Антология русского советского рассказа (30-е годы) - Горький Максим - Страница 118

— Главное ноги; поджарость ног — признак породы. Овальный круп и крутые бока.

Опытная камер-фрау Баранова так определяла состояние и служение фрейлин:

— Фимиам. Готика, готика, готика. Вы слышите запах?

Камер-фрау Баранова учила молоденьких фрейлин твердости. В Петергофе, в домике императрицы, куда она иногда заезжала, было чрезвычайно сыро, капало со стен. Домик напоминал более всего античный небольшой храм, но был устроен на крошечном острове среди озера, ранее бывшего болотом.

В этом озере была поставлена гипсовая статуя девушки, которую воды омывали ниже пояса. Когда какая-нибудь фрейлина жаловалась на сырость, камер-фрау брала ее за руку и указывала на статую:

— Учитесь у нее, — говорила она.

Император убрал домик разными вещами античного характера. Были сделаны точные копии с лампад, открытых при раскопках языческого города Помпеи, засыпанного пеплом вскоре после рождества Христова. К общему скандалу, все лампады оказались крайне двусмысленного вида и вызывали на неописуемое сравнение. Фрейлинам было раз и навсегда запрещено об этом думать, а по своему призванию они даже не могли знать о предметах сравнения.

Камер-фрау Баранова объяснила им лампады.

— Это готика, — сказала она, — это, правда, еще языческая готика, но все же готика.

Храм, который император приказал соорудить у себя в Александрии, своей петергофской даче, «малютка-храмик», как называли его, был чистой готикой и не походил на пузатые купола. Указывая на стрельчатые окна и каменные кружева и оборки по углам, камер-фрау Баранова говорила:

— Учитесь у них.

Фрейлины были полны какого-то воздушного стремления и по утрам сообщали друг другу сны. Они отличались большой чуткостью и ловили неясные намеки. Фантастика владела ими. Мисс Радклифф была их моральный катехизис.

— Магнетизм, магнетизм, о этот магнетизм! — говорили они.

Со времени ссоры императора с Нелидовой — все пришло в необычайное волнение. Ловили друг друга в углах и пожимали украдкою значительно руки. Обменивались взглядами. Составлялись партии, между которыми шла война, незаметная для посторонних. Почти все перестали спать, почти всем снился то император, то Варенька Нелидова. Одной из фрейлин явилась тень Марии-Антуанетты. Другой фрейлине во сне явился император Александр I и сказал: «Это я», — но к чему, точно неизвестно.

Между тем сама Варенька Нелидова, обнаружив при разрыве с императором изумившую всех смелость, после разрыва сразу же пала духом. Явиться самой или постучать по электрикомагнитическому аппарату она боялась до смерти.

Утром вдруг произошло чудо.

Пришел человек удивительно обыкновенного вида, в чуйке, и принес пакет со вложением двухсот тысяч рублей асс. На пакете была надпись: A M-lle Nelidoff[21]. При деньгах обнаружена записка «На детский приют. Коммерции советник Р.». Человека спросили, не сказано ли ему передать что-нибудь изустно, на словах. Человек попросил помолиться за заключенных и ушел, оставив всех в недоумении.

К кому поехать, кому сообщить, с кем посоветоваться о деньгах?

Были еще живы обломки старых фрейлинских поколений, знавшие эпоху Марьи Саввишны Перекусихиной. Но донельзя опытные, эти ветеранши были глухи или слепы, ничего не знали о магнетизме и употребляли убийственные конногвардейские слова.

Из эпохи предшествующего царствования, которая среди фрейлин называлась эпохой Мари — по имени Марии Антоновны Нарышкиной, — были фрейлины, но они оставались в полном небрежении и, когда являлись ко двору, семенили от волнения, как маленькие девочки.

Затем, уже при новом императоре, была вначале эпоха маскарадов, когда он сливался со страной и нисходил к дамам третьего сословия, а вслед за нею — эпоха разнообразия.

С камер-фрау Барановой можно было говорить о чуде, но о деньгах неуместно.

Советоваться было не с кем.

