Турбулентность (ЛП) - Грация Уитни - Страница 5

– Как и я, – сказала она, и ее тон стал мрачнее, чем в начале нашего разговора. – У меня просто есть один последний вопрос не для записи, и затем вы можете уйти и вернуться к тому, чем вы там, по вашему мнению, занимаетесь в своей как бы жизни. – Она подождала, пока мистер Оуэнс покинет комнату, а затем похлопала по толстой красной папке на столешнице и взглянула на меня. – Мне нужно рассказать вам, как прошла ваша психическая экспертиза шесть недель назад.

– Я уже изучил результаты.

– Не ебите мне мозг, Уэстон. – Ее лицо покраснело. – Средний балл для компетентных, здравомыслящих пилотов в PILA тесте – пять. Вы получили девять.

– Возможно, данный тест измерил у меня кое-что другое.

Она проигнорировала комментарий.

– Девять – это чертовски близко к девиантному значению. А значит, вам нужно было пройти другие психологические тесты. Но почему-то, врач пропустил вас вперед и с песней.

– Как щедро с ее стороны.

– Даже слишком щедро. – Она достала визитную карточку с кармана и бросила мне. – Не буду отрицать, что ваша карьера пока не отличается ничем выдающимся, но... Ладно... Буду до конца честна. У вас самые странные результаты психологических тестов, которые я только видела.

– Для меня это честь, спасибо. – Я взглянул на наручные часы. – Буду рад получить за это награду по электронной почте.

– Не думаю, что вы понимаете, насколько все серьезно, – произнесла она. – По результатам настоящих тестов... не тех, что вам удалось как-то смухлевать, ваши показатели в трех из четырех эмоциональных областях ниже должного. Вы социальный отшельник, которому каким-то образом удается работать в социальной сфере. – Она сложила руки. – Я не проверяла вас лично, но думаю, вы используете свою карьеру, как способ справиться с внутренней проблемой, от которой страдаете. И еще, ваши тесты сна показали высокий уровень...

Я отключился от ее болтовни, пока женщина продолжала говорить, поэтому уловил лишь несколько слов, типа «психотерапия» и «порог», но мое внимание угасало с каждым следующим словом, срывавшимся с ее уст.

Наклонившись вперед, я пролистал толстые страницы папки на краю стола перед ней. Поднял корзину с тонкими папками и блокнотами и опустил их обратно, когда увидел, что под ними ничего не было.

Все еще игнорируя звук ее голоса, встал и подошел к стене с плакатами о политике авиакомпании. Остановился перед тем, на котором значилась надпись «Полное отсутствие дружественных отношений между сотрудниками» и схватил край бумаги. Медленно приподнял его от стены и посмотрел на гипсокартон под ним.

Ничего...

Опустил плакат обратно и проверил еще одни, затем еще. Я проверил стену за четырьмя плакатами, когда услышал звук ее приближающихся каблуков.

– Мистер Уэстон? – Она ждала, что я развернусь, наконец остановлю ее длительные разглагольствования. – Какого хрена вы творите?

– Я ищу главную мысль этого разговора, поскольку, очевидно, вы не поведаете ее мне в ближайшее время.

У нее отвисла челюсть.

– Она вот-вот покинет ваш рот? – спросил я. – Сколько еще мне нужно здесь стоять и ждать сего события?

Женщина сделала шаг назад и прищурила глаза.

– Основная мысль состоит в том, что так как на вашем файле есть пометка «БДЭ», я не могу заставить вас пройти терапию, что мы предлагаем пилотам в рамках плана здравоохранения. Но на основе результатов тестов, думаю, было бы здорово, если бы вы виделись с профессионалом по крайней мере два-три раза в месяц. Черт, пять-десять раз, если вам удастся.

– Смотрите, как коротко и лаконично вам удалось все сформулировать? – Я направился к двери. – Вы могли бы покончить с этим дерьмом еще десять минут назад.

– Я собираюсь уточнить, прошли ли вы этот тест, Уэстон. – Она последовала за мной. – Я отказываюсь принимать результаты в таком виде и обещаю вам, когда выясню, что вы заставили нашего лучшего врача смухлевать...

– Почему бы вам не спросить у меня то, что и правда так хотите? – перебил я, хватаясь за дверную ручку. – Спросите же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ладно. – Она скрестила руки на груди, смущаясь. – Вы предложили нашему ведущему врачу сексуальные услуги в обмен на положительные результаты?

