Шестое правило волшебника, или Вера Падших - Гудкайнд Терри - Страница 119

Ричард иссяк. Ему казалось, что все это – какой-то дурацкий сон.

– Вспомоществование? Да это моя зарплата! За работу, что я выполняю!

– Это эгоистичный взгляд на вещи, Ричард. Работа– это милость со стороны рабочей ячейки, компании и Ордена.

Ричард слишком устал, чтобы спорить. К тому же вовсе не ожидал никакой справедливости хоть в чем-то, что делалось во имя Ордена. Ему хотелось лишь добраться до их нового жилья и упасть спать.

Когда они открыли дверь, один из тех трех юнцов рылся в сумке Никки. Держа в одной руке ее нижнее белье, он ухмыльнулся, глядя на вошедших через плечо.

– Так-так, – протянул он, поднимаясь. Рубашки на нем по-прежнему не было. – Похоже, две мокрые крысы нашли-таки нору для жилья.

Его похотливый взгляд скользил по Никки. На лицо ей он даже не смотрел.

Никки сперва выхватила у него сумку, потом свои вещи. И принялась запихивать их в сумку. Юнец наблюдал, продолжая ухмыляться. Ричард испугался, что она наплюет на узы с Кэлен и воспользуется своей силой, но Никки лишь разъяренно поглядела на нахала.

Комнатушка оказалась жалкой и обшарпанной. Низкий потолок просто давил. Когда-то он был побелен, но теперь потемнел от чада свечей и ламп, комната походила на пещеру. Освещала помещение одинокая свечка, горевшая на замызганной полочке у двери. В углу, у засиженной мухами стенки стоял перекосившийся шкаф. Одна дверца шкафа выломана. Единственное, на что можно сесть, кроме замызганного и ободранного соснового пола, – два деревянных стула подле стола у окна. Маленькие квадратики стекла на окне были все заляпаны пятнами краски всех цветов радуги. Через маленький выбитый треугольник Ричард видел серую стену соседнего здания.

– Как ты сюда попал? – рявкнула Никки.

– Универсальный ключ, – помахал он ключом, как королевским жезлом. – Мой папаша – управляющий. Я просто осматривал ваши шмотки на предмет подрывной литературы.

– А ты умеешь читать? – Никки просто сочилась ядом. – В жизни не поверю, пока своими глазами не увижу!

С физиономии юнца не сходила вызывающая ухмылка.

– Нам не нужны тут подрывные элементы. Это может подвергнуть опасности всех остальных. Мой отец обязан сообщать о любой подозрительной деятельности.

Ричард шагнул в сторону, пропуская направившегося к двери парня, но тут же перехватил его за руку, когда тот схватил свечку.

– Это наша свечка, – произнес Ричард.

– Да ну? С чего ты это взял?

Ричард сжал крепче обнаженную мускулистую руку парня. Глядя ему в глаза, он жестом показал:

– На ее основании вырезаны наши инициалы.

Парень машинально перевернул свечку, чтобы посмотреть. Горячий воск брызнул ему на руку. Взвыв, он выронил свечу.

– Ох ты! Беда какая! – спокойно проговорил Ричард. Наклонившись, он поднял свечу. – Надеюсь, с тобой все в порядке? Горячий воск в глаза ведь не попал, а? Жутко больно, когда горячий воск попадает в глаз.

– Да? – Юнец отбросил прямые темные волосы со лба. – А откуда ты знаешь?

– У себя на родине я как-то видел, как это случилось с одним бедолагой.

Ричард высунулся в коридор, где горела на полке еще одна свечка. И ногтем демонстративно нацарапал Р и С на основании свечи.

– Вот видишь? Мои инициалы.

Юнец даже не соизволил поглядеть.

– Угу, – буркнул он и рванулся к дверям.

Ричард вышел с ним вместе и зажег свечу от той, что горела в коридоре. Юнец, притормозив, высокомерно глянул на Ричарда.

– А как тот придурок ухитрился залить себе воском глаза? Он что, такой же тупой здоровенный дуболом вроде тебя?

– Да нет, – небрежно ответил Ричард. – Вовсе нет. Это был озабоченный юнец, по глупости позарившийся на чужую жену. И воск в глаза ему налил муж.

– Да ну? А почему этот тупоголовый козел попросту не закрыл их?

И тут Ричард впервые за все время одарил парня не сулящей ничего хорошего улыбкой.

