Грех и тайны (ЛП) - Мади Скайла - Страница 2

Спасти Джоэла.

Спасти Котенка.

Разрушить империю Черепа и закопать его в землю на двухметровой глубине. Улицы не будут безопасны, пока он не исчезнет, и, к сожалению, нет такого судьи в Нью-Йорке, которым бы он не заправлял, и нет никакого суда присяжных, которые бы осудили его. Смерть — единственный исход для такого человека, как Череп.

Череп лениво поднимает длинную, огромную, татуированную руку, и внезапно толпа затихает. Долгое мгновение он упивается тишиной и наклоняется вперед, располагая локти на перилах перед собой. Его поза небрежна, лицо расслаблено. На первый взгляд он производит впечатление вальяжного — даже счастливого — но ему не одурачить меня. В его глазах нет никакого веселья, как и в том, с какой силой он сжимает кулак. Прямо под ним его головорезы входят в наше пространство — пространство, людей которого я теперь называю «простое население» — и знаю, что они здесь точно не для раздачи леденцов на палочке.

Череп хихикает, и я отталкиваюсь от колонны, не позаботившись стряхнуть пыль со своей черной футболки. Мне не нравится чувство ужаса, поселившееся в моем животе. Это действует мне на нервы.

— Ты победил, — объявляет он, безжалостно улыбаясь. — Это означает, что сейчас должны последовать поздравления, правильно?

Победитель ликует и триумфально лыбится, вскидывая свои кулаки в воздух.

Бедный ублюдок.

Адреналин так яростно стучит в его ушах, что он не может услышать злорадства в голосе Черепа. Интонацию, источающую огромное количество кислоты, которая разъедает его победу. Я осматриваю толпу. Они слышат этот тон, поэтому отступают от клетки. Обходя толпу и медленно пробираясь к Котенку, я не отвожу взгляда от Черепа. Она не будет в состоянии переварить то, что сейчас произойдет. Никогда не сможет.

Клетка гремит и скрипит, пока два головореза открывают дверь. Я возвращаю свое внимание к Эмили, которая пристально за всем этим наблюдает. Горячие и липкие тела скользят рядом со мной, пока я протискиваюсь между зрителями, сокращая расстояние между Эмили и мной. Делаю еще три шага, и ужасный удар не дает мне сделать четвертый. Коллективный вздох звенит в переполненном пространстве, и я поворачиваюсь к клетке.

Хруст.

Удар.

Треск.

Все, что я могу слышать, это звуки ломающихся костей победителя, которые превращаются в пыль под тяжелыми кожаными ботинками. Из-за крови, стекающей по лицу, некогда медно-рыжие волосы бойца теперь кажутся каштановыми и прилипли к его черепу. Синяки уже начинают проявляться, окрашивая его искривленные кости в оттенки фиолетового и синего.

— Неправильно, — орет Череп, отодвигаясь от перил. — Этот бой был жалким. Смерть любому, кто, блядь, наведет на меня скуку.

Он обтирает длинные татуированные пальцы о рукав красной рубашки, прежде чем повернуться и исчезнуть в дыре в бетоне позади него. Пока его люди хватают тела и забрасывают их на плечи, никто не говорит и никто не двигается. Эти двое мужчин, бойцы, будут третьим и четвертым телами, перекинутыми через перила за последние шесть дней, а это означает, что сегодня третья ночь, когда мне придется удерживать дрожащее тело Котенка. Ей снятся кошмары, я помогаю их облегчить, и, тем не менее, она ненавидит меня. В этом нет смысла.

Задумавшись, я не осознаю, насколько близко к ней нахожусь. Достаточно близко, чтобы видеть слезы, которые застилают ее глаза и смачивают ресницы. Я достаточно близко, чтобы видеть, как ее ноздри раздуваются, а грудь вздымается, пока она пытается сдержать рыдания. Никогда не встречал кого-то настолько чуткого… настолько человечного. Мое окружение заполнено бойцами-убийцами. Мне не нравится, что Череп вытворяет, но это не вызывает во мне каких-либо эмоций. Делает ли это меня плохим человеком?

Я протягиваю руку и неуверенно касаюсь ее.

Действительно ли я плохой человек?

Глава 2

Боль

Эмили

Иисусе!

