Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 50

[1] Аби — верхняя мужская одежда с узкими полочками. Шили Аби из бархата, украшали изящной вышивкой золотом, серебром, цветным шёлком.

[2] Панье — каркас из ивовых или стальных прутьев или из пластин китового уса для придания пышности женской юбке.

====== Глава 3. Свёрток ======

Эстелла совершала отрепетированные заранее действия, будучи близка к истерике. Падре Антонио, что пришёл на смену умершему в том году падре Эберардо, — моложавый мужчина с бородой и хмурым лицом, приветствовал молодых и гостей и цитировал выдержки из Библии. Эстелла не слушала его. Украдкой нащупав медальон в перчатке, она тихонько сжала его пальцами. Длинная ажурная фата закрывала целиком её лицо, что радовало, ибо из глаз лились и лились настоящие ручьи. А в ушах набатом звучало имя Данте. Данте... Как же она его любит, и не мила ей жизнь без него! Она помнит его запах, голос, и кожа её помнит его ласки. И как же она нынче будет с другим мужчиной, с чужим, незнакомым? Она потеряла Данте навсегда, и это не исправить, но ей так и не позволили уйти в монастырь. Конечно, призвания к монашеству у неё нет и никогда не было, но Эстелла видела в этом единственный выход. Там её бы никто не терзал, там ей не нужно было бы лгать, что она счастлива, хотя сердце горит адски.

Эстелла не могла смотреть ни на мать, ни на Арсиеро, ни даже на бабушку и дядю Эстебана, ни тем более на Мисолину. У той тоже через две недели свадьба. Жениха она видела лишь раз и, как подозревала Эстелла, Мисолина неровно дышала к Маурисио. Но он был очарован Эстеллой, и Мисолине подыскали другого жениха, дабы она не расстраивалась. Раньше Эстелла позлорадствовала бы, но теперь ей было всё равно. Смертельно раненное сердце девушки кровоточило. Роксана же доказывала ей: удачный брак — её долг перед семьёй, как представительницы древнего рода, но Эстелла не понимала, о каком долге идёт речь и почему её используют как товар. Ей было наплевать на родословные и титулы, ведь она мечтала выйти замуж по любви, как бабушка. Но после недавнего происшествия Берта встала на сторону тех, кто уговаривал Эстеллу не отвергать Маурисио. И Эстелла осталась одна. Весь её мир, полный надежд, чудес и сказок, рухнул в одночасье. Она думала что умрёт, не выживет, не переживёт... Жива и дышит, хотя жизнью это назвать трудно. — Существуют ли причины, которые могут воспрепятствовать этому браку? Если кто-то знает о них, пусть скажет сейчас или молчит всю жизнь, — низкий, грудной голос падре Антонио вывел Эстеллу из оцепенения. На вопрос ответа не последовало. — В таком случае, с позволения Господа нашего, я спрашиваю жениха, спрашиваю и невесту: пришли ли вы в лоно церкви по своей воле и по своей воле же хотите заключить брак? — Да! — бойко отозвался Маурисио. Эстелла горько усмехнулась. По своей воле?! Они ещё и смеют об этом спрашивать? Подлые людишки, вежливые убийцы, что улыбаются в лицо, а потом вонзают нож в спину. — Да... — глухо сказала невеста. — Будете ли вы любить и уважать друг друга всю жизнь? — продолжил падре. — Да, падре, — Маурисио бросил на Эстеллу нежный взгляд, хоть и не видел её лица за ажурной тканью фаты. Как она может его любить? Ведь он ей чужой. Какой бы он ни был хороший, добрый и симпатичный, он ей чужой! — Да... — машинально пробормотала Эстелла.

— Готовы ли вы с любовью принять от Господа нашего детей, которых он подарит вам, и воспитать их согласно учению католической церкви?

— Да, падре! — Да, — эхом повторила Эстелла. Это невыносимо! Как бы вежлив и ласков не был Маурисио сейчас, он обернётся зверя, узнав, что она не девственница. Хотя... может быть... Да! В голову Эстеллы ворвалась идея: до брачной ночи дело не дойдёт, потому что по окончании свадебного пира она проглотит крысиный яд. Иного выхода нет. Зачем доводить до катастрофы? Она умрёт и не будет больше страдать. Эти чудовищные мысли заставили Эстеллу взять себя в руки. Падре Антонио велел жениху приступать к клятве.

