Политика и рынки. Политико-экономические системы мира - Линдблом Чарльз - Страница 18

Неравенство

На этой стадии необходимо предварительно охарактеризовать элементарные связи между рыночной системой и общими социальными ценностями. Нет более распространенного мнения о рыночных системах, чем то, что они превращают в богачей единицы ценой нищеты многих. Только на этом основании многие новые страны, как мы увидим, очень мало полагаются на рынки как на средство стимулирования экономического роста. Отойдя от рыночной системы, Куба и Китай двинулись по направлению к равенству доходов и богатства. Существует ли некая внутренняя логика, которая мешает рыночным системам добиваться аналогичного результата?

Ясно, что гипотетическая чистая форма рыночной системы была бы весьма неэгалитарной по доходу, получаемому в виде заработной платы, ренты, процентов и прибыли, потому что доход каждого человека зависел бы исключительно от того, что он мог бы предложить в обмен, а люди в этом аспекте различаются. Реально существующие рыночные системы, модифицированные налогами и другими механизмами перераспределения, демонстрируют другую картину. Ни логика, ни эмпирические доказательства не свидетельствуют о невозможности — или даже невероятности — примирения реально существующей рыночной системы с гораздо более эгалитарным распределением богатства и дохода6.

Иногда априори утверждалось: если сгладить различия в получаемых доходах, мы утратим мотивацию к участию в производительной деятельности. Априори этот результат не более вероятен, чем противоположный ему: когда получать дополнительный доход становится труднее, человек может начать больше работать, чтобы все же получать его7. То, как поступит в итоге индивидуум, зависит от его выбора между работой и отдыхом; а это, в свою очередь, зависит от личности, культуры и многих конкретных аспектов социальной и рабочей организации, имеющих отношение к стимулам8.

Эмпирические данные не подтверждают наличие каких-либо очевидных связей между степенью неравенства в доходах и различием в рабочих привычках или прилежании. Например, в более эгалитарных рыночных системах скандинавских стран не возникает потерь производительности труда при сравнении с относительно менее эгалитарными Соединенными Штатами. После десятилетий постоянно ужесточавшегося налогообложения доходов мы не обнаруживаем и свидетельств снижения стимулов к работе у менеджеров. Подобно другим английским, немецким и американским исследователям, ученые, которые опросили около тысячи американцев, занимающих высокооплачиваемые должности, пришли к следующему выводу: «Семь восьмых респондентов, получающих высокие доходы, четко заявили, что не снизили своих усилий на работе из-за подоходного налога. Многие из отрицательных налоговых стимулов, о которых сообщили остальные респонденты, кажутся неправдоподобными в свете другой информации»9. Это свидетельство подтверждает гипотезу о том, что на мотивацию высокооплачиваемых сотрудников большее влияние оказывает размер их дохода до вычета налогов, а не после10. Такое предположение открывает путь к революционной возможности: рыночно ориентированная система может сохранить стимулы к работе через «демонстрационные заработки», несмотря на то, что налогообложение полностью сравняло доходы.

Если даже будет установлено, что сокращение неравенства в доходах действительно снижает стимулы к труду, это не докажет невозможность примирения рыночной системы с уравниванием доходов, а лишь продемонстрирует, что при подобном примирении рыночное производство сократится. А это не является ни очевидно плохим, ни очевидно хорошим результатом. В последующих главах будет показано, что сокращение производительности в большей степени объясняется неудовлетворительными отношениями с руководством на рабочем месте и изменениями в культуре — например, ухудшением рабочей этики, — нежели уравниванием доходов.

Все общества, рыночные или иные, сохраняли экономическое неравенство на протяжении истории. Барьер на пути к более высоким доходам и равенству достатка в реальных рыночно ориентированных системах обусловлен не внутренней логикой этих систем. Как мы увидим, он представляет собой исторически унаследованное и поддерживаемое политическими средствами неравенство личных активов, способностей зарабатывать и долей доходов. Например, в Англии подъем рыночной системы сопровождался и поддерживался огораживанием земель. При этом крестьян сгоняли с земли; в числе будущих участников рыночной системы оставались зажиточное мелкопоместное дворянство и обнищавший рабочий класс. В принципе, правительства могут перераспределять доходы и богатства и повторять это перераспределение так часто, как им будет угодно. Их отказ от подобных действий требует политического объяснения, а не ссылки на рыночные силы.

Свобода

Классические либеральные защитники рыночных систем провозглашают: свобода через рынок; без рынка нет свободы11. Так ли это? Ни один человек не поймет сути рыночных систем, пока не узнает, сколь много имеется удовлетворительных, хотя и противоречащих друг другу, ответов на этот простой вопрос. Никто и никогда не способен избежать контроля общества, начиная с контроля родителей в детстве. Выражения «свобода от чего-либо» и «свобода чего-либо» обозначают ситуации, в которых контроль не отсутствует, но в некотором смысле является приемлемым*. Вопрос о том, обеспечивает ли рынок свободу, — это вопрос о характерных для рынка формах контроля.

Согласно либеральной** аргументации в духе традиций Локка, Смита, Милля-старшего и Милля-младшего***, Спенсера**** и Дайси*****, в рыночной системе люди реагируют — например, берутся за конкретную работу, — только если предлагаемое вознаграждение является привлекательным, то есть только тогда, когда они добровольно принимают решение. В авторитарной системе от человека требуется работать там, куда его направят, и выполнять любые команды, независимо от выгоды. По мнению некоторых, никаких иных доказательств тому, что люди более свободны на рынках, чем в авторитарных системах, не требуется*.

На эту аргументацию сразу же можно возразить, что она просто игнорирует воздействие сделки на людей, не участвующих в ней, — тех, кто должен страдать от атмосферных выбросов нового завода по соседству с жилым районом, грохота мотоциклов, нарушающих тишину в квартале, или подвергаться риску аварии на атомной электростанции. В рыночной системе эти люди лишены свободы выбора; данные последствия им навязаны.

Помимо доводов о третьих сторонах или внешних воздействиях, вышеприведенная аргументация неубедительна даже для участвующих в сделке сторон, которые, как считается, добровольно вступают в отношения обмена друг с другом. Давайте рассмотрим, почему.

Собственность

То, чего я смогу добиться и насколько эффективно смогу защитить себя путем обмена, зависит в значительной степени от того, чем я владею и что могу предложить. Традиционная аргументация подразумевает, что частная собственность, на которой основан обмен, сама по себе не является препятствием на пути к свободе и, кроме того, создана и поддерживается ненасильственными методами. Если представить себе небольшое общество, в котором все ресурсы находятся в совместном пользовании и которое затем преобразуется путем передачи каждого из ресурсов только одному индивидууму в общество, практикующее обмен между владельцами частной собственности (при этом распределение ресурсов между индивидуумами является чрезвычайно неравномерным), то совершенно не очевидно, что свободный обмен делает менее зажиточных членов этого общества свободными. И если переход от коллективной собственности к частной принудительно навязывают более сильные люди, которые забирают себе львиную долю ресурсов, то, несомненно, в будущем акты обмена между ними, какими бы свободными они ни были, не сделают свободными тех, у кого мало собственности. Да и в том случае, если мы живем в мире, где права собственности уже определены (как это и есть на самом деле), это не означает, что обмен поддерживает нашу свободу, если только мы не являемся крупными собственниками.