Червонная Русь - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 12

Князь Володарь, как говорится, сильно сдал после смерти своего родного брата Василька, умершего в начале года. Уж сколько всего этим двоим пришлось пережить вместе! Владели они то Владимиром, то Теребовлем, то Перемышлем, воевали с Киевом, половцами, венграми, ляхами. В последние годы слепой князь Василько управлял Теребовлем, но между братьями поддерживались тесные отношения, и князь Володарь привык думать, что хотя бы один союзник в любой борьбе у него будет всегда. Но вот его не стало, и Володарь Ростиславич все никак не мог к этому привыкнуть. Ему снилось иногда, будто брат приходит к нему и зовет за собой, и ясно было, что означает этот сон…

К приезду дружины истопили баню, потом приготовили пир, и до самой ночи в гриднице гудела ликующая хмельная толпа – кмети, бояре старшей дружины с домочадцами, городские старосты. Жаль, старших братьев, Владимирко и Ярослава, сейчас не было в Перемышле – отец отправил их разбираться с делами – одного в Звенигород, второго в Белз. А Ростислав был бы совсем не прочь, если бы и они стали свидетелями его торжества.

Королевич Владислав тоже сидел на пиру – мрачный, с подбитым глазом, и не желал ни с кем разговаривать, даже когда к нему обращались по-польски.

– Зря ты так, пан Владек! – говорил ему немного хмельной и веселый Ростислав. – Мой отец у вас гостил, я потом чуть не три месяца гостил, а ведь долг платежом красен, погости теперь ты у нас! Вот привезут от ваших тысячу гривен деньгами и те сосуды греческие и венгерские, которые за меня заплатили, – и езжай себе восвояси! А захочешь – оставайся! Хочешь, невесту тебе подберем, ты ведь молодой, неженатый еще, да? Смотри, какие у нас красавицы!

И показывал глазами на красивых, нарядных боярских дочерей за столом, которые в ответ на это краснели, опускали глаза, прикрывали лица расшитыми рукавами, а потом лукаво выглядывали из-под рукава и улыбались. Несмотря на свою половецкую внешность, в Перемышле, где его хорошо знали, Ростислав считался молодцом и даже красавцем. В общем, ничего удивительного: на дружелюбного и деятельного человека всегда приятно посмотреть, каким он ни уродись.

Князь Володарь присутствовал на пиршестве, но вскоре собрался покинуть застолье – сразу вслед за княгиней Иустиной. Ростислав намеревался продолжать веселье до упора, пока последний гуляка не упадет под стол, но отец, вставая из-за стола, сделал ему знак, что хочет с ним поговорить.

– Давай провожу тебя! – Ростислав тоже встал и подхватил отца под локоть. – Что-то ты, батюшка, качаешься, а вроде и пил всего ничего!

– Устал я, сынок, – ответил Володарь Ростиславич. – Вроде и не делал с утра ничего, а устал, будто бревна ворочал.

Ростислав опять почувствовал смутную тревогу, слыша тихий, непривычно вялый голос отца.

Они поднялись в горницы, где горели свечи в красивом подсвечнике из литой византийской бронзы и челядинки готовили князю постель. Княгиня Иустина молилась у себя, а князь Володарь сел на лавку и знаком пригласил сына присесть рядом. Дождавшись, когда челядинки выйдут, он спросил:

– Слышал уже про Туров?

– А что Туров?

– Не рассказали еще тебе? Был тут у нас Вячеслав Владимирович туровский. Ходил он с войском к венграм, да не дошел. В Галиче нагнали его люди туровские, рассказали, что туровцы его князем иметь более не желают. Послали, дескать, в Берестье и Юрия Ярославича просят к себе. Вот, сыне, придется помочь…

– Дело хорошее! – Ростислав сообразил и оживился. – Изяславичи в Турове – куда как хорошо! Лучше только, если во Владимире! – Он сам засмеялся над этой несбыточной мечтой. – А что, и поможем. Будет в Турове князь Юрий, тогда и Андрей владимирский нам не страшен!

– Нет, удалой ты мой сокол, не так! – Володарь Ростиславич покачал головой. – Не князю Юрию помогать будем.

– Как – не князю Юрию? – Ростислав изумился, не видя в этой истории других участников, нуждавшихся в его помощи. Желательная для Перемышля расстановка сил была ему ясна, он сам уже успел за нее повоевать. – А кому?

– Князю Вячеславу.

– Да с какого перепугу? Ты что, батюшка, на солнце перегрелся? – недоуменно воскликнул Ростислав. Он не мог понять, как отцу такое пришло в голову. – Да зачем нам Мономахово племя в Турове? И так они везде, плюнуть некуда – и в Киеве, и в Новгороде, и во Владимире! Со всех сторон обложили! Хоть бы из Турова их спихнуть, нам уже легче будет, да и Киева тогда бояться нечего!

