Забытое искусство - Чандлер (Чендлер) Бертрам - Страница 2

— Ну, тогда у них есть, чем платить за роскошную выпивку! — рассудил Кэллегэн.

— Кто? Ах, люди из «Забытого искусства»? Если бы им пришлось рассчитывать только на мои деньги, им не на что было бы купить стакан пива.

— Вы не коллекционер, Баллертон, — вмешался один из двух людей, стоящих рядом с миллиардером.

— Нет, Гримшоу, и надеюсь, что никогда не стану.

— А ваш друг?

Кэллегэн засмеялся и покачал головой.

— Собирал марки, когда был мальчиком.

— Вот и продолжайте, — сказал другой.

— А ваша коллекция все еще у вас, Бейкер? — спросил Гримшоу.

— Да. Но я думаю ее продать. Другие интересы, знаете… Что вы скажете, чтобы пойти пообедать, Баллертон? И вы, мистер…

— Кэллегэн, — подсказал Баллертон.

— Да, да. Пошли, Кэллегэн. А затем мы можем пойти посмотреть мой маленький музей.

— Что вы об этом скажете, Кэллегэн? — спросил Баллертон.

— Спасибо. С удовольствием.

У Бейкера был громадный «сперлинг», который вполне мог ходить рейсом Земля-Марс. Там был пилот в расшитой золотом униформе, в такой же щеголял и капитан корабля. В огромной центральной кабине можно было дать бал, а для тех, кто не любил танцы, был хорошо оборудованный бар. Бейкер удобно разместил своих гостей и вышел.

— Ох уж эта коллекция бедняги Бейкера, — смеясь, сказал Гримшоу. — Из-за нее он каждый раз проваливается на выборах. Архиепископ очень враждебно относится к ней.

— К маркам? — с удивлением спросил Баллертон.

— Нет, марки он продает. Речь о его «других интересах», как он выразился. О его маленьком музее. Сами увидите. Обратите внимание, что там есть один экспонат, за который я выдал бы чек с непроставленной суммой — если бы он согласился ее продать.

Кэллегэн не участвовал в разговоре, предпочитая глядеть в иллюминатор на мир, в котором он так давно не бывал! Но Бейкер летел так высоко, что за облаками и блеском городского освещения ничего нельзя было разглядеть. А наверху были звезды, яркие, немигающие, и их компания, по мнению Кэллегэна, была предпочтительней компании этих толстых людей, от которых за километр несло деньгами. Баллертон был неплохим человеком, и он создал свое состояние не столько торговлей и финансовыми делами, сколько талантами химика и инженера. И он, конечно, не станет, как другие, выкидывать бешеные деньги за тривиальный предмет, вся ценность которого заключается в его редкости.

Кэллегэн и в самом деле собирал марки, но никогда не был настоящим коллекционером. Десятицентовая ванадийская марка с ее очаровательной и изящной гравюрой космического корабля была для него неизмеримо дороже, чем бесценная пятнадцатицентовая черная титакийская, которая была так безобразна.

— Вот и его жилище, — сказал Гримшоу.

— Можно сказать, новая вилла, — заметил Баллертон. — Хотя, в сущности, она не такая уж новая.

— У него многочисленный персонал. Одних только стражников, по крайней мере, две сотни. Кстати, он действительно в них нуждается: там такие сокровища, что даже я способен был бы их украсть.

2

«Сперлинг» на полной скорости нырнул в пике, и неправильный четырехугольник света стал быстро расти. Кэллегэн, привыкший ко всяким предосторожностям, подумал, что у Бейкера внезапно появилась мания самоубийства. Он встал, собираясь взять управление на себя, но Баллертон заставил его сесть.

— Я слышал об этом Бейкере, что он превосходит всех известных пилотов мира, — сказал он и, иронически улыбаясь, добавил: — По крайней мере, так говорят.

— Он не удержался бы и пяти минут на межзвездных, — проворчал Кэллегэн. — Господи, выйдет ли он из этого пике?

Но Бейкер продолжал пикировать. Когда до земли остались считанные секунды, он приказал повернуть реакторы. Корабль затрясся, пассажиры были вынуждены отпрянуть к стене, бутылки в баре разбились, и их замена стоила, по крайней мере, двухмесячного жалования Кэллегэна. Но сама посадка прошла блестяще. Корабль сел легко, как перышко.

