707 ff.)], человека вели к посвящению по изначальной мудрости и сокровенному знанию о законах вселенной, но без Христа. И все же люди интуитивно прорывались к истинной человечности. В средние века Христа переживали в глубоком сочувствии, но не ведая о загадках вселенной. И все же, познавая, человек прорывался к этим тайнам. Здесь, в наших упражнениях, соединяются оба пути. Если упражнения будут выполняться не только эмоционально, в сочувствии Христу, но и в созерцании их мирового значения, тогда они возродятся ныне на более высокой жизненной ступени.

Опять‑таки Рудольф Штайнер четко указал на связь первой ступени страстного пути и обряда посвящения персидских мистерий. На основе его сообщений мы идем дальше. Кое‑что, возможно, потребует уточнения, дополнения, а то и исправления. Несомненно, однако, что в трех этих образах перед нами развитие к высшей человечности. Глядя на предмет наших рассуждений, можно даже сказать: до пришествия Христа собственно человеческие свойства в человеке еще совершенно отсутствовали. Или существовали, но, как в мистериях, лишь в качестве прообраза. Мир, в котором находится человек, тройствен. Человек живет среди своих собратьев по человечеству: для этого мира Христос дарует ему любовь. Он живет своей судьбой: для этого мира Христос дарует ему мир, лад. Он живет перед Богом: для этого мира Христос дарует ему святость. «Се, Человек!»

Не удивительно, если у иного читателя возникает ощущение, что от сплошных разговоров о медитации он уже не знает, что составляет ее предмет. Пусть он примет во внимание, что мы предлагаем здесь помощь на всю жизнь. Если читатель сначала задержится на упражнениях «Я», а все дальнейшее прочтет сперва просто как пособие для понимания Библии, это уже хорошо. Даже в таком случае дальнейшие рассуждения окажутся для него ценны, причем как раз с точки зрения медитаций «Я», о которых говорилось выше. Он увидит направление, в каком развивается целое, и поймет важность некоторых деталей для основной медитации, например способ, которым только что были изображены любовь и мир.

В заключение мы предложим, как лучше всего поступить, чтобы оптимальным образом включить в совокупную жизнь весь организм из двадцати одного упражнения. Для начала полезно так или иначе закрепить основные медитации любви и мира, далее, исходя из этого, перейти к медитациям «Я», попутно вновь и вновь перечитывая начинающиеся здесь упражнения по воспитанию чувств. Но читать надо не все залпом, как журнал, а задерживаясь на каждом образе и испытывая его воздействие. Таким способом можно научиться и лучше читать Библию. Но просто ли перечитывая и медитируя вновь и вновь или, если это под силу, памятуя о предшествующих медитациях и включая в них интенсивное медитирование об этих образах, — в любом случае полезно живо ощущать не только серьезность, но всечеловечностъ этих образов. Ведь, «следуя Христу», мы вырастаем в истинного человека. Этот человек должен быть готов принять на себя страдания. Иначе он не станет человеком на земле. Хотя главное здесь не страдания. Важнее глубоко проникнуться представлением, сколь великолепен замысел Божий о человеке, ибо человек этот несет в себе царственную любовь к всему, что ниже его, и небесный мир и лад — к всему, что вокруг него, и божественную святость — к всему, что над ним. Трем этим качествам должно очиститься так, как это возможно посредством образа Христа.

По любви человек решает сойти на землю. С миром ходит он по земле. С мудростью, рожденной из святости, возвращается он с земли к небесам. Се, Человек!

7

Когда Пилат произнес слова: «Се, Человек!» — первосвященники и их слуги закричали в ответ: «Распни Его!» Такая сцена не просто способна взволновать до глубины души, она насыщена и мировой историей.

В те времена существовало два пути посвящения — северный и южный. Следуя северным путем, человека — согласно народным религиям, в которые входила данная эзотерика, — направляли главным образом во внешний мир, и он переживал смысл вселенной. Южный путь посвящения вел в глубины его собственного сокровенного существа и как бы проникал внутрь, к сущности мира. О северном пути посвящения мы имеем некоторое представление благодаря тому, что нам рассказано о Персии. Сатурнального царя римского народного праздника, связанного с персидским праздником Сакеи, уже в более поздние времена снабдили двумя прислужниками. К тому, что рассказано об аканфовом венце, добавляются еще и такие, казалось бы, совершенно случайные детали, как, например, что Христос был распят вместе с двумя разбойниками. Южный путь посвящения приобрел классическую завершенность прежде всего в Египте и вел человека через смерть к воскресению. Посвящаемого нередко даже привязывали на три дня к кресту. Здесь мы основываемся на результатах духовного исследования Рудольфа Штайнера, которые кажутся нам весьма правдоподобными. Право проверить на сей предмет исторические свидетельства — коль скоро такие существуют — мы предоставим другим.

Если так, то в сцене судилища перед домом Пилата юг в душе иудеев — естественно, совершенно или почти бессознательно — отвечал северу. Можно сказать, человечество бессознательно говорит с самим собой: только что Он символически прошел северный путь посвящения и должен теперь пройти другой путь тоже. Ведь ритуалы посвящения отнюдь не были произвольными обычаями, но соответствовали глубинным законам мира. Если северный путь завершался агавами Пилата «Се, Человек!», то южный путь, собственно говоря, должен бы завершиться словами «Се, Бог!», ибо тот, кто идет через смерть к воскресению, вступает из человечества в сонм сверхлюдей, или богов, как говорили в древности. Так, в Египте посвященного называли просто Осирисом.