Бронепоезд 'Гандзя' - Григорьев Николай Федорович - Страница 37

- Склянки ты заставлял его бить... Клади на другую руку - шесть.

- А что ж? - сказал матрос, загибая шестой палец. - Признаю, сдурил. Это целиком и полностью была глупость со склянками... Шесть уж. Так? А теперь и паровоз из-под него к чертям выбили. Совсем на мели остался человек... Нет уж, теперь не жди, не воротится!

- А, брось, Федорчук, - отмахивался я.

Но у меня уже и у самого закралось сомнение: "Не придет, пожалуй, и верно, не придет".

- Ну ладно, - сказал я, - довольно об этом. Пошли обедать. В депо ведь еще надо поспеть, паровоз подобрать для бронепоезда, ну и...

- И машиниста, - закончил за меня матрос.

Мы вышли.

- А где тут, кстати, депо, не знаешь? - спросил я.

Матрос остановился, озираясь на рельсы, расходившиеся по станции во все стороны.

- Кажись... Не в той ли вон стороне?.. Обожди, маневровка едет, спросим.

Навстречу нам катил, позвякивая налегке, небольшой чумазый паровоз. Мы помахали ему, чтобы он придержал ход. Паровоз дал сиплый гудок и остановился.

- Эй, кто там? - закричали мы. - Куда в депо дорога?

Вместо ответа машинист паровоза начал спускаться из будки. Спрыгнул на землю, и мы оказались лицом к лицу... с Федором Федоровичем!..

Он сдвинул на затылок свою фуражку с галунами и заговорил, отдуваясь и вытирая лоб платком:

- Вот депо, а? Коренным считается, а паровоза не подобрать... Я уж "овечку" взял. Ход у паровозишки есть, ничего, подходящий ход. Да и ростом невелик, - ну, такой-то и лучше. Между нашими вагонами, если издали глядеть, он и неприметный... Конечно, в грязи весь, почистить придется...

Мы с матросом переглянулись.

- Так вы, Федор Федорович, как бы это сказать... не заболели? - спросил я осторожно.

Он даже глаза на меня раскрыл. А я схватил его за руку и давай трясти.

- Федор Федорович! - разлетелся матрос. - Давай по-рабочему за общее наше дело... поцелуемся!

И забрал его, как в клещи, своими мускулистыми руками.

- Ты на меня, друг, не обижайся, - бормотал матрос, - мало ли что бывает...

- Да полно, полно, чего тут, - отвечал машинист, выпрастывая голову, чтобы глотнуть воздуха.

- А ты, Федор Федорович, почаще бы к нам в кубрик заходил, - сказал матрос, отпустив наконец едва дышавшего машиниста. - Знаешь, люди, когда вместе, все равно как железина к железине - пришабриваются...

- Да как же я... от машины-то отойду?.. - прохрипел тот, ощупывая часы в примятом кармашке.

- Не можешь? Ладно, - согласился матрос. - Только на этот раз уж извини... Эй, кочегар! - крикнул он в сторону паровоза. - Побудь за механика.

Матрос подхватил Федора Федоровича под одну руку, я под другую, и мы втроем пошли на вокзал обедать.

* * *

Сразу после обеда я поставил всю команду за топоры, чтобы сделать кое-какой текущий ремонт: блиндаж деревянный, а дерево в бою все-таки крошится... Надо было зачинить пробоины, их оказалось несколько в наружных стенах: иные как сыпь, а в иные и оба кулака просунешь.

Но, в общем, мой блиндаж выдержал экзамен с честью. Признаться, я побаивался в бою. "А ну как, - думаю, - завалится эта бревенчатая дура, ведь ног из-под нее не вытащишь!"

А дура-то оказалась покрепче паровоза.

Я велел ребятам принести березовых поленьев и поставил пулеметчика Панкратова тесать колобашки. Это был плотник заправский. Он сызмальства работал по плотничному делу, даже в Москве бывал на постройках.

Как пошел он обделывать поленья - глядеть любо! Потюкает, потюкает топором - и уже не полено у него в руках, а сахарная голова. Еще тюк, тюк и готов уже клин на четыре канта.

Матрос, сидя на корточках, сучил жгуты из пакли. Я оплетал этими жгутами клинья. А все остальные ребята, подстроив себе подставки из снарядных ящиков, заколачивали клинья в пробоины.

Кто освобождался, тех я посылал с ящиками за песком: пудов, должно быть, двадцать песку ушло через пробоины - надо было подсыпать в стены свежего.

