Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 35

— А я знаю что делать! — объявил Гаспар.

Клементе, Данте, Каролина и даже Янгус — все одновременно повернули к нему головы.

— Я пойду вместе с Данте к этому человеку и скажу, что хочу забрать его к нам.

Комментарий к Глава 11. Клементе ------------------------------------

[1] «Лас Бестиас» (исп.) — «звери» или «бестии».

====== Глава 12. Глаза в глаза ======

С момента появления Данте в уютном маленьком домике прошло два дня. Мальчик был счастлив, столь нежданным образом встретив этих добрых людей. Каролина, которая поначалу сомневалась стоит ли брать в дом чужого ребёнка, уже к концу следующего дня воспринимала Данте как родного. Мальчик буквально очаровал женщину, ещё не успевшую оправиться от недавнего горя. Брат-близнец Клементе, Энрике, погиб три года назад, утонув в реке.

И Каролина, и Гаспар очень тяжело пережили смерть сына. Как и Клементе, что потерял не только брата, а и часть себя. Данте мигом вернул радость в эту семью. Каролина не могла надышаться на мальчишку, постоянно подкармливала его и гладила по голове. Гаспар учил Данте бросать лассо, а Клементе ходил за ним хвостиком. У Клементе не было друзей в посёлке. С детства он играл только с братом и его приятелями. После смерти Энрике, Клементе ушёл в себя и перестал общаться со сверстниками. С виду самоуверенный, разговорчивый мальчик оказался одиноким и плохо приспособленным к жизни. Клементе всегда жил за спиной у брата, и ему нужен был не просто друг, а некий идол, которым он мог бы восхищаться. Данте нравился его новый приятель. Впервые в жизни он общался с нормальным мальчишкой, который его не обижал, не унижал и не дубасил. И он мечтал поселиться здесь навсегда. Хотя и грустил. Нет, вовсе не о своей адской жизни в «Ла Пиранье». Лишь о красивой дымчатой лошади, что осталась где-то там, да о черноглазой девочке, с которой он провёл пару часов, самых счастливых на его памяти.

В конце концов, Клементе заметил, что Данте о чём-то всё время думает и молчит, глядя в никуда.

— Чего это с тобой? Тебе не нравится в нашем доме? — спросил он. — Или ты боишься, что этот дон Сильвио придёт и заберёт тебя силой?

Данте отрицательно мотнул головой.

— Тогда чего с тобой?

— Просто я хочу увидеть одного человека.

— У тебя остались там друзья, да? — сразу же стух Клементе.

— Нет. Точнее да. Не друзья, подруга.

— Ну тогда поезжай! — голос Клементе вновь повеселел.

— Чего?

— Бери лошадь, садись и поезжай. Увидишься со своей подружкой. Только возвращайся.

Через пять минут Данте уже гладил красавца Одуванчика по золотистой гриве. Дурную манеру Данте — скачку без седла — Клементе запретил категорически.

— А если ты разобьёшься? Чего я скажу родителям? Да они мне шею свернут! Нет уж, бери седло. И если ты захочешь покатать свою девчонку, она навряд-ли сядет на лошадь без седла. Девчонки они капризные, знаешь ли.

Последний аргумент крыть было нечем. И Данте, скрепя сердце, надел на Одуванчика седло.

— Только смотри не попадись на глаза своему дяде-придурку. Возвращайся! — наставлял Клементе.

— Если ты на год меня старше, это не значит, что ты можешь меня поучать, — отозвался Данте.

Он пришпорил Одуванчика и громко свистнул, подзывая Янгус. Птица взмыла под облака, устремляясь за хозяином.

Эстелла металась по комнате. До конца заточения оставалось пару дней, но девочка не могла воспротивиться искушению. Бабушкин план был прост, но казался Эстелле каким-то диким и очень романтичным, как сошедшим со страниц её любимых книг. Видимо, Берта тоже начиталась этих книжек, когда накануне ночью прошмыгнув в комнату Эстеллы, изложила ей свою гениальную идею: сегодня ночью она поможет внучке убежать через балкон.

Эстелла не знала, надо ли соглашаться на это безумие. Ведь осталось потерпеть два дня и наказание закончится. Да и у неё был готов план мести Мисолине. А если мама узнает о её проделке... Страшно представить что будет! Но бабушка уверяла — комар носа не подточит. Берта обещала её прикрыть: она организует в комнате военный штаб и будет держать оборону: закроет окно, подложит на кровать валик из одеял и, если что, начнёт храпеть на весь дом.

