Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 146

Загасив огонь, девушка водрузила котелок на столешницу. Перевела дух. Смрад стоял чудовищный, а под потолком вились клубы сизого дыма. Пока зелье остывало, Эстелла отмыла кухню, закрыла котелок крышкой и, обернув его тряпкой, потащила в свою комнату. Заперла дверь, поставила котелок в пустой сундук. И только здесь, в безопасности, девушка поняла, что всё закончено. Она это сделала!

Удивительно, но пока Эстелла варила зелье, её никто не спугнул. Весь дом словно вымер или впал в спячку. Ни у кого не было бессонницы, никто не пришёл выпить воды или отыскать источники шума и вони. Ей невероятно повезло! Часы пробили четыре утра, и Эстелла смертельно устала. Да, поспать бы не помешало, но сначала надо сказать зеркалу, что она сварила Эликсир.

Вынув зеркало из комода, Эстелла провела по нему пальцем. Оно задымилось.

— Я сварила зелье! — объявила Эстелла.

«Молодец! — выплыла надпись. — Но ты абсолютно уверена, что всё сделала правильно?».

— Я всё делала по рецепту. Не может быть, чтобы я ошиблась. Я была очень внимательна. Но зелье должно ещё настаиваться. Я боюсь, что не успею отдать его Данте, — жалобно сказала Эстелла. — Оно будет готово только утром в пятницу. Что мне делать?

«Всё произойдёт в пятницу в 16.00. Ты успеешь. Когда Эликсир настоится, налей его в капсулу, что лежит внутри зеркала», — ручка зеркала вновь обожгла Эстелле пальцы, и девушка, быстро открыв крышку, вытащила крохотную прозрачную капсулу.

— Такая маленькая? — воскликнула она, рассматривая капсулу размером меньше напёрстка. — Тут даже на один глоток не хватит! А я наварила целый котелок!

«Это волшебная капсула. Войдёт в неё примерно стакан».

— Но как передать её Данте? Я должна попасть к нему в тюрьму? Но тогда зелье не успеет настояться.

«Чтобы зелье подействовало, надо положить капсулу в рот и раскусить её. В день казни, после того, как Данте приведут на площадь, ты отдашь ему капсулу. Не в руки. Руки у приговорённых к смерти обычно связаны, да и если он поднесёт их ко рту, ничего хорошего не выйдет. Палачи следят за тем, чтобы смертники не отравились чем-нибудь, не убили себя раньше. Таких прецедентов нимало. Поэтому ты положишь капсулу Данте прямо в рот».

— Это идиотизм! — Эстелла возмущённо встряхнула головой. — Как я это сделаю? На площади, в толпе народа!

«Через поцелуй».

Ещё пару часов Эстелла бегала по комнате из угла в угол. Наконец, заставила себя лечь в постель и погрузилась в сон. Разбудила её резкая боль. Со вскриком Эстелла села. Татуировки пульсировали, а обручальное колечко источало серебристый дымок. От жутких ощущений, будто у неё выкручиваются суставы, лопается кожа, рвутся мышцы и ломаются кости, девушка готова была на стену лезть. Что происходит? Наверное, её Данте плохо.

Эстелла прижала колечко к губам, но ответной реакции, как в тот раз, когда она услышала его голос, не было. Из кольца валили клубы дыма.

— Данте... Данте, мой милый, что с тобой? — звала девушка.

Позже направление боли сменилось. Запястья и щиколотки вспухли и покраснели. Ноги и руки онемели, и она перестала их чувствовать. В окно уже палило солнце, а Эстелла, обессилев от приступов боли, всё лежала в кровати. На бой часов она подняла голову. Десять утра. В это время в доме обычно шум и гам, а сейчас тишина, как в склепе. Надо бы выйти и узнать в чём дело и почему её не зовут к завтраку. Но мысли эти оставались только мыслями — слабость сковала всё тело железным обручем.

Ещё через час боль утихла. Эстелла сползла с кровати, кое-как оделась в тёмно-фиолетовое платье-тогу с длинными рукавами, дабы прикрыть вчерашний разрез на запястье, и вышла за дверь. В доме было пусто. Небывало пусто для одиннадцати часов утра. Что же, никто не завтракал? Странно это.

Либертад, сидя на полу в гостиной, натирала паркет. Когда Эстелла зашла, горничная взглянула на неё с удивлением.

— Либертад, а что происходит? — поинтересовалась Эстелла. — Куда все делись? Почему в доме такая тишина?

