Лорды гор. Белое пламя - Арьяр Ирмата - Страница 12

С тех пор в недрах убитого вулкана находят воистину бесценные алмазы, чистейшие и крупнейшие в мире.

Хроники скупо повествуют, что силы дара Саймира не хватало справиться с бедствием, и он положил на чашу весов вечности свое бессмертие и тем перетянул их.

Я этой истории не мог понять. Героизм – это замечательно, этим можно гордиться. Но разве Белогорье не способно вернуть жизнь своим героям? Разве о горных королевах не говорится, что их величайший дар – способность призвать любых духов любого горного рода от начала времен и дать им вторую плоть? Кроме первопредков. И, конечно, кроме божественных айров – тех, кто создал нас, риэннов, наделив дикое племя горцев белым волшебным пламенем, а затем создал и остальных магов мира, – красных аринтов, синих ласхов, желтых шаунов и даже зеленых инсеев.

Так неужели наши великие маги, погибшие ради жизни Белых гор, не достойны бессмертия? Какая безумная несправедливость!

Или, – думал я в полете над горными кряжами, – герои, подобные последнему риэн-лорду Ассияшт, опустошившие в себе магическое пламя до самого дна, до последней искры, превращаются в тех первопредков, которые еще не были наделены волшебными дарами и не обладали бессмертием? Куда же уходит их развоплощенный дух?

А может быть – как я страстно надеялся, – подвиг таких лучших из горцев, как Саймир, так велик, что он достигает даже ушедших в иные небеса айров, и герой становится равным им божеством?

Тогда было бы понятно, почему и дух Саймира, и духи горцев, подобных ему, и духи всех до единой горных королев – не подвластны зову потомков. Королевы тоже уходят навсегда и не обретают вторую жизнь во плоти.

Я не мог помыслить, что боги так несправедливы. Или даже глупы.

Не мог представить, что участь правительниц и героев, служивших Белогорью душой и сердцем, отдававших жизнь и посмертное бытие ради нас, – стать ничем. Развеяться и телом, и духом в бессмысленной пустоте. Разделить участь простых смертных и участь обычных животных.

Не мог принять этого, потому что при таких мыслях не воспаряет душа, ссыхается сердце и не хочется жить, какие уж там подвиги.

Ты бы со мной согласился, Лэйрин. В тебе всегда было обостренное чувство справедливости. Именно потому я знаю, что из тебя получится отличный король, куда лучше твоего отца. Если, конечно, он не утянет тебя по своим бесстыжим стопам.

Тьфу, опять вспомнил…

Тут Эльдер, по третьему кругу облетевший гору Ассияшт, нашел трещину во льдах, скрывшую устье пещеры, и опустился на выступе перед входом.

Ласха пришлось оставить снаружи: его не пропустили охранявшие вход в штольню стражники-дальеги – крепкие и смуглые обитатели горных долин. Да он и сам не пожелал, проворчав:

– Я тут не червяк земляной, чтобы по норам ползать. Здесь тебя подожду. Не забудь потом к двум бочонкам черничного добавить малиновое варенье. За простой кареты.

– Ну ты и жулик, Эльдер. А джем подойдет?

– Вполне. Видишь, какой я сговорчивый?

– И бескорыстный.

– Это точно. Бессребреник, – оскалился во всю пасть снежный дьявол.

Дальеги вряд ли знали грамоту, но печать на приказе изучили и провели меня в пещеру, откуда начинался длинный ход в глубины скал. Там околачивалась четверка вейриэнов в белых одеяниях. Помнишь, Лэйрин, нас с тобой всегда поражало, как Рагар умудряется сохранять идеальную чистоту одежд в любых условиях? Так вот, эти переплюнули идеальностью даже твоего учителя.

Прочитав документ и задав пару уточняющих вопросов, они передали меня, как эстафетную палочку, бледноликим подземным жителям – синтам.

– А этот Яррен из дома Ирдари точно у нас? – задумчиво обронил один из вейриэнов, когда я уже повернулся к выросшему рядом тоненькому синту с белыми волосами, заплетенными в косу, свисавшую до колен, и с длинными, как щупальца, пальцами, унизанными перстнями.

– Если это тот, в чьих жилах смешаны вышний свет риэнны и глубины вод инсея, то искомый полукровка находится на пятнадцатом ярусе, – мелодично отозвался хранитель недр, сощурив по-совиному огромные желтые глаза.