Эстелла не рассчитывала увидеть Данте. Но, быть может, ей удастся послать ему весточку. Ради этого рискнуть стоит.

Чем ближе подходил вечер, тем больше волновалась Эстелла. Когда старинные часы на стене показали семь, у девочки уже зуб на зуб не попадал от страха. А ведь ей предстоит ещё дурацкая месса, которую надо высидеть, терпя занудство падре, молчание матери и довольную ухмылку Мисолины.

В комнату вошла Либертад.

— Сеньора Роксана велела одеть вас к мессе, сеньорита.

Эстелла села перед зеркалом, дабы Либертад уложила ей волосы.

— А чего это с вами, сеньорита? Вы какая-то странная сегодня.

— Вовсе нет. Просто мне надоело сидеть взаперти. Ещё и эта месса!

— Ой, как я вас понимаю! Хорошо, что мне не надобно сопровождать никого из вас в церковь, как Урсуле. Хотя сеньора Роксана думает, будто бы я хожу на воскресную мессу. Но я и туды хожу раз в месяц примерно. Ну, чтоб никто не насплетничал, что меня тама не было.

— А как там Хорхелина? — поинтересовалась Эстелла ради поддержания беседы. Ей надо было болтать хоть о чём-нибудь, чтобы не сойти с ума от волнения.

— Когда-нибудь она меня доведёт! — Либертад зубами скрипнула. — У меня, конечно, терпение завидное, но даже ему иногда приходит конец. Представьте себе, вчера она заставила меня выщипывать ей волосы на пальцах.

— На пальцах? — Эстелла подавила смешок.

— Ну да, у ней пальцы все волосатые, и на руках, и на ногах, фе-е... — Либертад поморщилась.

— Поэтому она и бесится. Она же старая и страшная, а ты молодая и красивая, — сказала Эстелла. — И дядя Эстебан к тебе неровно дышит. Не говори что нет, я хоть и маленькая, но не дура и не слепая. Это заметно. Вот эта жердь и долбит тебя. От ревности.

Либертад ничего не ответила, покраснев до корней волос.

Спустя полчаса, Роксана с Эстеллой за руку, Берта с Гортензией, Урсула, Хорхелина, Эстебан и Мисолина вышли из экипажа у церкви. Арсиеро никогда не ходил на мессы, ссылаясь на занятость. На самом деле падре Эберардо не вызывал у него уважения. Но имиджа алькальда ради Арсиеро появлялся на воскресной утренней службе и бывал на исповеди, дабы покаяться в греховном пристрастии к куриному паштету и пончикам с повидлом. За это падре назначал ему «суровое» наказание — сорок пять раз прочитать Отче Наш.

Литургии в церкви отличались друг от друга. Иногда вместо Библии падре Эберардо читал какие-то бумажки, поднесённые ему диаконом — низкорослым, щупленьким мужичком с туповатым выражением лица. И всякий раз по выходу из церкви прихожане уверяли, что сегодня месса была лучше, чем вчера. А вот позавчера падре вообще себя превзошёл, прочитав великолепную проповедь. Даже сбился всего пять раз. Эстелла же, что позавчера, что вчера, что в любой другой день попросту зевала.

Но сегодня всё обстояло иначе. Нет, не из-за падре. Из-за волнения, которое она пыталась скрыть. Эстелла одновременно и ждала окончания мессы, и боялась его. А вот Берта была оживлена, с блаженной улыбкой слушая падре. Со стороны всем казалось, что млеет она от проповеди, но на деле млела она от предвкушения мести Роксане. У Гортензии на мордочке была примерно такая же улыбка — чем старше становилась собачка, тем больше она походила на свою хозяйку.

Через сорок минут прихожане вывалились из церкви. Одни зевали, другие обсуждали мессу, третьи лопали сладости, извлекая их из карманов. Пока ждали экипаж, Эстелла оглядывалась по сторонам. Она смертельно истосковалась по улице, по свежему воздуху. И хотя на балкон выходить ей не запрещали, свободолюбивая девочка чувствовала себя точно посаженной в клетку. Жадно наблюдала она за прохожими, как вдруг её цепкий взгляд поймал знакомый силуэт. Вон там, за тем цветущим палисандром. Белая кожа, чёрные волосы, плащ-пала и красное фаха. Сердце девочки застучало сильнее. Миг, и они встретились взглядами. Сапфировые раскосые глаза не узнать было нельзя, и Эстелла чуть не грохнулась на мостовую. Все сомнения разлетелись вдребезги. Она не может не пойти сегодня к реке. Как же она соскучилась по своему другу!