— Господа ещё не вставали, — сообщила Либертад будничным тоном. — Все спят. Но, думаю, встанут к обеду.

Эстелла больше и спросить ничего не успела, как в кабинете Арсиеро раздались грохот и звон разбивающегося стекла.

— Что там такое? Там кто-то есть, — насторожилась Эстелла. — А говоришь, все спят...

— Да нет, небось вывалилось чего-нибудь из шкафа, — вид у Либертад был подозрительно сконфуженный.

— Так не бывает. Вещи сами по себе не падают, если только в доме не завелось привидение.

И Эстелла направилась к кабинету. Либертад же вдруг поперхнулась и закашлялась, да так громко, что Эстелле показалось: она вот-вот задохнётся.

— Либертад, что с тобой?

— П-п-подавилась. Кхе-кхе-кхе-кхе-кхе!

Но Эстелла уже распахнула дверь. Заглянула в кабинет. Пусто. На полу валялись осколки, бывшие когда-то фарфоровой вазой с жёлтыми цветочками.

— Никого нет, — Эстелла сделала недоумевающее лицо. — Но ваза упала и разбилась. И как она могла сдвинуться сама?

— Я сейчас всё уберу, — Либертад, тут же прекратив кашлять, добежала до кабинета со скоростью молнии.

— Убери, а то поранится кто-нибудь. Потом приготовь мне завтрак. А что и бабушка ещё не проснулась? И Урсула, и Лупита? Они же обычно рано встают.

— Угу, все спят, говорю ж.

Странное явление. Но Эстелла, решив не брать это в голову, ушла в оранжерею, коя с недавних пор стала её любимым местечком для уединения.

Оранжерея была заставлена цветами и растениями всяческих форм и размеров. Высокие и низенькие, цветущие и вьющиеся, с шипами и глазами, в огромных кадках и миниатюрных горшочках, они источали феерическую смесь ароматов. А ещё тут имелась золотая клетка. В ней жил гиацинтовый попугай Рамиро. Раньше он носил почту, но теперь, в силу преклонного возраста, не летал, но зато расхаживал пешком по полу и лакомился растениями, обклёвывая их стебли и листья. Эстелла любила за ним наблюдать. Старый добрый Рамиро...

Чтобы унять тревогу и напряжение, Эстелла, сев на лавочку, углубилась в книжку — легкомысленный роман о похождениях молодого авантюриста с итальянским именем Чезаре. Книга была забавна, а поступки героев так глупы, что у Эстеллы даже слегка поднялось настроение. Рамиро гулял вокруг горшков и кадок, цокая когтями, трепал цветы и тарахтел:

— Тррррр... Тррррр....

Ползая на коленях по большому кабинету, Либертад собирала осколки вазы. Бархатная портьера шевельнулась, и тогда служанка сказала, не поднимая головы:

— Она ушла. Можете выходить.

Портьера раздвинулась. Из-за неё вылезла Амарилис.

— Я чуть было не попалась, — выдохнула она.

— Ещё бы! Кто вас просил так шуметь? Говорила ж я вам, ночью надо было это делать, а не утром. Того и гляди все проснутся, — ворчала Либертад, сгребая осколки в мешок.

— Не понимаю, почему эта девчонка встала так рано.

— И я не понимаю. Вы ж говорили, что снотворное сильное, и они все проспят до обеда. Хотя сеньорита Эстелла вообще странная, нервная в последнее время. Всё из-за того мальчика. Может, поэтому и снотворное её не берёт. Хотя я самолично бухнула его в ужин, и ужин этот отнесла ей сама.

— Хм... а что за мальчик? — повела бровью Амарилис.

— Да разве ваша племянница не говорила вам? Они подружки как-никак.

— Мы с Сантаной не очень ладим.

— Да влюбилась тут сеньорита Эстелла в одного мальчика, а его в пятницу того... казнят на площади.

— Хм... любопытно, — Амарилис, казалось, была заинтригована.

— Ага. Говорят, он это... колдун, и ещё церковь поджёг, ну, на свадьбе вашей племянницы это ж было.

— Ах, так это он, тот самый? — Амарилис прошлась по комнате, всем своим видом напоминая хитрую лису. — Я, кажется, видела его, мельком. Необычный юноша и редкостно хорош собой. Я обратила на него внимание там, в церкви. Как ты говоришь его зовут?

— Данте, кажется. Да чего о нём болтать-то без толку? Труба ему, — подытожила Либертад.

— Жаль, мне он показался очень юным. Сколько ему лет?