Из-за характерного цвета синтских глаз многие подозревали, что у белобрысого и желтоглазого негодяя Наэриля в роду все-таки побывала синтка, что более чем странно. Поскольку синты не смешивают кровь ни с кем, даже с благородными горными лордами (потому сплетням о Наэриле не особо верилось). А чтобы их кровь обновлялась, они заключают браки с такими же подземными жителями других гор всего Эальра, даже с далекими Синими горами. Издалека, пробираясь ночами, поскольку плохо переносят солнце, они привозят мужей своим дочерям и расплачиваются за женихов алмазами или отдают в чужие горы своих дочерей и сыновей. Потому еще горные лорды никогда не откроют своих тайн синтам, чтобы о них не узнали враги.

– Я только что с пятнадцатого яруса, – возразил вейриэн. – Новых работников там нет. И в списке, переданном мне, это имя не значится. Как он выглядит, этот Яррен?

– Сейчас трудно сказать точно, белый ветер ущелий. – Синт не к месту ввернул метафору, которой поэты шифровали вейриэнов.

Мне впервые за последние часы захотелось улыбнуться: точность и синт – абсолютные противоположности, когда речь не идет о ювелирном мастерстве. В том, что касается драгоценностей и способов их обработки, синты – непревзойденные мастера точности. Но во всем остальном – велеречивые поэты.

Между тем подгорный житель вдохновенно повествовал:

– Три шага небесного яруса тому назад (у синтов время измеряется в шагах, шаг равен получасу), когда привезли изменчивоглазого мастера жидкого света (тут даже вейриэны не смогли сдержать изумления, я засек), он выглядел так плохо, что наша кровь стала от ужаса из алмаза углем. Мы – хранители чрева великой Ассияшт, а не убийцы детей ее сестер. – Желтые глаза синта сверкнули так ярко, словно зажглись солнца. – И тогда поднялась из забвения Отраженная Саэтхиль, сведущая в тайнах горной крови, и сказала, что даст юноше ту силу, какой он достоин, и увела его на излечение. Потому нет его имени в списках тех, кто подлежит исправлению, а белый ветер ущелий пролетел мимо и не услышал биения чужого сердца.

– Вот оно что. – Вейриэн хмыкнул и отвернулся. – Тогда проводи парня к вашему подопечному.

Я представил, сколько мне придется выслушать по пути цветистых оборотов речи синта, взявшего за образец бесконечные гимны айров, и содрогнулся.

– Проводников мне не надо, – сказал я. – Меня дух доведет.

Синт хлопнул глазищами и, молча поклонившись, растворился во мраке пещеры. Словно светильник погас.

Подземных белокожих и беловолосых жителей недр наши поэты называют «кровью гор». Странный это народ даже для меня, привыкшего к чудесам, которые в Белых горах встречаются на каждом шагу.

По внешнему виду синта трудно сказать, девушка перед тобой или парень. Все – тоненькие, безгрудые, невысокие. У каждого на поясе – изящный топорик-кайло. У всех – бесцветные гладкие личики, огромные желтые глаза на пол-лица, белые волосы ниже талии, а их талию, к слову, двумя пальцами обхватить можно. И еще у них нежнейшие на свете птичьи голоса. Кому-то синты казались сказочно прекрасными, но я считал их блеклыми и одинаковыми, как муравьиные личинки.

Спустившись на ярус, я вынул из-за пазухи один из амулетов, сплетенных матерью, сосредоточился. Лорд может и без амулета обратиться к духам за помощью, особенно к своему личному покровителю. Но это тяжелее стократ, и не факт, что зов услышат и соизволят прийти.

У женщины-риэнны все проще и быстрее происходит. С женщинами даже духи не спорят – слетаются, как миленькие, стоит только пальцем с капелькой крови поманить. В каждом моем амулете была капля крови риэнны дома Этьер.

В отличие от женщины мужчина-риэн не способен дать духам плоть. Потому к нам и не спешат на зов своевольные предки, если нет прямой угрозы жизни потомка. А сейчас мне всего-то надо, чтобы кто-нибудь провел меня сквозь скальную породу кратчайшей дорогой, открытой только духам. Блажь, с точки зрения бессмертных.