Бейкер, появившись из кабины пилота, выглядел отвратительно веселым.

— Не поломали костей, надеюсь? Ну, Кэллегэн! Такой астронавт, как вы… Я понимаю, что эти двое могли потерять равновесие, но уж вы-то…

— Ваш бар погиб.

— А! Вычистят. Пошли. Я уже проголодался.

Бейкер повел их по великолепным садам мимо сторожевых постов, где несли постоянную стражу люди, машины и огромные собаки, к дому, который был грубым и безобразным, как и его хозяин. У Кэллегэна остались смутные впечатления красного бархата и темного красного дерева, выстроенных вдоль стены старинных доспехов, казавшихся гуманоидными роботами, ожидавшими приказаний. Столовая была небольшая, с дубовыми панелями и балками, освещенными свечами.

— Деревянные детали привезены из старой английской гостиницы, — объяснил Бейкер. — Это стоило мне миллион.

Обед был простой, но дорогой. Ничего экзотического, но бифштексы жарились на настоящих древесных углях, а не токами высокой частоты, бургундское, как подумал Кэллегэн, было куплено за высокую цену, а стилтонский сыр, изготовление которого стало теперь почти забытым искусством, стоил так же дорого, как деликатес, привезенный из самой отдаленной планетарной системы Федерации. К сыру был подан портвейн такого богатого и густого цвета, что казалось святотатством его пить, а попробовав — оставить в графине.

Кофе, кюммель — в натертых по краю мускатным орехом стаканчиках, и гаванские сигары увенчали обед. Бейкер развалился в кресле, пачкал рубашку сигарным пеплом и рассматривал своих гостей сквозь голубоватый дым.

— Как только покончим с сигарами, пойдем смотреть мою коллекцию.

— Она вам понравится, — сказал Гримшоу Баллертону.

— Вы думаете?

— И вашему молодому другу тоже, — уверенно сказал Бейкер. — Астронавт, только что со звезд, лишенный женщин.

— Я был на том корабле, — сказал Баллертон со смехом, — и мне казалось, что там довольно успешно справляются с этим затруднением, особенно в те вечера, когда танцуют.

— Значит, кролики попадались? — засмеялся Бейкер, подмигиваю Кэллегэну. — Ну что ж, тогда он оценит мою коллекцию.

Кэллегэн почувствовал себя неловко, однако был рад пойти следом за всеми и выйти из этой маленькой комнаты, в которой стало уже душно от табачного дыма, и не пожалел, что сменил мерцающий свет архаичных свечей на флуоресцентное освещение остального дома. Бейкер повел их по бесконечному проходу со стенами и потолком из темного пластика. В конце прохода была громадная стальная дверь, похожая на дверь гигантского сейфа.

Бейкер манипулировал циферблатами и рукоятками не менее пяти минут, а затем массивная дверь тяжело открылась. Они переступили порог и оказались в темноте, ставшей непроницаемой, когда за ними закрылась дверь.

— Пришли! — смеясь воскликнул Бейкер.

Зал осветился.

Картины, развешенные по стенам, сразу приковывали внимание. Нагие тела, переплетенные в сложных объятиях: любовный акт был представлен мастерами и сохранен для вечности в масле и пигментах. Кэллегэн посмотрел на Бейкера и увидел блестящие глаза, влажные полуоткрытые губы. Он повернулся к Гримшоу и встретил его взгляд, ироническое выражение которого говорило яснее слов: «Мелкие гадости для мальчишек!». Кэллегэн бросил взгляд на Баллертона и увидел смесь отвращения и жадного интереса и рад был заметить, что отвращение преобладало.

— Моя эротическая коллекция, — возвестил Бейкер.

— У греков было лучшее определение, — заметил Гримшоу. — Порнография.

— Ребятишки на улицах Порт Альмейка, — добавил Баллертон, — продают грязные почтовые открытки, но они не так грязны, как это.

— А ваше мнение, мистер Кэллегэн? — спросил Бейкер.

— Отвратительно.

— Но вы молоды. И вы хотите отказать старику в его простом удовольствии?

— Напротив.

— А! Терпимость молодости! Но, джентльмены, картины — это еще не все. Есть по крайней мере одна вещь, за которую Гримшоу предлагает мне подписать пустой чек. Но он не получит этой вещи.