– Не перегрелся я, а дело все в том, что ведь не спихнуть их из Турова! Сам говоришь: и Киев, и Новгород, и Владимир – вся сила у Мономашичей. Да и Туров тоже. Сам посуди: ведь дали князю Вячеславу войско на венгров идти?

– Ну, дали, раз пошел.

– А раз дали, значит, есть и в Турове люди, которым он люб, и немало их. А вот как они с князем в поход ушли, так их супротивники из щелей повылезли. Легко спорить, когда противник твой не перед лицом стоит, а за лесами, за долами! Вот они и взяли верх, да надолго ли? В Турове раскол. Князь Юрий на спину туру сел, да удержится ли? Вернется князь Вячеслав, обложит город войсками, а в войске те же туровцы, да киевляне, да новгородцы! Уж эта братия не упустит кого пограбить, хуже половцев всяких! – Князь Володарь улыбнулся своему сыну-половцу. – Ну, вернется князь Вячеслав, обложит Туров – ему сами туровцы ворота откроют и князя Юрия в железах выведут.

– Ну… – Ростислав не мог спорить со своим мудрым и опытным отцом, но на лице его отражалось недоумение. – А раз так, помогать-то ему зачем?

– Уговор у меня с ним, – тихо сказал князь Володарь и бросил взгляд на дверь: – Выглянь, никого там нет? Гони из сеней вниз, если есть кто.

Ростислав выглянул в сени, убедился, что за дверью никого нет, вернулся и снова сел, глядя на отца озадаченно. Тот явно затеял что-то загадочное и непонятное.

– Уговор? О чем?

– Вот о чем…

Князь Володарь, словно не решаясь сразу заговорить, накрыл ладонью смуглую руку сына, потом отпустил. Ростислав мельком отметил, какая морщинистая, с набухшими венами, стала у отца рука – совсем стариковская.

– Как призовет меня Господь, – начал он, и Ростислав по привычке перекрестился, – я перемышльский стол тебе оставлю.

– Мне? – Ростислав выразил изумление больше взглядом, чем голосом. Будучи младшим из трех сыновей, он не рассчитывал получить стольный город раньше старших братьев.

– Да, тебе. – Князь Володарь кивнул.

Скрипнула дверь, зашла княгиня Иустина, но, увидев, что муж и сын разговаривают о чем-то серьезном, так же молча вышла и плотно прикрыла за собой дверь.

– В тебе моя кровь, дух мой, и князь из тебя лучший будет, – продолжал князь Володарь. – Ты и смел, и умен, и упрям – от своего не отступишься. Да и в городе тебя любят. Но ведь Владимирко так просто не проглотит, что ему, старшему, Звенигород или Белз достанется. Станет народ мутить, половцем тебя ругать, еще в Киев жаловаться надумает. Вот я и хочу, чтобы Киев не ему, а тебе помогал. Помоги ты теперь князю Вячеславу, пока он в нужде, помоги ему в Туров без большой крови вернуться – вот и будет у тебя союзник. Потом он тебе поможет. А будешь дружить с туровским князем – и Андрей владимирский нам не страшен, Вячеслав ведь Андрею старший брат. Понимаешь теперь?

Ростислав неуверенно кивнул. Понимать-то он понимал, но ко всему этому еще следовало привыкнуть.

– Поэтому и хочу, чтобы с войском ты шел, а не Владимирко с Ярославом, – добавил князь Володарь. – Пусть Вячеслав тебе будет обязан, а не им.

Они помолчали, потом князь Володарь вздохнул:

– Хочешь не хочешь, а Мономашичи сейчас в большой силе. Никуда без них. Хотим не под Владимиром ходить – с Киевом дружить надо. За это и Ельку нашу отдали за князя Романа. Помнишь Ельку?

Ростислав опять кивнул. Ему было всего десять лет, когда его родную сестру Елену отдали замуж за тогдашнего владимирского князя Романа Владимировича, тоже одного из Мономаховых сыновей. Княжна Елена была всего на год старше Ростислава. Не надо думать, что отец не любил дочь, – просто он обязан был, забыв о себе и близких, заботиться о благе признавшего их города. А городу было некогда ждать, пока княжна подрастет. Ростислав смутно помнил сестру, в его памяти остался размытый образ маленькой девочки, с которой они, будучи почти ровесниками, часто играли вместе. Она тоже хотела быть «батуром в войске хана Боняка», и нарочно для нее он придумал, что она будет амазонкой, женщиной-воином из тех, про кого рассказывал им ученый отец Памфил из Николиной церкви. Когда ее увезли, Ростислав далеко не сразу уразумел, куда и зачем. А три года назад князь Роман умер, и его юная вдова ушла в монастырь там же, во Владимире. Она могла бы вернуться домой – но, видимо, не захотела больше служить чьим-то чужим выгодам и предпочла вручить свою жизнь одному только Богу.