Я задыхаюсь и вздрагиваю от внезапного прикосновения теплых пальцев, поглаживающих тыльную сторону моей руки. Резко поворачиваю голову, и мой пульс учащается, когда я встречаюсь с ним взглядом.

Джай Стоун.

Его брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию. Беспокойство и сострадание — то, чего я и ожидала от него. Мне пора перестать удивляться тому, что он оказывается рядом при первом же признаке опасности. Джаю всегда удается найти меня в нужный момент, и мне ненавистно, что причина, по которой он это делает — боль, отражающаяся на моем лице.

Я не слабачка.

Расправляю плечи, чтобы казаться равнодушной, несмотря на охватывающий меня ужас. Ему нужно держаться подальше. Разве он не заметил, как Череп смотрел на меня? Я в его руках, и это не хорошо для Джая. Учитывая то, что он хочет голову Черепа, и я единственная посвященная в эту информацию. Еще один минус — мой очень низкий болевой порог. Если Череп потребует информацию, приставив ко мне нож, я не смогу удержать рот на замке.

Несмотря на нашу ссору, я с трудом сглатываю и разжимаю руку, выставляя ладонь. Двое мужчин погибли, и мне необходимо утешение. Нужна поддержка единственного человека, способного это сделать. Кончиками пальцев он прикасается к моей ладони, вызывая теплое покалывание. Я поражаюсь мягкости его прикосновения. Разве это возможно с такими грубыми и мозолистыми руками, как у него? Я видела, на что способны эти руки. Те самые пальцы, предлагающие мне нежный комфорт сейчас, не так давно сжимались в кулаки и были покрыты чьей-то кровью. Интересно, насколько обманчива его внешность? Кто он в глубине души: убийца или мужчина, готовый на все для спасения своего брата? Объективно говоря, есть ли разница? Я не знаю. В моей жизни нет никого, за кого я готова была бы убить.

Мои внутренности сжимаются от напряжения, когда головорезы Черепа несут изувеченные тела из клетки к перилам. Я изучаю лица громил, и мое сердце там быстро бьется, что может проделать дыру в груди. Что у них на уме сейчас? Чувствуют ли они вообще какой-либо дискомфорт? Убийство не может быть легким, и мне интересно, задумываются ли они об этом позже. Или внутри они мертвы? Может, поэтому для них все так легко, словно помыть посуду или выкинуть мусор. Не знаю, как им это удается. Я непричастна к произошедшему, но все же чувствую себя виноватой и, в некотором смысле, ответственной за их убийство, как и Череп.

Один из головорезов, лысый и в свободных джинсах, поднимает «победителя» за голову и удерживает его так для всеобщего обозрения. Отвожу взгляд от искореженного тела. Я на грани срыва. Сердце вздрагивает и колотится так, словно миллион крошечных птичек попали внутрь и их трепещущие крылышки безостановочно двигаются. Нервное тепло разрастается подмышками и жаркой волной спускается вниз по спине. Я сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. Мне хочется заплакать, но боюсь показаться слабой — здесь этого делать нельзя. Я хочу быть сильной, как Джай. Возможно, меня волнует больше всего не то, что он сделал, а то, что он сделал это, кажется, совершенно не задумываясь. Он сделал то, что должен был. Без волнения и замешательства. Он отключил свои эмоции и обеспечил себе место во втором раунде. Теперь никто не спасет его, и никто не поможет. Он сделал это все в одиночку. Джай — сильный и храбрый, и мне до смерти не хочется признавать, что я завидую ему. Мне это ненавистно.

Любопытство толкает меня на ошибку: я оглядываюсь на головорезов у края бездонного тоннеля как раз в тот момент, когда второго убитого переваливают через перила. Его безжизненное тело, словно в замедленной съемке, взмывает в воздух и затем, камнем падая вниз, исчезает из поля зрения. Мой живот скручивает в узел, а сердце замирает, напряженно издавая жалостливые удары, эхом отдающиеся в тишине помещения. Тихие слезы льются из моих глаз.

— Все закончилось, — бормочет Джай мне на ухо, и я закрываю глаза.

Он идет позади меня, поглаживая обе мои руки своими грубыми ладонями. Пока толпа рассеивается, я позволяю Джаю подольше успокаивать меня. Находясь в ступоре, я не злюсь на него. Вообще ничего не делаю.