Дикая охота. Колесо (СИ) - "Aelah" - Страница 20

- Нет, древний.

Глаза духа, затянутые мерцающей пеленой…

- Не осознаю.

Рука, прозрачная туманная рука, последняя ниточка благостного покоя, тянущаяся из сердца Бессмертного сюда, в мир смертных. Ниточка, которая вот-вот порвется…

- Но сделаю.

Все замерло. Все стало таким простым и понятным, словно высветилось изнутри и так и отпечаталось на сердце. Мара видела звездное колесо, медленно гаснущее, немыслимо древнее, великое. По одну его сторону из озера, до краев заполненного туманом, тянулось к небу дерево, и корни его пили пустоту, и листья пустоту пронзали, терялись в ней, тонули… А меж листьев сияли звезды, тысячи солнц, тысячи миров. Они бились, словно сердца – в едином ритме, и Мара слышала музыку в их биении. К горлу подкатил ком, а в глазах защипало. В этой песни и крылась великая истина, пронзительно сияющая. В этой простой мелодии биения жизни. Все, что есть у нас…

По другую сторону колеса не было ничего. Только темная, пульсирующая точка, ширящаяся с каждой секундой. Мара заворожено наблюдала, как вязкая мгла втягивала в себя дрожащие рядом с ней звездочки. Даже не втягивала – а словно иссушала их, обращала их в прах. Ведьма попыталась увидеть энергию вокруг точки, а когда ей все-таки это удалось, горло сдавил ледяной ужас: цветные искры медленно изменялись, становясь холодными и черными, теряя всю свою природу и свиваясь в невидимые щупальца, которые тянулись к живым огонькам силы. И один из черных канатов уже касался звездного обода, не давая колесу завершить оборот.

Ведьма судорожно вдохнула, хватая ртом воздух. Хелед смотрел на нее, и солнечные блики вспыхивали и гасли на его прозрачной коже. Лес вокруг тихо шелестел, ветер сонно перебирал листву, а где-то в ветвях беспечно щебетали птицы. Мир, хрупкий и дрожащий, такой светлый и чистый, созданный рукой великого Бога – с великою любовью… Мара ощущала себя частью этого мира, принадлежащей ему и одновременно существующей отдельно. Она была всем – как и тогда, когда соединялась с лесом. Только теперь это ощущение прочно поселилось в сердце и не желало исчезать.

- Благодарю тебя, древний, - ведьма поднялась с земли и низко поклонилась духу, закрыв глаза, - Я вспомнила все, что должна была.

Молодой хелед потянулся к ее ладони, на прощание уткнувшись в нее макушкой, и вновь принялся резвиться в воде.

Ты не боишься, дочь Бессмертного?

Мара задумчиво посмотрела в глаза древнего. Он наверняка знал ответ – но ведьма была благодарна ему за этот простой вопрос.

- Нет. Я ведь не умру.

Солнце сверкнуло там, где сияло сердце хеледа. Мара не сомневалась – он улыбнулся ей.

Верно. Тогда – славно. Возвращайся домой, девочка. В Ночь Сна ты проведешь нас, и как только последний дух уснет, ты начнешь свою дорогу. Край Синеокой – Мертволесье. Там начинается Дикая Охота. Туда ты отправишься, и там отыщешь ее.

Ведьма еще раз поклонилась. Хелед поднялся и зашагал прочь по воде – Маре казалось, что на прозрачной глади оставались его следы: блики осеннего солнца, рассыпающиеся золотом. Следом за ним, выпрыгивая из воды прозрачной рыбкой, ушел и молодой хелед, и скоро водопад скрыл их от взгляда ведьмы. Женщина еще раз окинула взором каскады воды, деревья, обступающие их со всех сторон и берег, все еще хранящий цепь ее следов. Здесь царил покой – и царить он должен еще сотни лет. И никак иначе.

Солнце все еще сияло высоко на небосклоне. Мара поспешила покинуть пронизанные светом водопады – ей хотелось до ночи добраться до северных угодий и заночевать там, как и в прошлый раз. Женщина шла быстро, рассчитав время так, чтоб до сумерек успеть пересечь все реки на пути. Вечера в Гарварне уже были холодными, и прозябать, переходя очередной брод, Мара не собиралась.

