Засада на Нун-стрит - Чэндлер Раймонд - Страница 7

Потом спрятал все барахло обратно и в задумчивости уставился на стол. Здесь лежала записная книжка в блестящем кожаном переплете. На чистой первой странице видны были следы букв. Полицейский посмотрел книжку против света, взял карандаш и легко, свободно стал заштриховывать страницу. Когда вся она была заштрихована, Энглих прочел: «Нун-Стрит 4623. Спросить Рено».

Он вырвал страницу из записной книжки, сложил ее и спрятал в карман, после чего взял свой кольт и направился к двери. Он закрыл за собой на ключ дверь и вышел на лестницу, ведущую в аллею.

Тело негра лежало там же, где и раньше, – между седаном и стеной. Аллея была пустынна. Полицейский наклонился, обшарил карманы убитого и вытащил пачку банкнот. В слабом свете спички он отсчитал семьдесят семь долларов и начал совать остальные деньги в пиджак негра. На тротуар упал клочок бумаги, с неровно оторванной половиной.

Энглих нагнулся и при свете еще одной спички присмотрелся к бумажке. На ней виднелся обрывок фразы: «...3. Спросить Рено».

Полицейский зябко передернул плечами и пробурчал:

– Уже лучше.

Он сел в машину и включил мотор.

7

Номер над дверью был освещен слабым светом лампочки. Это было единственное освещенное место у фронтона всего деревянного дома, расположенного за квартал от отеля, где Пит недавно играл в кости. Окна были занавешены. Из-за портьер доносился чуть слышный говор, смех, чей-то высокий голос пел. По обе стороны улицы стояли машины.

Дверь открыл высокий стройный негр в черном костюме, с золотым пенсне на носу. За его спиной была вторая закрытая дверь.

– Ты Рено? – спросил Пит Энглих. Высокий негр молча утвердительно кивнул.

– Я пришел за девушкой, которую оставил Раф, за белой.

Негр некоторое время стоял молча, глядя куда-то за спину Энглиху. Наконец он отозвался мягким, шелестящим голосом, идущим как бы откуда-то из иного мира:

– Войди и закрой дверь.

Полицейский выполнил указание. Негр открыл внутреннюю дверь – толстую, массивную. В глаза ударил темно-красный свет. Они. прошли по коридору.

Темно-красный свет падал из открытой двери, ведущей в салон, украшенный бархатными шторами. В углу его располагался бар, за которым орудовал негр в белом пиджаке. Там сидели и пили четыре пары: смуглые, черные весельчаки с прилизанными волосами и девицы с выщипанными бровями, голыми плечами, в шелковых чулках. В приглушенном темно-красном свете эта сцена казалась нереальной.

Рено показал на девиц глазами, опустил тяжелые веки и спросил:

– Какую тебе?

Негры в салоне смотрели на них в молчании. Бармен наклонился и полез рукой под стойку.

Пит Энглих вытащил из кармана смятую бумажку:

– Так лучше?

Рено осмотрел ее. Медленно он вынул из кармашка жилета похожий листок, сложил обе части, откинул голову назад и посмотрел на люстру.

– Кто тебя прислал?

– Вальтц Элегантный.

– Мне это не нравится, – сказал негр. – Он написал мое имя. Мне это не нравится. Это не умно. Но тебя я проверил.

Он отвернулся и начал подниматься по длинной пологой лестнице. Полицейский пошел за ним. Неожиданно кто-то из молодых негров в салоне прыснул.

Рено остановился, повернулся, спустился вниз и подошел к весельчаку.

– Это бизнес, – произнес он на одном дыхании. – Сам знаешь, иначе сюда белых не пускают.

– Порядок, Рено, – успокоил его парень, который только что рассмеялся и поднял рюмку.

Рено вновь начал подниматься по лестнице, что-то ворча себе под нос. В коридоре наверху было несколько закрытых дверей. Рено вынул ключ, открыл одну из них в конце коридора и отошел в сторону.

– Забирай ее, – едко сказал он, – белый товар я здесь не держу.

Энглих вошел в спальню. В противоположном углу горела лампа рядом с кроватью, накрытой покрывалом. Окна были закрыты, воздух спертый, нездоровый.

Токен Вар лежала на боку, лицом к стене и всхлипывала.

Полицейский подошел к кровати и прикоснулся к ней. Она резко повернулась, с лицом искаженным страхом. Глаза ее были широко открыты.

– Как себя чувствуешь? – спросил мягко Энглих. – Я ищу тебя по всему городу.

