Первомайка - Зарипов Альберт Маратович - Страница 36

Командир нашего батальона на бегу кивнул головой и, ничего не говоря и не останавливаясь, пронесся мимо меня к златозубовской группе. Я еле успел отпрянуть в сторону, чтобы он меня не сшиб. Ситуация складывалась не в нашу пользу – боевики уже обходят нас с правого фланга и запросто через пятьдесять минут перещелкают нас, как куропаток. Но приказа отходить не было, и я, злясь на себя, – «еще подумает, что я струсил и хочу быстрее свалить отсюда!» – взбежал на вал, занял свой окоп и начал готовить РПО к выстрелу.

Справа от меня Бычков заменял пустой магазин на полный. Вот он передернул затвор, прицелился и дал первую очередь по виадуку.

– БЫЧКОВ. НИЖЕ СТРЕЛЯЙ. ОНИ НА ПОЛЕ.

РПО был готов, и я на секунду выглянул наружу, чтобы подобрать цель. Слева и прямо по курсу на различной дистанции ко мне приближалось несколько шеренг, на ходу от бедра стреляющих по валу. Я спрятался в окоп и, поднимая «Шмель», успел в отчаянии выкрикнуть: – бать! Да сколько их там?

Пятый заряд лег на мое плечо, и я, целясь только мушкой, выстрелил в очередную шеренгу радуевцев, до которой было не более двадцати метров. Поднимать прицельную планку на огнемете катастрофически не хватало времени, и приходилось стрелять навскидку.

Последний, шестой, РПО был выпущен мной в группу боевиков в семь-восемь человек, находившуюся в нескольких метрах от внешнего основания вала. Для этого мне пришлось встать в полный рост и, направив огнемет под углом почти в 45 градусов, нажать на курок. Расстояние между мной и целью было не более десяти метров; я не знал, взорвется ли заряд, встретив мишень на таком близком расстоянии. Ведь для того чтобы взвелся взрыватель, нужно какое-то время. Так, взрыватель на кумулятивной гранате от РПГ взводится на удалении в тридцать метров от стрелка.

Про огнемет мне такие данные были неизвестны, и когда, – спрятавшись в окопчике, я услыхал гулкий взрыв, то лишь обрадовался: «СРАБОТАЛО».

Прицеливаясь, я успел заметить что-то непонятное справа, внизу вала. С нашей стороны вал имел склон в 45 градусов. Верхняя часть вала была срезана, и этот срез был шириной в метр-полтора. С внешней же стороны склон вала опускался на метр вниз, далее шел выступ в метр шириной, за которым склон опускался до самой земли. Я высунулся из окопа по пояс, быстро лег на гребень вала, заглянул под основание – и волосы на голове опять зашевелились от ужаса. На земле, у основания вала, на свежем снегу темнела, передвигалась и ожидала чего-то людская масса в несколько десятков человек. Я даже слышал негромкую гортанную речь: кто-то отдавал команды, кто-то слабо стонал: «А-а-а-ла-а-а».

На полметра ниже огня пулемета Стаса в склон вонзилось огненное веретено кумулятивного взрыва. «ЗАСЕКЛИ СТАСА».

Но засекли не только Стаса – от темной массы в моем направлении ползли две черные фигуры. До них было метров шесть-семь. Я отпрянул обратно в окоп, схватил свой винторез с уже досланным патроном, опять лег на гребень вала и, держа оружие в правой руке, положил винтовку плашмя на землю и попробовал прицелиться в ползущих боевиков. Но это не удалось сделать. Я лежал пластом на валу, а голова опустилась за кромку, и я четко увидел, что и глаз и ствол находятся на одной прицельной линии, но смещены чуть влево. Я попробовал довернуть ствол рукой, но опять ползущие находились вне сектора стрельбы. Чтобы исправить эту ситуацию, мне нужно было передвинуть оружие вправо, но безуспешно…

На моем ВСС-1 накануне вечером были установлены ночной прицел и, главное, сошки от ночного РПГ-7Н. Металлические сошки позволяли вести более точную стрельбу с тяжелым ночным прицелом. Но сейчас именно эти чертовы сошки уперлись в землю и не давали мне довернуть ствол винтореза вправо и поразить боевиков…

Отчаянно заорав матерное выражение от этой задержки, я правой рукой поднял винтовку вертикально, чтобы уже ничто не упиралось в склон, и бросил ее в нужном направлении. Секунды ушли на то, чтобы направить ствол на ближнюю правую фигуру, до которой оставалось каких-то три метра, и пять раз нажать на курок. Я не услышал звуков выстрела, но рука ощутила резкие толчки затвора, и боевик ткнулся головой в землю. Еще пару секунд пришлось потратить на то, чтобы довернуть ствол влево и выпустить остальные патроны во второго.