– Во-первых, – ответил я, открывая дверь. – Я никогда не должен никому ничего предлагать. Никогда. Во-вторых, если под «сексуальными услугами» вы имеете в виду, что я трахал ее в кабинете до потери сознания, или то, что я попросил ее опуститься на колени и отсосать мой член, а затем проглотить всю сперму, то да. Но все это было не в обмен на положительные результаты. Она пообещала пропустить меня еще после того, как я вылизал ее киску.

Все краски покинули лицо Кокс.

– Я не... Я не верю вам. Никто из сотрудников этой компании, особенно на столь высокой должности, не совершил бы подобного.

– Если вам хочется, что бы я еще раз так же прошел эти тесты, – предложил я, возвращая ей визитную карточку и засовывая ту в передний карман женщины, – дайте мне знать. Однако, вопреки сказанному вами несколько секунд назад, предполагаю, вы проглотите все мои результаты тестов...

Выход на посадку А2

ДЖЕЙК

Нью-Йорк (JFK)

«Последний раз приглашаем пассажиров рейса 1487, направляющегося в Сан-Франциско, проследовать на борт.»

«Пассажир Элис Трибу, просьба, как можно скорее вернуться к выходу на посадку А13 за вашим паспортом.»

«Рейс Американских Авиалиний номер 1781, направляющийся в Торонто, вот-вот отправится от седьмого выхода на посадку.»

Неделю спустя знакомые звуки международного аэропорта имени Джона Ф. Кеннеди приветствовали меня дома, как только я сошел с борта самолета. Несмотря на два шестнадцатичасовых перелета и то, что не спал хорошо со времени интервью в Далласе, я все еще не чувствовал ни грамма истощения.

Я прошел через терминал, таща за собой чемодан, пока самая типичная песня в истории авиации лилась мелодичной рекой через громкоговорители аэропорта. Кавер-версия песни Фрэнка Синатры «Полетай со мной» в аккомпанементе оркестра, вдохновляла больше тонны глухих пассажиров фальшиво напевать, пока они перемещались к своим выходам на посадку.

Пилоты других авиакомпаний направлялись в другую сторону коридора, одевшись в свежевыглаженную униформу, и слегка кивали мне, проходя мимо. Рядом с ними стюардессы краснели и улыбались, махая мне ручками и подмигивая, но все это я игнорировал.

Мои мысли были заняты тем фактом, как сегодня официально моя карьера рухнула к самому дну. Свежий старт всей этой хрени, от которой я так надеялся сбежать.

Когда я впервые начал летать на планере в шестнадцать лет, все, касающееся авиации, казалось искусством. Каждый аспект, от инженерии самолетов до самого процесса полета, интриговали меня, создавая идеальный баланс мастерства и очарования.

Новые самолеты были чем-то не от мира сего, мы планировали новые маршруты и были вознаграждены за новаторское мышление, а каждый шаг авиалиний одобряли в СМИ.

Люди останавливались и глядели на новые Боинги и Аэробусы с полным восхищением на лицах, пассажиры вели себя так, словно им не было до этого дела, а стюардессы были кем-то большим, чем этакими официантками на высоте в тридцать тысяч футов. Для пилотов искусством было без особых усилий гладко летать от города к городу, жить в одной гостинице за другой и трахать каждую ночь разных женщин.

Тем не менее где-то между новыми правилами, жадностью владельцев авиакомпаний и передовыми технологиями, все это изменилось. Теперь пилот представлял собой не больше, чем водитель автобуса, который возит неблагодарные задницы пассажиров по небу. И тот идеальный баланс мастерства и очарования больше не был никому нужен, его даже никто не помнил.

– Простите, командир? – Мужчина, одетый в футболку с надписью «Я люблю Нью-Йорк» вдруг выскочил передо мной. Он поднял вверх свой телефон, держа его прямо у меня перед носом. – Вы не могли бы нас сфотографировать? Мы пытались сделать селфи, но я постоянно обрезаю себе голову. – Он засмеялся и указал на свою семью: двух мальчиков и женщину в желтом платье. Они смеялись и позировали перед голубым баннером с надписью «Добро пожаловать в Нью-Йорк».