Она посмотрела на него. Страх медленно стал отпускать ее.

8

Фотограф редакции «Ньюс» левой рукой высоко поднял вспышку и наклонился над аппаратом.

– Прошу улыбнуться, мистер Видаури, – сказал он. – Грустно... вот так, чтобы девушки падали а обморок.

Актер повернулся в кресле, демонстрируя профиль. Он улыбнулся девушке в красной шляпке, потом с той же улыбкой посмотрел в объектив аппарата.

Блеснула вспышка, щелкнул затвор.

– В целом неплохо, мистер Видаури. Хотя бывало и лучше.

– Я пережил серьезное потрясение, – мягко напомнил актер.

– Я думаю. Угроза получить порцию кислоты в лицо не очень веселая шутка, – признал фотограф.

Девушка в красной шляпке прыснула и закашлялась, прикрыв рот рукой в красной перчатке.

Фотограф собрал штатив. Это был пожилой мужчина с печальными глазами. Он покачал головой и поправил шляпу.

– Да, кислота в лицо это, конечно, не весело. Ну, мистер Видаури, надеюсь, вы с утра примете наших ребят?

– С удовольствием, – ответил устало актер. – Только попросите их перед приходом позвонить. И выпейте со мной рюмку.

– Я не пью, – отказался фотограф. – Такой уж я странный человек.

Он перебросил через плечо сумку со вспышкой и направился к выходу. Неизвестно откуда появился маленький японец, проводил фотографа до дверей и исчез.

– Угроза облить личико кислотой, – повторила девица в красной шляпе. – Ха-ха-ха! Какое страдание, какой ужас, если так позволительно выразиться порядочной девушке. Можно я выпью?

– Никто тебе не мешает, пей! – огрызнулся актер.

– И никто никогда не помешает, дорогой. Она нетвердым шагом подошла к столу, на котором лежал квадратный китайский поднос, и налила себе виски.

– На сегодня, кажется, все, – со вздохом сказал Видаури. – Уже были из «Бюллетеня», из «Пресс-Хроникл», из трех радиопрограмм, из «Ньюс»... Не так уж плохо.

– Я бы сказала – великолепно, – вмешалась девица. Актер посмотрел на нее исподлобья.

– Но так никого и не поймали, только невинного прохожего. А может, тебе что-нибудь известно на эту тему, Ирма?

Ее ленивая усмешка была ледяной.

– Ты думаешь, я стану из тебя вытягивать какую-то паршивую тысячу? Не будь ребенком, Джонни. Мне нужно все.

Видаури встал и подошел к столу резного дерева. Он вытянул ящик, вынул оттуда большую хрустальную пулю. Сел в кресло, с пулей в руке, глядя на нее пустым взглядом.

Девушка наблюдала за ним широко открытыми глазами.

– Черт возьми, он спятил, – наконец пробормотала она. Потом с громким стуком отставила рюмку, подошла к актеру и наклонилась. – Ты знаешь, Джонни, с тобой случилось то, что бывает с развратниками после сорока лет. У них появляется бзик на почве цветов и игрушек. Они вырезают кукол из бумаги, играют со стеклянными пулями. Господи Боже, Джонни, кончай. С тобой ведь дело еще не так худо.

Актер не отрывал глаз от хрустальной пули. Он дышал глубоко, ровно.

Девушка еще больше наклонилась к нему:

– Поедем куда-нибудь, Джонни. Я люблю гулять ночью.

– Мне не хочется никуда ездить, – отказался он. – У меня... у меня предчувствие. Что-то висит в воздухе.

Девушка внезапно ударила его по руке. Пуля тяжело упала на пол и заскользила по пушистому ковру.

Видаури вскочил на ноги, лицо его исказилось от бешенства.

– Я хочу прошвырнуться, красавчик, – холодно сказала девица. – Ночь теплая, хорошая, машина у тебя тоже хорошая, вот и прогуляемся.

Актер смотрел на нее взглядом, полным ненависти. Вдруг он улыбнулся, ненависть исчезла из его глаз. Он вытянул руку и приложил палец к губам девушки.

– Поедем, дорогая, конечно, поедем, – шепнул он.

Он поднял пулю, закрыл в столе и вышел в соседнюю комнату. Девица в красной шляпке открыла сумочку, подмазала губы и состроила себе гримасу в зеркальце пудреницы. Потом набросила бежевое шерстяное пальто, обшитое красной тесьмой, и забросила за плечи капюшон.