Последнюю речушку – ту самую, с полусгнившим мостиком - ведьма оставила за спиной уже под вечер, когда лес начал медленно наполняться темно-золотистым, рыжеватым сиянием. В лесу стояла тишь – только деревья шелестели кронами. Когда стемнеет, Мара уже будет засыпать, уютно устроившись у корней ясеня и ощущая в груди ласковый туман, заполнивший всю ее с того самого момента, как она увидела звездное колесо. И мысли ее будут покоиться в ладонях Бессмертного, и вспышками там будут мелькать образы – глаза матери, громадное Древо в сердце Гарварны, пляска болотных огоньков. Утробное мурлыканье серой кошки. Золотистый свет, расплескавшийся в комнате, где пахнет травами и покоем. Озорная ухмылка Даэн. Мара фыркнула – да что такое? И чего вспомнилась та девчушка с изодранными коленками? Уж лучше бы о колесе думала, глупая ведьма.

Мара не заметила, как принялась тихонько мурлыкать мелодию, невесть откуда взявшуюся в голове. Напев эхом разносился по лесу, оставаясь единственным звуком в звенящей, такой непривычной тишине.

Ведьма замерла. Пичужки, щебечущие в чащах даже под вечер, смолкли – притом уже давно. Молчали козодои, совы не перекрикивались меж собой. Скворцы, в эту пору шумящие даже на закате, сейчас словно разом сгинули. Мара нахмурилась и направила волну ощущения дальше в лес, за пределы северных угодий, к дому. Нет, там к шороху ветвей примешивались крики сычиков, где-то на болотах протяжно вскрикнул лунь… В северных угодьях же исчезли все птицы. Да и звери – Мара ощущала их, попрятавшихся по норам, едва дышащих.

Ведьма стала струной, чутко реагирующей на каждую искру энергии. Некоторые духи, особенно молодые, периодически демонстрировали свою власть обитателям Гарварны, нагоняя на них страх. Звери и птицы подчинялись древним духам – и стоило только какому-нибудь из детей Бессмертного вплести в энергию леса ощущение опасности, как животные прятались, да так, что самый искусный охотник не нашел бы. Такой властью обладали фаралла и кримхейны, тем же даром, но менее сильным, владели агалати. Еще порой так развлекались те, кого люди кликали лешими и бесями – кельди, но те могли наслать морок лишь на одно существо, не на целые семьи и стаи.

Мара вздохнула, пытаясь отыскать энергию какого-либо духа в пестром хороводе вспышек. Нашли время играть… И ведь наверняка молодой совсем, Белой Смерти не видевший!.. Фаралла отпадали – их всего-то двое, и им нынче не до детских забав. Кельди – тоже, слишком мало у них сил, чтоб так напугать лесных обитателей. Кримхейны… Ведьма видела духа-целителя лишь однажды, на болотах близ гряды Эльги – они не любили отходить далеко от гор. Да и славились доброжелательностью и спокойствием: Мара не верила, что даже совсем юный кримхейн может напугать живое существо – разве что для защиты дома. Но здесь их быть не могло. Оставались агалати. Полудикие и закрытые от мира, вечно говорящие загадками. Их настроение менялось так же часто, как весенняя погода: они могли беспечно носиться по лугам и холмам, заставляя травы петь – а в следующую секунду неистовой яростью вымести из разума человека искорки света и тепла. Агалати не мыслили категориями добра и зла – они творили лишь хаос, и хаосу подчинялись. Первозданность стихии бушевала в них ураганом.

- Ну, где же ты… - пробормотала ведьма, медленно поворачиваясь и выискивая ниточку энергии. Если это агалати, она сможет заставить его забрать морок с обитателей Гарварнского леса – оставалось только найти его.

Мара ощутила то, что искала, когда солнце начало садиться, стремительно опускаясь за темный горизонт. Вот он, живой сполох, не схожий с энергией воды или ветра, пламени или земли… Разве что ощущения жизни как таковой в нем не было.

Ведьма похолодела, разом отпустив тонкие нити энергий. Темнеющий лес, ставший обыкновенным, тонул в тишине и кутался в сумрак. А в сумраке притаилась слепая, свирепая тварь, распугавшая все живое – притом не нарочно: звери сами поспешили затаиться, пока беда не коснулась их… Дура ты, ведьма, как могла забыть… Женщина заставила себя дышать спокойно, мерно и тихо – дух итак уже ощутил ее, когда она принялась искать его, и теперь ей нужно было не выдать себя, ни вздохом, ни шорохом. Она знала, в какой стороне он притаился – но как поведет себя теперь? И что вообще делает здесь?!