Агентурная разведка. Книга вторая. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг. - Звонарев Константин Кириллович - Страница 28

М. Лемке передает со слов почтово-телеграфных чиновников Ставки главковерха, что до назначения Алексеева начальником штаба главковерха, в телеграфной переписке между Ставкой и штабами фронтов шифр почти совсем не употреблялся. Все шло в открытую. Высшее русское командование имело привычку рассылать свои наисекретнейшие директивы циркулярно и с совершенно ненужными подробностями всем — и кому они нужны, и кому не нужны. Так, например, 21 сентября 1914 г. штаб Северо-западного фронта отдал приказ-директиву за № 15, в которой указал не только общую обстановку и группировку русских войск на всем театре войны, но и дальнейшие намерения всей русской армии. Заметив свою оплошность, штаб в тот же день написал командующим армиями:

«Принимая во внимание, что сведения эти являются особенно секретными и представляют государственную тайну, главнокомандующий приказал вас уведомить, что сведения эти переданы вам единственно для вашего личного сведения, и никоим образом не могут быть включены в отдаваемые вами по армии приказы и вообще кому-нибудь сообщены»[57].

К этому необходимо прибавить, что при всей этой безалаберности в русской армии существовала еще и неудержимая болтливость[58]всех военнослужащих, начиная от рядового солдата и кончая генералами. Болтливость и разглашение тайн приняли в русской армии такие размеры, что даже русские командные верхи вынуждены были об этом заговорить. Так, например, в марте 1916 г. начальник штаба главковерха отдает приказ, в котором, между прочим, говорит следующее:

"До настоящего времени меры борьбы с болтливостью чинов армий, вредящей тайне, решительных результатов не дали. По поступающим из многих источников сведениям, лица, принадлежащие к составу армий или учреждений, не соблюдают должной осторожности, в особенности в разговорах в общественных местах. Многое также свободно передается семьям, а оттуда очень быстро получает широкое распространение.

"Замечено, что эта преступная болтливость постепенно приобретает все большую и большую беззастенчивость, требующую применения действительных мер борьбы с этой опасностью…"

Эти "действительные меры" борьбы Алексеев видел в обращении "начальствующих лиц всех степеней к патриотическим чувствам вверенных им чинов и в напоминании им опасных последствий малейшей в указанном отношении неосторожности и нескромности".

В заключение Алексеев предлагал болтунов "подвергать взысканиям со всей строгостью законов, давая широкую огласку как обстоятельствам совершенного преступления, так и наложенным на него взысканиям, с упоминанием кем именно это преступление было совершено.

Эти "действительные меры борьбы", поскольку они должны были применяться к болтуну-офицеру, в жизнь, конечно, не проводились. Так, например, военная цензура установила, что полковник Черепанов в письмах к своей жене сообщал совершенно секретные сведения о расположении войск. Дело доходило даже до того, что им посылались условные (кодированные) телеграммы. Было произведено расследование, подтвердившее разглашение не только служебных, но и военных тайн , а полковник Черепанов получил за это всего лишь анонимый выговор в приказе по войскам фронта…

Понятно, что при такой постановке сохранения военных тайн и при таких мерах борьбы с их разглашателями — работа германской разведки была сильно облегчена.

Да и как можно было требовать молчания от простых смертных, когда сам Николай II почти в каждом письме сообщал своей жене наисекретнейшие данные, а та передавала их Распутину[59].

Остается сказать еще о работе германской разведки на азиатских фронтах. Здесь разведка носила почти целиком фронтовой характер и велась исключительно фронтовым командованием.

Вообще, по отзывам англичан, германская разведывательная служба на азиатских театрах войны работала великолепно…

По словам капитана английской разведывательной службы Фердинанда Тохай[60], разведка на азиатских театрах войны "являлась своего рода спортом для нескольких ловких и отважных офицеров, которые изменяли свою наружность, чтобы пробираться за неприятельские линии и собирать там сведения". Для доставки документов и донесений из неприятельского тыла использовались бедуины, свободно разъезжавшие по пустыне, пряча документы "в фалдах своих аббас".

Сплошной линии фронта на этих театрах войны (как, напр., в Палестине) не было. Фланги небольших участков фронта были свободны, и это давало возможность агентам обойти их беспрепятственно.

По словам того же Тохай , в Палестине особенно хорошо работал германский агент, немец Прейссер, много лет проживший там и великолепно знавший местные порядки, обычаи и язык. Этот Прейссер, переодетый бедуином, с загримированным в коричневый цвет лицом, по нескольку раз проходил на осле английские линии и добирался до самого Суэцкого канала и даже до Каира. Главным центром шпионажа в этом последнем пункте являлся отель "Shepheard", где под вечер можно было встретить "весь цвет" Каира. Здесь были сестры милосердия, генералы, младшие офицеры, француженки, итальянки, англичанки, шотландцы, австрийцы, индусы, армяне, греки, турки и пр. и пр. Вся эта масса бездельников, конечно, в своих разговорах ничем не стеснялась и о сохранении какой-либо военной тайны в этом гнезде не могло быть и речи. Здесь то и "работал" упомянутый Прейссер.

Другим германским агентом являлся майор Франкс . Он провел большую часть своей жизни в английских колониях и мог великолепно выдавать себя за англичанина. Он широко пользовался этой возможностью, завел себе целую коллекцию английских офицерских мундиров и свободно разгуливал в них в тылу англичан.

Однажды, когда австралийские посты не захотели пропустить его одетого в мундир австралийского офицера, он приказал их сменить и посадить под арест.

В другой раз, переодетый полковником английской артиллерии, он явился в главный склад боевых припасов в Рафе и отрекомендовался представителем австралийской дивизии, присланным с фронта для проверки состояния содержимого склада.

Третий раз, незадолго до очередного английского наступления, он явился в английские линии под видом капитана Генерального штаба, произвел осмотр штаба бригады полевой артиллерии, заявив, что он прислан главной квартирой для сбора всех данных относительно заградительного огня, предполагавшегося в предстоящим наступлении. Ему были даны все требуемые данные, без проверки его полномочий и личности. После отъезда Франкса из бригады выяснилось, что в данные ему сведения вкрались некоторые неточности. Бригада позвонила об этом по телефону в главную квартиру и только тогда выяснилось, что эти секретнейшие сведения были даны германскому агенту.

Последней "операцией" Франкса было следующее.

Когда англичане занимали участок Яффа — Иерусалим, в передовые линии явился офицер Генерального штаба, отрекомендовав себя инспектором, и обошел все войска, расположенные в передовой линии. Он подробно расспросил каждого командира батальона о полученных инструкциях на случай турецкого нападения, а затем незаметно ушел в турецкие окопы…

Этот Франке нагнал такой страх на английскую контрразведку, что она начала арестовывать чуть ли не всех английских офицеров, появлявшихся одиночным порядком в ближайшем тылу, подозревая в них легендарного германского разведчика.

В Персии и Месопотамии немцы в довольно широких размерах пользовались для диверсионных (активных) действий, а также и для разведки, услугами партизанских отрядов, состоявших из разных местных племен. Для того, чтобы вступить в переговоры с тем или иным племенем и не нарваться на провокацию, нужно было всегда быть в курсе настроений данного племени. И в этом отношении германская разведывательная служба держала в страхе своих противников. Так, например, в Месопотамии, ночью на палатку одного из английских штабов напала какая-то банда, забравшая все, даже туалетные принадлежности со столиков спящих офицеров. Последние вначале предполагали, что это дело рук обычных воров, и только когда выяснилось, что у генерала исчезла часть секретных документов, догадались, что здесь действовала разведка противника.