– Да потому что ему сперва отрезали веки, чтобы он не мог закрыть глаз. Видишь ли, там, откуда я родом, с каждым, кто прикасается к женщине вопреки ее воле, обращаются не больно-то ласково.

– Дану?

– Ага. И веки – не единственное, что отрезали тому молодцу.

Юнец снова отбросил волосы со лба.

– Ты что, мне угрожаешь, дуболом?

– Нет. Я не могу сделать тебе ничего хуже того, что ты уже делаешь себе сам.

– Это ты о чем?

– Ты никогда ничего в жизни не добьешься. Ты всегда будешь ничтожеством, грязью, что счищают с сапог. У тебя есть лишь одна жизнь, а ты ее растрачиваешь впустую. И это очень печально. Сомневаюсь, что ты имеешь хотя бы малейшее представление, что означает быть по-настоящему счастливым, совершить что-то действительно стоящее, чтобы можно было гордиться собой. Ты сам все это на себя навлек, и хуже этого ничего быть не может.

– Я не могу изменить свою жизнь.

– Нет, можешь. Ты сам строишь свою жизнь.

– Да ну? И как ты себе это представляешь?

– Посмотри, в каком свинарнике ты живешь, – обвел рукой Ричард. – Твой отец – управляющий. Почему бы тебе не проявить немного гордости и не привести в порядок это место?

– Так он ведь управляющий, а не хозяин. Хозяин был алчным сукиным сыном, сдирающим плату, которая многим была недоступна. Орден забрал этот дом себе. А хозяина за его преступления против народа замучили до смерти. Моему отцу дали работу управляющего. Мы просто присматриваем за этим домом, чтобы помогать таким дуракам вроде тебя, у кого нет жилья. У нас нет денег на ремонт дома.

– Денег? Разве нужны деньги, чтобы убрать весь этот мусор в коридоре? – указал Ричард.

– Не я его набросал.

– А погляди на эти стены. Чтобы их вымыть, деньги вовсе не нужны. А пол в этой комнате? Его не мыли лет десять как минимум.

– Эй, я ведь не уборщица!

– А ступени у подъезда? Кто-нибудь в один прекрасный день свернет себе шею. Может, даже ты сам или твой отец. Почему бы тебе для разнообразия не сделать что-нибудь полезное и починить их?

– Я же сказал, у нас нет денег на ремонт.

– А для этого деньги и не нужны. Ее нужно лишь перебрать и заменить прогнившие ступеньки. А их можно вырезать из валяющихся повсюду деревяшек.

Парень вытер ладони о штаны.

– Раз ты такой умный, так чего ж не починишь ступеньки?

– Отличная мысль. Я так и сделаю.

– Да ну? Я тебе не верю. – К парню снова вернулась наглость.

– Завтра, после работы, я починю ступеньки. Если придешь, то я научу тебя, как это делать.

– Может, и появлюсь, чтобы посмотреть на придурка, который будет чинить что-то, что ему даже не принадлежит, и чинить задаром к тому же.

– Вовсе не задаром. А потому, что я тоже хожу по этой лестнице, и чтобы дом, в котором я живу, выглядел поприличней. И мне не хочется, чтобы моя жена сломала себе ногу. Но если ты захочешь прийти и научиться, как чинить лестницу, то сперва наденешь рубашку из уважения к живущим в твоем доме женщинам.

– А если я приду посмотреть, но не стану напяливать рубашку, как какой-то старый пердун!

– Тогда у меня не найдется достаточно к тебе уважения, чтобы тратить время на то, чтобы учить тебя чинить ступеньки. И ты ничему не научишься.

– А если я не хочу ничему учиться?

– Ну, тогда, наоборот, я узнаю кое-что новое о тебе.

– Да за каким лешим мне вообще нужно учиться чинить какие-то дурацкие ступеньки? – закатил глаза парень.

– Вообще-то особой необходимости учиться чинить ступеньки у тебя нет, но если тебе не наплевать на себя самого, то тебе следовало бы хотеть чему-нибудь научиться. Даже самым простым вещам. Человек начинает гордиться собой, только если делает что-то полезное, пусть это всего лишь только починка нескольких ступенек.

– Да ну? Я и так горжусь собой.

– Ты запугиваешь людей и их страх ошибочно принимаешь за уважение. Никто не может дать тебе самоуважение, даже те, кому ты небезразличен. Самоуважение человек зарабатывает сам. А пока что ты умеешь только пыжиться и выставлять себя дураком.