— Я, Маурисио Хоакин Рейес Прието беру вас, Эстелла Селесте Гальярдо де Агилар, в законные супруги и пред ликом Господа и католической церкви клянусь быть рядом с вами в печали и радости, в богатстве и бедности, во здравии и болезни; любить и уважать вас, быть верным и справедливым мужем и хорошим отцом для наших будущих детей с этого момента и до конца жизни, — с волнением сказал Маурисио.

— Я, Эстелла Селесте Гальярдо де Агилар беру вас, Маурисио Хоакин Рейес Прието, в законные супруги и пред ликом Господа и католической церкви клянусь быть рядом с вами в печали и радости, в богатстве и бедности, во здравии и болезни; любить и уважать вас, быть верной и справедливой женой и хорошей матерью для наших будущих детей с этого момента и до конца жизни, — выдавила Эстелла жёстко, как отрезала. Один из трёх свидетелей Маурисио поднёс кольца. Эстелла стянула левую перчатку. Она ощутила неприязнь к мужу, как только он коснулся её пальцами. А ведь когда-то другие руки, другие губы скользили по её коже... Эстелла взяла кольцо с перламутровой подушечки. Руки её дрожали, и, вот незадача, она укололась булавкой, что страховала кольца от падения на пол. Выступила кровь. Эстелла надела кольцо жениху, размазав капельку крови по его руке. Он не заметил. Она машинально подумала, что у Маурисио некрасивые, толстоватые пальцы и шершавая ладонь. Тут же всплыло воспоминание о других пальцах, длинных и тонких, чуть заострённых, которые она целовала и которые считала самыми красивыми на свете. Давно, так давно, будто в чужой жизни. И в то же время совсем недавно. И трёх месяцев не прошло. Ну ничего, сегодня всё закончится. Главное найти крысиный яд. Он должен быть на кухне, Либертад травит им крыс в подвале. — Пусть эти монеты станут символом нашей любви и верности и уберегут от бед, — Маурисио насыпал Эстелле в ладони тринадцать золотых монет. — Сохраните эти монеты на всю жизнь, — сказал падре. — Во имя Отца и Сына, и Святого Духа я объявляю вас супругом и супругой. Аминь! — Аминь, — выдохнула паства позади молодожёнов. Маурисио, убрав фату с лица Эстеллы, поцеловал её в лоб. Губы его были холодны как лёд. Эстелла и Маурисио поднялись с колен и подошли к алтарю, дабы возложить на него цветы. Зазвучал орган. Новоиспечённые супруги двинулись на выход, увлекая вереницу свидетелей, родителей и гостей за собой. Дети несли шлейф, а Эстелла не чувствовала ни рук, ни ног, ничего не ощущала, кроме желания остаться одной и тихо умереть. У церкви на молодожёнов посыпались лепестки роз и горсти риса. Маурисио принимал поздравления, а Эстелла лишь кивала головой, глядя в пустоту. — Поздравляю вас! О, Эстелла, вы обворожительны, — это подошёл Арсиеро. Берта, обняв внучку, разрыдалась в платочек. Зато губы Роксаны были сжаты в тонкую полоску, а брови сдвинуты. Обнимая дочь, она процедила ей в ухо: — Этот мерзкий букет тебе дорого обойдётся, маленькая дрянь. Приторно улыбаясь, Роксана отошла к гостям, а Эстелла не сразу поняла, о чём речь. Она забыла про букет, хотя и держала его в руках. «Посмотрим, что ты скажешь завтра, мамочка, когда найдут моё мёртвое тело» — зло подумала Эстелла. Разве она не имеет права на необычный букет? Захотела чёрный и выбрала, и пусть все идут к чёрту. Три месяца назад она на всю центральную площадь орала о любви к Данте, так что весь город знает, что она выходит за Маурисио не по своей воле. А Роксана теперь ей не в указ. Эстелла отныне замужем, и если кто и может ей приказывать, так это муж. Эстелла рассеянно оглянулась, и вдруг... сердце пропустило глухой удар. Неподалёку, за жакарандовым деревом мелькнул силуэт. До боли знакомый. Он! Её Данте! Но этого не может быть. Наверное, это кто-то из гостей, но так похож! По осанке, по посадке головы Эстелла могла бы поклясться, что это Данте. Нет, бред. Теперь в любом мужчине с чуть похожей фигурой, она видит Данте.

Незнакомец стоял спиной. Чёрные густые волосы доходили ему до поясницы. Одет он был в изумрудный шёлковый плащ, хвост которого лежал на земле.

На минутку Эстелла отвлеклась — приехавшие из Байреса [1] дедушка Лусиано и дядя Ламберто подошли поздравить. Эстелла их любила, хотя и не была с ними близко знакома.