Хорошо быть тихоней (СИ) - "April_Schloezer" - Страница 4

Жаль, что теперь это лишь воспоминания. А может, и нет. Возможно, это просто факт, что мы любили тётю Хелен, особенно я, и у нас было время, которое мы проводили вместе.

Я не стану перечислять все моменты наших семейных телевизионных просмотров, кроме одного. Мне кажется, он может тебя немного тронуть. И хотя я не знаю тебя, возможно, то, о чём я сейчас напишу, поможет нам найти общие увлечения.

Вся семья сидела перед телевизором и смотрела последний эпизод сериала «M*A*S*H», и я никогда не забуду этого, хотя я был ещё совсем маленьким. Моя мама плакала. И сестра плакала. Брат цеплялся за последние остатки самообладания, чтобы не заплакать. А папа ушёл на кухню в один из последних моментов, чтобы сделать бутерброд. Сейчас я уже не вспомню многого о самом сериале, ведь я был ещё ребёнком, но до этого отец никогда не отвлекался от него, чтобы сделать бутерброд, только в рекламные паузы, да и тогда он чаще просил маму. Я зашёл на кухню и увидел своего папу нарезающим бутерброд… и плачущим. Он плакал даже сильнее мамы. Я не мог в это поверить. Когда он приготовил бутерброд, положил продукты обратно в холодильник, перестал плакать и вытер глаза, он заметил меня.

Он подошёл ко мне, хлопнул меня по плечу и сказал:

— Это наш маленький секрет, хорошо, чемпион?

— Хорошо, — сказал я.

И папа подхватил меня свободной от бутерброда рукой и отнёс в комнату, посадил к себе колени, и мы вместе досмотрели последнюю серию. Когда она закончилась, он подвинул меня, выключил телевизор и обернулся.

И папа заявил:

— Это была великая серия.

И мама сказала:

— Лучшая.

Сестра спросила:

— Как долго этот сериал шёл в эфире?

Мой брат ответил:

— Девять лет, тупица.

А сестра сказала:

— Сам ты… тупица.

Отец сказал:

— Прекратите сейчас же.

А мама сказала:

— Слушайтесь своего отца.

И брат ничего не сказал.

И сестра ничего не сказала.

И годы спустя я узнал, что мой брат был неправ.

Я пошёл в библиотеку, чтобы найти данные об этом сериале, и узнал, что тот эпизод, который мы смотрели, был самым культовым и успешным за всю историю телевидения, что я нахожу удивительным, потому что мне казалось, что только мы пятеро смотрели его.

Ты знаешь… Многие дети в школе ненавидят своих родителей. Некоторых ребят даже бьют. А некоторые оказались в самом эпицентре неправильной жизни. Некоторые из них лишь трофеи своих родителей, которые хвастаются соседям их успехами и медалями. А некоторые просто хотят напиться, и больше ничего.

Что касается меня, то я не понимаю своих маму и папу настолько же, насколько я иногда жалею их обоих, когда сам не могу им помочь. Но я очень люблю их. Моя мама навещает на кладбище людей, которых любит.

Мой папа плакал, когда заканчивался «M*A*S*H», и доверился мне, сделав это нашим маленьким секретом, и позволил мне сидеть у него на коленях, а ещё назвал чемпионом.

Кстати, v меня только один кариозный зуб, но, сколько мой стоматолог не просит меня, я просто не могу заставить себя пользоваться зубной нитью.

С любовью, Чарли.

6 октября 1991

Дорогой друг,

Мне очень стыдно. На днях я ходил на футбольный матч старшей школы, сам не понимаю зачем. В средней школе мы с Майклом иногда бывали на матчах, хотя сами были не особо популярными. Но там можно было расслабиться по пятницам, если смотреть телевизор не хотелось. Иногда там бывала и Сьюзен, они с Майклом держались за руки.

Но на этот раз я пошёл туда один, потому что Майкла больше нет, Сьюзен теперь гуляет с другими парнями, Бриджит всё ещё не отошла, мама Карла отправила его в католическую школу, а Дэйв, тот, что носит нелепые очки, уехал. Я просто наблюдал за людьми, влюблёнными или шатающимися без дела, и увидел того парня, про которого тебе рассказывал. Помнишь Никак? Никак тоже был на матче, он был одним из немногих учеников, кто действительно смотрел игру. Я имею в виду, именно смотрел её. Он подбадривал игроков.

— Давай, Брэд!