Между делом шли разговоры, само собой понятно - все о башенном поезде и о Богуше.

Мы решили изловить его и прикончить. Но как?

Всякий предлагал свой проект. Одни говорили, что лучше всего нам с поезда подкараулить Богуша где-нибудь на крутом повороте дороги, в кустах, и расстрелять его бронепоезд в упор. Другие, в том числе Никифор и племянник, брались проникнуть к белым в тыл и развинтить рельсы, чтобы башенный поезд свалился. Но оба эти проекты, к огорчению ребят, пришлось забраковать: на кусты Богуш не пойдет, а сначала пошлет разведку, и разведка обнаружит засаду; что же касается порчи пути, то тут в худшем случае Богуш потеряет контрольную площадку - только и всего.

Остроумную штуку придумал наш слесарь, замковый: нагрузить порожний товарный вагон камнем и с разгону выбросить его на поезд Богуша. Стали мы обсуждать этот проект - и тоже ничего не вышло... Такой вагон-"таран" имело бы смысл пустить под уклон на прямом пути, а у Жмеринки, как назло, дорога петлит, вагон с камнем на первых же закруглениях потеряет скорость и остановится на полдороге. Только нам самим путь загромоздит.

- Остается одно, товарищи, - сказал я. - Действовать артиллерийским способом, то есть бить его из орудия.

Все взглянули на нашего артиллериста Малюгу. Старик за все время разговора не вымолвил ни слова. Он стоял поодаль и, хмурясь, теребил бороду. Глаза его перебегали с одного на другого.

- Ишь нахохлился, что индюк, - шепнул мне матрос. - Промазал по бронепоезду и еще злится... - Федорчук поплевал на пальцы и опять принялся сучить свои жгуты.

А бойцы, уже забыв про Малюгу, обсуждали какой-то новый проект, на этот раз предложенный Панкратовым. Я послушал - нет, все не то. Бронированного врага мы сможем разгромить только артиллерией. Но как? Откровенно говоря, разочаровала меня наша гаубица... У Богуша пушки в башнях как вокруг пальца вертятся: вперед, назад, по бортам, куда хочешь - на 360 градусов дают они огонь! А ты с гаубицей выезжаешь - как со слоном в клетке: чуть повернешь ее вбок, и уже стоп, стена, дальше некуда. Пятнадцать градусов в одну сторону да пятнадцать в другую - 30 градусов, вот и весь угол обстрела! 360 и 30 это же разница! Ему и самое крутое закругление нипочем, а ты для боя прямой путь выискивай. Вот тут и призадумаешься над силой оружия: выходит, что трехдюймовка бывает и посильнее шестидюймовой гаубицы...

"Конечно, - раздумывал я, обкручивая паклей колобашки. - Чего проще: вызвать деповца с зубилами, да и обкорнать хвост у гаубицы, чтобы не задевал о стенки. Да ведь дело опасное, это же не дрова рубить... Тут инженеры нужны, завод: мало обкорнать, надо орудие с расчетом на тумбу поставить..."

Я взял с земли новую колобашку и протянул руку к матросу за жгутом... Гляжу, а матрос уже лицом к лицу с Малюгой сошелся... Из-под самой руки выскочил!

Матрос, оглядев всех, вздохнул и печально опустил глаза.

- Да, братишка... Как тут ни суди, как ни ряди с проектами, а уж такого случая ударить Богуша нам не будет... На десять-то столбов он уже не подойдет. Пропуделял наш уважаемый товарищ наводчик, а мы теперь колобашки ставь, и дальше будем ставить... Как это говорится - разделение труда!

Все прыснули со смеху и уставились на Малюгу.

Дело запахло ссорой. Я, отбросив колобашку, вскочил, чтобы стать между матросом и Малюгой. Но было уже поздно...

Малюга побледнел и с перекошенным лицом ринулся на матроса. Матрос увильнул от него, и тот проскочил мимо. С руганью, размахивая кулаками, старик побежал прочь...

- Федорчук! Еще только раз - и я тебя отчислю с поезда... Марш, сию же минуту привести ко мне Малюгу!

Матрос постоял, разглядывая носок сапога, и поплелся искать каменотеса.

Но не тут-то было. Малюга не показывался весь день. А к вечеру явился, подкараулил в темноте племянника и давай его бить - так, ни за что ни про что! На крики сбежались бойцы, схватили драчуна и привели его ко мне. Гляжу - человек на себя не похож: борода взлохмачена, весь дрожит, глаза страшные.