Запах Вереска (СИ) - "Kapkan" - Страница 26

Огромный черный волк идет тихо. На мягких лапах он ступает осторожно, словно боится спугнуть покой этого места. Он минует всю галерею и тихо опускается в самом конце, перед огромной аркой, покрытой зеленым плющом и ведущей к скалистому обрыву. Прикрыв блестящие золотые глаза, он сворачивается клубком на полу. Ветер становится сильнее. Он врывается резким порывом и, срывая лепестки цветов, кружит их вокруг затихшего зверя.

Словно ласковые пальцы перебирают мех с проседью. Они касаются сжатых век и гладят большую морду. Так мучительно и сладко, даря долгожданный покой и только сильнее разрывая сердце. И он знает... Чувствует, что больше не один. Только не этой ночью. Когтистые лапы тянутся вперед, в поисках того, кто должен сейчас лежать здесь же, совсем рядом. Но стоит открыть глаза, как из груди вырывается самый отчаянный и тоскливый вой на земле.

- Я здесь... Ты слышишь? Здесь... Иви...

Хриплый шепот разрывает тишину и застывает в воздухе. Чтобы через секунду отдаться еле слышным:

- Люблю...

Таким родным голосом, что внутри все сжимается от той невыносимой боли, которую ничто не исцелит. Ему не нужен весь этот мир. Не нужны его дары. Только тот, кто касается еле ощутимо и шепчет тихо. Одно лишь имя, одно лишь признание. Возможно ли передать степень той разрухи, которая царит внутри? Нельзя... Как гнилая рана, которая не заживет, сколько не лечи. Он до сих пор помнит, какой нежной может быть шелк бледной кожи. Медовый вкус поцелуев, что могли подарить только эти губы. Кривящиеся в надменном холоде для других и такие чувственные для него. Целый огромный мир, который уместился лишь в глазах цвета грозовых облаков. И нежный шелест ветров, которым звучал только ЕГО голос. Теперь ничего этого больше нет. Мир – тлен, а люди всего лишь бледные тени. Тысячи, миллионы, среди которых он тщетно пытался найти своего Небесного. День за днем влача свое существование и пытаясь забыть.

Говорят, что время лечит. Оно смывает мутные разводы, в которые медленно превращаются воспоминания, и рисует на их месте новые узоры. Яркие, порой сложные, а порой легкие, как пернатые облака. Но это ложь. Красивая сказка, которой кормят глупцов, пытаясь утешить их. С годами становится только хуже. Сколько прошло этого самого «исцеляющего» времени? Триста, пятьсот или восемьсот лет? Годы не имеют ровным счетом никакого значения, потому что он сходит с ума так же, как и тогда.

У него есть только жалких три дня. Для того, чтобы прикоснуться хотя бы к тени. Чтобы на короткий миг, закрыв глаза, увидеть нежный изгиб губ, чтобы сосчитать мириады звезд в глазах и с упоением вдыхать запах диких цветов. Только три дня, чтобы в дуновении ветра различить еле уловимый вздох и услышать свое имя. Жить всего лишь семьдесят два часа... На краю самых ярких грез. А после этого снова разбиться о жестокую реальность. Где больше не осталось ничего. Только старый замок и его проклятый хозяин с окаменевшим сердцем...

Ярмарка, устроенная в Волчьем Дворе, была поистине грандиозной. Ее открытие вообще превзошло все ожидания Алана. Да, такой красоты он давно уже не видел. Как ни крути, а Нью-Йорк совершенно не предусмотрен для деревенских гулянок. Особенно таких масштабных. Например, когда какой-то остряк запустил фейерверки раньше времени и не туда, куда надо. Слава Богу, все обошлось, и никто не пострадал, но цветочный ларек рвануло знатно. Благо, пожар потушили сразу. А, в целом, вечер, можно сказать, удался. Если не считать хмурое и недовольное лицо мальчика-зайчика всем известного педофила-извращенца. Ну вот, стоило вспомнить этот выкидыш анатомии, как он сразу же появился. А где, кстати, его величество «я у мамы гей-мясник»? Чего-то не видать его уже вторые сутки.

