Влюбленный опекун - Кинсейл Лаура - Страница 66

Парламентский пристав трижды прокричал: «Слушайте все!», а затем важно объявил:

– Ее величество королева повелевает всем присутствующим здесь строго соблюдать порядок при выходе из палаты во имя общего спокойствия, поскольку его светлость лорд-канцлер намерен распустить комиссию.

Вернувшись в офис, Тесс села у окна и опустила голову на грудь. Через минуту дверь позади нее открылась, и ее сердце замерло... но это оказался не Гриф, а адвокат.

Войдя, Вуд победно улыбнулся и, скинув парик и мантию, тотчас направился к окну. Распахнув его, он громко воскликнул:

– Хочу воздуха! Капризные клиенты скоро доведут меня до могилы. Боже, я думал, что скончаюсь, когда понял, что ваш лорд даже не собирается защищаться.

Тесс нервно потерла руки.

– Значит, мы все-таки выиграли процесс?

Вуд резко обернулся:

– Выиграли? Конечно, мы выиграли, дорогая девочка! Дело прекращено. Все наши доказательства приняты: поддельные записи, касающиеся аннулированного брака; арест Старка на Таити и его телеграмма Элиоту; свидетели, которые видели, как Элиот силой захватил вас; тот факт, что Элиот стрелял в спину нашего подзащитного, и так далее. Никакого другого разумного истолкования собранным фактам нет, кроме того, что ваш муж пришел к Элиоту с намерением узнать о вашем местонахождении, а тот попытался избавиться от него и таким образом скрыть свои неблаговидные поступки. Обвинение резко ослабело, как только лорды признали в моем подзащитном маркиза Ашленда. Должен признать, большую роль здесь сыграли достойные показания мистера Старка, так что, возможно, мы не будем настаивать на его возвращении во французскую тюрьму... – Адвокат подмигнул Тесс, и она нервно улыбнулась, не в силах сосредоточиться на подробностях довольно туманных юридических формулировок.

– А где Гриф? – осторожно спросила Тесс.

– Я попросил Флисмана привести его сюда, а потому надеюсь, что он скоро будет здесь.

– О! – взволнованно произнесла Тесс, медленно разрывая кружева носового платка на мелкие кусочки.

Встав позади нее, Вуд положил руку на ее плечо.

– Боюсь, ему сейчас не до вина и роз.

– Да, разумеется, он, конечно же, очень устал. – Тесс старалась быть рассудительной, однако голос ее слегка дрожал.

– Более того, он ошеломлен, – добавил адвокат, – и вы тоже выглядите утомленной. Если позволите, я на время оставлю вас одну, чтобы вы могли отдохнуть.

Тесс кивнула. После того как адвокат ушел, она долго сидела неподвижно, но вопреки расчетам Вуда тишина и покой постепенно сводили ее с ума.

Гриф к ней так и не пришел.

Глава 19

Лежа за занавесками на кровати с балдахином в господской спальне Ашленда, Гриф закрыл глаза и попытался заснуть. В доме давно существовал традиционный ритуал с участием Бадгера: дворецкий приходил в спальню и стоял в ожидании, пока хозяин уляжется в постель, а потом задвигал занавески. Предложение отказаться от этой традиции не имело успеха – по-видимому, Бадгер не мог даже представить возможность такого чудовищного изменения освященных веками обычаев.

В итоге ради того, чтобы старик тоже мог отдохнуть, Грифу приходилось отправляться в постель с заходом солнца и лежать некоторое время без сна в душной темноте. Затем он вставал, раздвигал занавески и одевался.

Только вне дома, на свежем воздухе, Гриф не чувствовал себя одиноким и опустошенным. Он совершал прогулку к небольшому озеру и, поднявшись на окружавшие его холмы, наблюдал восход луны, после чего садился на траву, ощущая подсобой непривычную мягкость после долгих месяцев, проведенных на холодных камнях. Это ощущение было даже более ошеломляющим, чем богатство и статус, внезапно свалившиеся на него.

Судьба сыграла с ним слишком злую шутку, предоставив ему все, о чем только может мечтать человек, когда для того, чтобы радоваться, у него не осталось никаких сил. Ему надо было как-то встряхнуть себя, а он по-прежнему оставался холодным и неестественно спокойным, как эта тихая блестящая поверхность озера. Конечно, он знал, что в глубине его души таится нечто темное и пугающее, но ему не хотелось думать об этом. Пока он не задавал себе вопросов, его рассудок был в безопасности.