Так зовут нашего защитника.

Обычно я очень стеснительный, но, кажется, к Никак можно просто подойти на футбольном матче, даже если ты младше на три года и не пользуешься популярностью.

— Эй, ты же в моём классе по урокам труда! — он улыбнулся.

— Я Чарли, — сказал я, осмелев.

— А я Патрик. Это Сэм.

Он указал на симпатичную девушку, сидевшую рядом с ним. Она помахала мне.

— Привет, Чарли.

У Сэм очаровательная улыбка.

Они предложили мне присоединиться к ним и, похоже, правда этого хотели, так что я сел рядом. Я слушал, как Никак кричит на игроков. Слушал его рассуждения. Я подумал, что этот парень, должно быть, отлично разбирается в футболе. Не хуже моего брата. Может, теперь мне стоит называть Никак Патриком, ведь он так представился, и Сэм зовёт его так.

Кстати, у Сэм каштановые волосы и очень-очень красивые зелёные глаза. Оттенка, который не привлекает особенного внимания. Я бы рассказал тебе об этом позже, но при свете огней стадиона всё выглядело немного размытым. Хорошо рассмотреть её я смог только тогда, когда мы пришли в закусочную «Большой парень», и Патрик и Сэм закурили. Хорошо, что они не стали шутить о только им одним понятных вещах, ведь иначе мне не удалось бы поддержать беседу. Совсем наоборот, они задавали мне вопросы.

— Сколько тебе лет, Чарли?

— Пятнадцать.

— Чем ты хочешь заниматься, когда вырастешь?

— Я пока не знаю.

— Какая твоя любимая группа?

— Наверное, The Smiths, мне нравится их песня «Asleep», но я не совсем уверен, другие их песни я не очень хорошо знаю.

— Какой твой любимый фильм?

— Не знаю. Как по мне, они все одинаковые.

— А книга?

— «По эту сторону рая» Скотта Фицджеральда.

— Почему?

— Я прочитал её последней.

Они засмеялись, потому что поняли, что я серьёзно, а не просто важничаю. Они рассказали мне о своих интересах, и мы сели. Я ел тыквенный пирог, а Патрик и Сэм всё курили.

Я посмотрел на них. Вместе они выглядели очень счастливыми, в хорошем смысле. И хотя я подумал, что Сэм очень милая, и она единственная девушка, которую мне когда-либо хотелось пригласить на свидание, когда я научусь водить, я не возражал, что у неё есть парень, особенно такой, как Патрик.

— Вы давно встречаетесь? — спросил я. Они засмеялись. Просто заливались смехом.

— Что такого смешного? — не понял я.

— Мы брат и сестра, — ответил Патрик, всё ещё смеясь.

— Но вы совсем не похожи друг на друга, — сказал я.

Тогда Сэм объяснила, что они сводные брат и сестра, с тех пор как отец Патрика женился на маме Сэм. Я был рад об этом узнать, мне бы, правда, хотелось как-нибудь пригласить Сэм на свидание. Очень бы хотелось. Она такая милая.

Но мне совестно, потому что той ночью я видел странный сон. Я был с Сэм. И мы оба были голышом. Она широко раскинула ноги. Потом я проснулся. Я никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо. И так плохо, ведь я видел её голой без разрешения. Думаю, мне следует рассказать об этом Сэм, и я очень надеюсь, что это не повлияет на то, что у нас, может быть, появятся шутки, которые понимаем только мы. Здорово было бы снова иметь друга. Я хочу этого даже больше отношений.

С любовью, Чарли.

14 октября 1991

Дорогой друг,

Ты знаешь, что такое мастурбация? Я думаю, что знаешь, ведь ты старше меня. Но я всё же объясню, на всякий случай. Мастурбация — это когда ты трёшь свои гениталии, пока не наступит оргазм. Круто!

Я предположил, что когда люди во всех фильмах и шоу говорят, что им пора сделать перерыв на кофе, они делают перерыв на мастурбацию. Но с другой стороны, это, пожалуй, снижает продуктивность.

Я просто пытаюсь быть милым. Я не серьёзно. Я просто хотел заставить тебя улыбнуться. Хотя когда я сказал «круто», это было правдой.

Я рассказал Сэм о своём сне, в котором мы были голыми на диване, и начал плакать, потому что чувствовал себя плохо, и знаешь, что она сделала? Она рассмеялась. Не в насмешку. А хорошим, тёплым смехом.