Лорды гор. Белое пламя - Арьяр Ирмата - Страница 7

Про поручение Совета я приврал. Не захотел пугать стража грозным именем Рагара, хватит и напоминания о его ручном дьяволе. Тут главное не передавить, а то Сорш вспомнит, что вейриэны никогда не вмешиваются в дела лордов.

– Ну, ты даешь, парень. Вы там в школе все фантазеры ненормальные, – фыркнул богатырь и, почесав в раздумье кучерявую голову, принялся писать под мою диктовку.

Вот так, мой принц, с крохотной лжи я начал падение, уронившее меня глубже даже Адовой Пасти.

Глава 3

Узел судьбы

Неота висела в неразличимой дымке. Ей было легко и спокойно, словно жизнь уже позади. Только самая легкая тревога червячком вгрызалась в сердце. Словно она что-то где-то забыла, а что – не могла вспомнить.

«Возвращайся, девочка моя», – нашел ее голос отца. Звучал он глухо, на пределе слышимости, словно из немыслимого далека.

Она не ответила.

Висеть в серой хмари небытия не надоест столетиями, казалось ей. Нигде ничего не жмет, не трет, тела нет, кормить не надо… И за Дигеро присмотреть можно.

Если его хранитель еще позволит.

Она ощущала рядом присутствие чужого духа – хранителя кареглазого младшего лорда, но хранитель, не чувствуя вреда от неопытной девичьей души, не прогонял, не вступал в разговор, но и не отступал, неотрывно наблюдая. И еще неота какими-то фибрами улавливала его снисходительную усмешку.

Дух развлекался.

Он преградил ей путь лишь в тот момент, когда душа неоты вознамерилась последовать за Эльдером и его всадником.

Словно глыба выросла и вытеснила неоту из мира в серую хмарь. Где она и висела маленькую вечность, впав в сонное оцепенение. И снился ей стремительный полет между горными вершинами и чужой разговор. Она его не слышала, строго говоря, она его вбирала в себя, как фосфор вбирает солнечный свет, чтобы долго потом излучать воспоминания.

«Может, хотя бы теперь признаешься, почему ты выбрала именно Дигеро?» – ввинтился в ее мысли настойчивый голос отца.

«Да не влюбилась я, ты не понимаешь! – обиделась неота, стараясь не обращать внимания на отцовский ехидный смешок. – Мать сказала, что я должна развязать узел судьбы, иначе ни мне жизни не будет, ни Дигеро».

«Даже так? Что простая синтка может знать об узлах судьбы?»

«Она не простая. Ведь ты за что-то ее полюбил? Даже в халайру ввел и делился своей силой, пока… пока не умер. Она рассказывала. Но ты помнишь ее совсем другой, папа. Она стала жрицей синтского храма, а у них многое забирается, но и открывается им много. Ох, прости…»

В голосе духа прозвучала горечь, когда он ответил минуту спустя:

«Это я не смог ее защитить… Только я, девочка. Так что там с узлом?»

«Он завязался двенадцать лет назад, когда Дигеро фьерр Этьер пытался помочь мне. Помнишь, я бежала в детстве и случайно провалилась в трещину, а духи рода Этьер не дали разбиться и притащили меня к главе рода? Старший лорд Этьер был тогда еще и главой Совета. Дигеро и его брат как раз сидели в кабинете лорда-риэна, когда меня доставили на суд. Только Дигеро и заступился, просил не возвращать в подземный храм, спрятать. И даже был наказан за то, что посмел перечить воле главы Совета. А меня все равно выгнали из его дома».

«И почему ты решила, что та встреча… хм… завязала узел?»

«Это мама так решила. Признаки есть. Ведь узел судьбы – это дурная бесконечность повторений, как два зеркала поставить друг против друга. При второй встрече уже я выгнала Дигеро из своего дома, если так можно назвать наш храм. Он пришел за старшим братом, а тот как раз уединился с одной из девушек. И наша главная жрица задумала нехорошее. Она же сумасшедшая, а тут юный хорошенький горец без дела слоняется, на синток не смотрит… и она велела мне зажечь дурманные свечи. Ее изобретение. Она делает фитиль из грибницы, пропитанной маслом, секрет которого я так и не узнала, и зажигает, когда нужно одурманить горных магов, чтобы их связь с духами рода ослабла. Я же тебе рассказывала о нем».