Тем не менее Гриф пытался поставить перед собой цель на будущее, наметить план и направление действий, заглянуть немного вперед. Он мог теперь поехать куда угодно, делать все, что угодно, купить все, что только захочет.

Беда заключалась в том, что не хотелось ничего.

За время своих ночных прогулок к озеру Гриф окончательно убедился в этом. Все его мечты и надежды растаяли в воздухе. Взять, к примеру, корабль. Какой смысл снаряжать его и мотаться по океанам, занимаясь перевозкой грузов, когда заработанные при этом деньги – лишь ничтожная малость по сравнению с богатством, которое он унаследовал...

Ирония заключалась в том, что жизнь потеряла для Грифа смысл именно тогда, когда ему ее вернули. Это выглядело довольно смешно, но иногда внутри у него все сжималось от боли, и в такие минуты его видимое спокойствие нарушалось, подобно тому как на гладкой блестящей поверхности озера появляется рябь, если бросить в него камушек. Но даже в такие моменты Гриф не хотел знать, какие монстры скрывались в глубине его души.

Увы, с каждым днем они шевелились все сильнее, угрожали ему, требовали выпустить их. В такие моменты Грифу хотелось убежать от этих темных сил, пока они не выбрались наружу и не поглотили его. Куда бежать – для него не имело значения. Он знал только, что не сможет вечно оставаться здесь. По существу, Ашленд никогда не был его домом, и он не хотел владеть им. Долгие годы он злился и страдал от того, что потерял наследство, не понимая, что оно влечет за собой, не понимая, что невозможно вернуть детство, семью, другие незаменимые вещи.

Однако отказаться от состояния и вернуться к прежней жизни оказалось не так-то просто. Надо было что-то делать с поместьем. Как только Гриф приходил к этой мысли, монстры внутри начинали проявлять себя, и тогда он осторожно подавлял их. Состояние можно было бы потратить на благотворительные заведения, школы, частично передать государству, но... Обдумывая все это в течение долгих бессонных ночей, Гриф пришел к выводу, что не имеет ни законного, ни морального права передавать Ашленд кому-либо постороннему, поскольку, помимо имущества, у него были еще жена и сын.

Резко вскочив на ноги, Гриф начал беспокойно ходить по берегу. Мысль о Тесс жгла его, подобно незаживающей ране, и он поспешно отбросил ее.

Думать о сыне было куда приятнее, поскольку эти размышления имели абстрактный характер. В данный момент ребенок был для него не более чем именем на листке бумаги. Когда Вуд сказал ему, что он стал отцом, Гриф равнодушно посмотрел на адвоката, словно речь шла о появлении на кухне новой судомойки. Ребенок... Это понятие казалось ему почти нереальным, а потому безопасным, и он спокойно рассуждал о ребенке во время продолжительных бесед со своими адвокатами.

Гриф с иронией подумал о том, как удобно иметь помощников, которые являются словно по мановению руки. Они никогда не возражали ему и только слушали с серьезным видом, когда он излагал свои планы, а потом советовали проконсультироваться с матерью мальчика, прежде чем взвалить на нее заботу сразу о сыне и поместье, не назначив опекуна.

Однако такой шаг предполагал встречу с Тесс, а этого он хотел избежать любой ценой. Позволить себе снова любить человеческое существо, связь с которым может прерваться в любой момент, он просто не мог. Вот почему Гриф не хотел ни видеть Тесс, ни говорить с ней. Больше всего он боялся, что, если увидится с ней, вся созданная им защита мгновенно рухнет.

К его величайшей досаде, Абрахам Тейлор сообщил ему в письме, что, вернувшись в Англию после смерти жены, планирует отойти от дел и поэтому хотел бы обсудить с Грифом передачу ему опекунства над леди Тесс. При этом Тейлор настаивал на личной встрече.

Немного поколебавшись, Гриф принял решение. Он поговорит с Тейлором и откажется от опекунства; тогда Тейлор будет вынужден назначить опекуном кого-то другого. После этого останется только передать Ашленд в надежные руки и назначить доверительного собственника. Может быть, ему даже удастся убедить Тейлора взять на себя ответственность за поместье.