Сам Алан даже удивился тому, что его заинтересовало исчезновение старшего Валгири. Ну, пропал. И что? Главное, что под ногами больше не путается и глаза не мозолит. Однако любопытство пересилило все. Поэтому сейчас он сидел за обеденным столом и задумчиво смотрел на пустующее место в его главе. И, если приглядеться, то можно заметить то напряжение, которое царит вокруг. В резких движениях обычно расслабленного Эдварда. В нервной и натянутой улыбке Эрики. Уолтер вон вообще водит вилкой по тарелке и за весь завтрак так и не проглотил ни кусочка. Но, возможно, это вызвано Джулианом? Помощник дизайнера сегодня был удивительно задумчив и тих. А стоило только взглянуть на Маркуса и Диану, как становилось понятно, что-то случилось точно.

- А где Ри-Ри? – капризно надув пухлые губы, спросил Питер и сел на свое место.

При его виде Диана скривилась, как при зубной боли, и отвела глаза. Маркус промокнул губы салфеткой и спокойным мягким голосом произнес:

- Кай уехал по срочным делам и, в любом случае, больше не вернется в замок.

- Почему? – вопрос вырвался до того, как Алан смог сдержаться.

- Остался только один день, – не отрывая от него чуть удивленный взгляд, ответил Маркус, – Кайрен проводит в Шотландии всего лишь несколько дней.

- Что значит, он уехал?! – не веря, воскликнул Питер.

- А то и значит, молодой человек, – с холодной усмешкой ответила Диана, – думаю, и вам уже пора.

Этого канадская фотомодель не ждала. Брюнет сперва побелел, потом посинел и, в конце концов, побагровел так, что любо было смотреть. Чем Алан нагло и занимался. Мальчишка за все это время успел ему много крови попортить. Например, своим хамским поведением и высокомерием. Что же касается Кайрена, то здесь блондин был в восторге. Никто больше не собирался мешать ему доделывать свою работу. Так что, бывшее плохим настроение возвысилось до небес. И пока Питти-крошка захлебывался своей желчью, Алан по-хулигански улыбнулся и, подхватив со стола яблоко, пожелал всем приятного аппетита. Он вышел из зала и, насвистывая веселую мелодию, направился к выходу из замка. Впереди был последний день ярмарки, и завтра рабочие должны были снова приступить к работе. А пока его ждал великолепный черный кофе в уютном ресторанчике мистера Олгбери и занимательная беседа с отцом Солмерсом. День обещал быть фееричным, и Алан от всего сердца надеялся, что так оно и будет. Но, увы, мечтам не было суждено сбыться...

С утра в Волчьем Дворе царил настоящий ажиотаж. Он длился до самого вечера. Однако этой ночью все было уже по-другому. На улицах все так же горели костры, и играла музыка. Но на устах жителей городка замерзла печальная улыбка. Одинаковая, словно нарисованная одной рукой. Не было больше ни веселого смеха, ни громкого шума веселья. Только звенящая тишина, которая накрыла Волчий Двор. И люди, в руках которых горели бумажные фонари. Они глядели на их мягкий свет, и глаза их становились более тусклыми. Словно неожиданная скорбь объединила всех их.

А с двенадцатым ударом огненное море колыхнулось, и сотни фонарей поднялись в воздух. Подхваченные ветром, они поднимались выше. Сотни маленьких огоньков, как вечная память и дорога на небеса. Светлая тропа, с которой не сойдет душа и не затеряется во мраке ночном.

Алан смотрел на парящие в небе фонари и не мог оторвать глаз. Диана рассказывала ему о третьей ночи праздника. Когда Волчий Двор озарял темное небо так ярко, чтобы только одна единственная душа нашла путь к небесам. В память о далеком предке, который когда-то спас их и позволил жить свободно и счастливо. Заплатив за это слишком высокую цену. Его не забывали никогда, и каждый год устраивали эти трехдневные праздники. В дни, когда дикий вереск цвел особенно ярче.

И, черт возьми, это было прекрасно! Блондин моргнул и, наконец, оторвав взгляд от, несомненно, прекрасного зрелища, оглядел людей вокруг. Внутри шевелилось тревожное чувство. Словно что-то должно было случиться. Судя по ощущениям, не очень приятное. Доверять своей интуиции дизайнер давно уже привык.

На первый взгляд все в порядке. Эрика была с Эдвардом. Маркус усадил к себе на колени жену, и они не отрывали грустных глаз от неба. Уолтер стоял рядом с Джулианом и вместе с ним глядел на фонари. Причем крепко держась за руки.