Я мгновенно укрылся в своем окопе, и тут от всего увиденного у меня опять прорезался все тот же противный и резкий голос:

– БАТЬ! НАДО СЪБЫВАТЬ!

Я отсоединил пустой магазин от винтовки, бросил его на дно своего окопа: «потом заберу». Быстро достал из кармашка нагрудника полный магазин с десятью патронами, присоединил его к винторезу и передернул затвор, досылая первый патрон в патронник.

Для меня все стало предельно ясно и понятно. Радуевцы не были бы чеченцами, если они попытались внезапно ночью прорваться на открытом пространстве между нашими подразделениями. План прорыва радуевцев был прост и дерзок: пользуясь темнотой и внезапностью, сосредоточиться за виадуком напротив наших центральных позиций.

Затем боевики, расположившиеся на виадуке на участке в двадцатьтридцать метров, открывают массированный огонь по нашим огневым точкам, практически не давая нам поднять головы. Высота виадука, на котором заняли огневые позиции радуевцы, была в полтора метра от уровня земли, от которой же наш вал поднимался на два с половиной – три метра. Вершина вала была усеченной, и наши несколько стрелков, не имея возможности высунуться наружу из-за оглушительного треска пролетающих над головой пуль, были вынуждены вести стрельбу по наблюдаемым целям на виадуке.

Таким образом во время яростной перестрелки между боевиками на виадуке и нашими несколькими стрелками на валу, под пулеметными и автоматными трассами образовалось мертвое пространство, используя которое, основная часть радуевцев небольшими шеренгами в семь-восемь человек пересекала в полный рост поле и скапливалась у внешнего основания вала. Им оставалось только дождаться того момента, когда у этих русских закончатся патроны в автоматных магазинах и пулеметных лентах, затем забросать их ручными гранатами и спокойно пересечь вражеские позиции.

«НУ ВСЕ. ОТСЮДА НАС И УНЕСУТ!» – пронеслась мысль. Вызывало ярость осознание того, что тебе жить-то осталось каких-нибудь несколько минут, что патроны у Бычкова, замполита и Стаса уже заканчиваются, что после этого наступит гробовая тишина на нашем валу, потому что ни справа, ни слева ни одна живая душа не нашла в себе силы духа открыть огонь по боевикам и дать нам хоть какую-то передышку.

Все это заставило меня с остервенением рвать карманы нагрудника, доставая оттуда гранаты РГД-5, и заорать дурным голосом:

– Бычков, давай гранаты!

Выдергивая одновременно кольца в двух запалах, метнуть в темную массу обе эргэдэшки. Выхватить у Бычкова из рук две его эфки и несильным, как в детстве бросали яблоки друг другу, броском закинуть Ф-1 за вал. Резкие и сочные разрывы гранат среди врагов оттягивали на какой-то миг скорую развязку.

Сержант-контрактник почти сразу же за мной забросил поочередно две свои эргэдешки. Кто-то из наших перекинул за вал еще несколько гранат, которые вразнобой разорвались среди врагов.

Боец Максимка снизу подал мне еще две гранаты. Снаружи громыхнуло два раза от разрывов этих эфок. Я оглянулся на дневку, ища глазами тех, у кого бы мог взять еще гранат. Дневка была пуста, и только у костра стоял растерянно улыбавшийся Баштовенко, который неловкими пальцами расстегивал кармашек, пытаясь достать гранату.

Я выскочил из окопа и сбежал вниз к костру, на бегу крикнув Стасу:

– СТАС! ОНИ ВНИЗУ, ПОД НАМИ! ДАВАЙ ИХ ГРАНАТАМИ!

Я расстегивал второй, трудноподдающийся кармашек на нагруднике бойца, когда услыхал, как Стас, не отрываясь от пулемета, громко скомандовал хорошо поставленным командирским голосом:

– Подготовить гранаты. Гранатами – огонь! Гранатами – огонь!

Бросать гранаты в противника было некому, и Стас командовал скорее для того, чтобы создать психологический эффект для врага, находящегося в нескольких метрах от него. Я наконец-то расстегнул задубевший на морозе карман и достал оттуда гранату Ф-1, вторую дал Баштовенко, и побежал обратно в свой окоп. Несмотря на отчаянное наше положение, меня на ходу разобрал смех: услыхать такую четкую команду, да еще поданную таким хорошим командирским голосом, как учили наши преподаватели огневой подготовки, да еще в такой дикой перестрелке, – все это было похоже на трагикомедию.