Нелидова поехала к графу Клейнмихелю. Граф Клейнмихель и жена его, кавалерственная дама, родственница Нелидовой, пришли в сильное волнение. Граф дрожал как бы под действием электрикомагнитического тока.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Двести тысяч, — говорил он. — Для малолетных бедных! Это для них много.

Прежде всего он спросил Нелидову, о каком приюте шла речь в записке. Но Нелидова и сама не знала. Тогда кавалерственная дама, просмотрев списки всех существующих приютов, установила, что Нелидова действительно является членом-покровительницей дома призрения малолетных бедных.

Ни адрес этого учреждения, ни его размеры не были указаны; Варенька Нелидова никогда в нем не бывала.

Граф Клейнмихель посоветовал деньги принять, а о приюте навести справки.

— Деньги немедля принять, — сказал он Нелидовой, — и без всяких отлагательств молиться за заключенного.

— За какого заключенного? — спросила в ужасе Нелидова и зажмурилась.

— За этого… — сказал граф, — за скотину… за откупного.

И граф довольно связно рассказал о том, что в тюрьме сидит откупщик-скотина, которого необходимо во что бы то ни стало выпустить, или — все пропало. Он хриплым шепотом заявил глубоко тронутой Вареньке Нелидовой, что она может стать спасительницей государства, наподобие Жанны д’Арк.

И граф распорядился.

Адрес дома призрения малолетных бедных был разыскан. Штатный смотритель дома был вызван. В тот же день малютки шваброю истребляли запах кислой капусты. В честь покровительницы устроен бал. Вечером малютки подвигались довольно точно, учебным шагом по скромному, только что выбеленному залу дома призрения, вытягивая носки, а потом с помощью штатного смотрителя пели кантату «Гремят и блещут небеса» и затевали шалости.

Вечером успокоение вернулось к ней.

Вспоминая детский учебный шаг и кантату, она уснула.

Назавтра она посетила кавалерственную даму. Граф, который был в обычном припадке, с утра ходил в туфлях. Вдруг из кабинета донесся четкий и ясный стук.

Стучал электрикомагнитический аппарат.

Сильная натура императора не выдержала напряжения. Он стучал беспрерывно, домогаясь немедленного прибытия фрейлины двора Варвары Аркадьевны Нелидовой. Отговорки болезнью были заранее отвергнуты.

Граф Клейнмихель застегнулся перед аппаратом на все пуговицы и шлепнул туфлями.

— Слушаю, ваше величество, — сказал он тихо.

— Живо! — показал аппарат.

Выйдя военною походкою к дамам, граф сказал со слезами на глазах, обращаясь к фрейлине Нелидовой:

— Зовет.

По отбытии Нелидовой графу едва успели натянуть сапоги, как аппарат снова застучал.

— Отбыла, — протелеграфировал граф и щелкнул каблуками.

— Молодец, — ответил император по системе Nicolas.

Граф тотчас велел звать цирюльника побрить его.

Иной раз в течение каких-нибудь десяти минут разрешаются сложнейшие исторические вопросы.

Варенька Нелидова вернулась к дисциплине. Простая, даже суровая обстановка походного, боевого кабинета императора придала сцене примирения особую значительность.

— Простите, — сказала она.

— Простил, — ответил император.

— Откупщика, — вдруг сказала она.

Снаружи, за стенами, протекала жизнь его столицы, здесь — жизнь его сердца. Маршировали по улицам столицы гвардейские полки, выкидывая ноги; готовились симметричные проекты; над рекою Невой воздвигались мосты полковником инженером Дестремом. Финансовые колебания кончались. Можно разрешить к завтрему бланманже. — Вольно, вольно!

Становились в тупик перед внезапным освобождением откупщика Конаки, уроженца города Винницы, проживавшего по Большой Морской улице, в доме купца Корзухина, обвинявшегося в побуждении к пьянству рядовых лейб-гвардии Егерского полка.

Историк юридической школы колебался, чему приписать тот факт, что никто, даже в министерстве юстиции, не догадался, что самое наличие в кабаке особой комнаты было уже актом противозаконным, и таким образом заключение Конаки под стражу, в камеру для производства следствия, было актом сугубо законным.