«Я помню этот твой бесценный рассказ. Мы выяснили состав. Непонятно только, откуда его узнала Саэтхиль и где берет редкие ингредиенты. Теперь все риэны предупреждены и принимают противоядие, прежде чем спуститься в синтские Лепестки».

«Тогда они хорошо притворяются, потому что никто из наших не заподозрил, – фыркнула девушка. – Я сделала вид, что перепутала свечные ящики, и взяла жутко вонючие, которыми травят грызунов в штольнях. Дигеро вылетел из храма как пробка из бутылки! И все гости храма за ним, кое-кто и без штанов выскочил». Неота рассмеялась, вспомнив давний переполох.

«Это после того случая тебя посадили на цепь в змеиной яме?»

«На две бесконечные недели. Мама ничего не смогла сделать: с главной жрицей не поспоришь. А Саэтхиль рада бы убить меня, но боится мести вейриэнов».

«Мы не мстим, солнышко, мы справедливо наказываем, – мягко-мягко сказал отец, но дал почувствовать такую мощь, что неота содрогнулась. – Но подумаешь, ты спасла младшего лорда от позора…»

«Ты ничего не понимаешь в наших делах, вейриэн! – мысленно проворчала неота и снова рассмеялась. – Любая синтка сказала бы тебе, что это божественный знак, потому что ситуация зеркально отразилась в Чаше Цветка. Ведь получилось, что я выплатила долг перед Дигеро полностью, тоже заступилась за него и была наказана, но я его спасла, а он меня – нет. Значит, будет третий раз, и боги либо затянут узел судьбы еще сильнее, до боли, либо сочтут, что равновесие достигнуто, и распустят».

«И что тогда?»

Если бы у души было тело, неота пожала бы плечами.

«Тогда наша воля будет не замутнена прошлым. Забудем о существовании друг друга. Точнее, я забуду, а он обо мне и не помнит. Поэтому я просто жду третьей встречи. И, папа, даже если Дигеро мне нравится как мужчина, это не имеет значения. Кто он и кто я!»

«Ну знаешь… Ты – моя дочь, а я – вейриэн».

«Если я твоя дочь, почему ты до сих пор не дал мне имени? Ты же знал традиции синтов: имя можно получить только от отца или от мужа, пусть даже временного, как хочет Охимэ, или услышать в Чаше во время посвящения в жрицы. Точнее, во время оргии».

«Десять тысяч раз я тебе уже объяснял, милая. Я умер раньше твоего рождения, а традиции синтов…»

«Ненавижу их!»

«Даже если. Вейриэны не вмешиваются в традиции горных народов».

«Да-да, конечно, десять тысяч раз уже слышала, – фыркнула неота. – Ты не можешь вернуться ко мне и матери, потому что мертв. Ты не можешь дать мне имени, потому что мертв. Ты не можешь забрать меня из поганого подземного храма, потому что мертв. Ты не можешь ничего!»

«Ты несправедлива. – Голос стал печальным, как осенние листья под дождем. – Разве я не учу тебя? Не помогаю советами? Не защищаю, как могу?»

«В синтских храмах ты бессилен, а обижают меня именно там, – напомнила неблагодарная. – Ты учишь меня, но что толку, если я – синтская рабыня, а не вериэнка?!»

«Правильно говорить – вейриэнна, – терпеливо поправил ее собеседник. – Ты станешь ею, если будешь меня слушаться так же хорошо, как до сих пор. Потому – возвращайся».

Душа неоты дрогнула лишь на миг.

И в то же мгновение налетевший ураган развеял серую хмарь. В глаза ворвался ослепительный свет, а девушка стала стремительно падать…

Головокружительное падение так резко прекратилось, что внутри все перевернулось, и неоту едва не вырвало. Она судорожно закашлялась, вдохнула сухой морозный воздух. Казалось, даже легкие протестующе заскрипели, расправляясь.

– Вернулась, наконец. Ну вот и отлично! – раздался над ухом незнакомый мужской голос.

Чья-то широкая мозолистая рука легла на лоб Безымянной, и ее глаза заслезились от яркого света, проникшего даже сквозь закрытые веки. Сразу же сжался ошейник, пока еще не смертельной удавкой, но горло засаднило. Свет мгновенно схлынул, оставив плавать под веками алые пульсирующие пятна. – Подожди пока уходить так далеко и надолго. Тебе еще учиться и учиться, девочка.