Старт - Мандаджиев Атанас - Страница 47

Вот Горазд обернулся к ней:

— Устала? Давай рюкзак!

— Нет! — Зорка задыхается, но отстраняет руку Горазда.

По их жестам Андро угадывает слова:

— Держись! — Горазд обматывает Зорку желтой поролоновой бечевкой с продернутой красной ниткой, а другой конец бечевки закрепляет у себя на плече.

Он шагает впереди и, слегка подтягивая веревку, восстанавливает равновесие девушки. Кажется, вся его нежность переходит к ней… Зорка распрямляется с решимостью печати сверхъестественной. Она верит в эту широкую мужскую спину, под защитой которой движется.

Горазд то и дело оборачивается, чтобы убедиться, что девушка следует за ним. И в ней, слабой и хрупкой, черпает силы. В глазах ее он отражается преломленный, подобно солнечному лучу, обращенный к самому себе, измененный, любимый, пораженный собственным новым обликом.

Андро следит за каждым их движением. Во взгляде его — двойное преломление: он видит, как тот, другой, отражается во всем существе девушки. Он ищет неприметное дуновение любви. Он предугадывает, как Зорка меняется в лице при каждом новом натяжении бечевки.

Двое, связанные вместе. А третий, далеко от них, связан невидимым продолжением той же бечевки, черпает в этом силы и движется вперед.

Две фигуры сливаются в одно перед глазами Андро. Они — этот двойной силуэт — его горизонт, скрывающий все вокруг.

Одиночка вживается в чужую любовь

Поэт одинок по самой своей природе, от рождения. Он слишком много думает о любви, слишком жаждет ее, чтобы она могла осуществиться в действительности.

Словно антенной, улавливает он чужие чувства и берет их себе. Водоворот, закруживший этих троих, Зорку, Горазда и Андро, все безмолвное и необъяснимое для них самих, ищет воплощения в неизреченных образах Поэта:

Мы то, во что превращает нас любовь.

Старый друг встречает тебя и спрашивает: что случилось?

Он не может узнать тебя!

Мы то, что заставляет других говорить о нас: это не ты!

Мы то, что заставляет нас самих пугаться: что со мной? не могу узнать себя!

Все остальное, что держит нас в границах нас самих, — это не мы!

Мы становимся собой, когда становимся своей противоположностью.

Когда освобождаемся от цепей и сами себе изумляемся.

Мы — то, что делает из нас любовь.

Так думает Поэт, ритмично шагая по снегу. Однообразный ритм, подобно пульсу, приобщает всех к сонному ядру Вселенной, вне времени и пространства, в безмолвном колодце звездного снега.

Поэт познал любовь лишь с одной стороны, с той, которая, может быть, лучше всего раскрывает и освещает ее: со стороны неосуществимости.

Поэт задумчиво движется вперед. Быть может, поэзия — одна из разновидностей разделенной любви.

А снег в тени туч все больше мрачнеет, приобретает серый, холодный, металлический отблеск, и от этого что-то в нас вздрагивает, как от прикосновения ножевого острия.

Тот, кто впереди, устает больше всех

Третий сменяет второго.

Насмешник отходит в сторону, обессиленный борьбой со снегом и крутым склоном. Передышка!

— Очередь Деяна! — Это Дара.

Да, сейчас впереди был бы Деян.

Невидимое его присутствие на миг словно бы заставляет нас очнуться, протрезветь. Должно быть, он бы сейчас внимательно огляделся, взвесил бы про себя ветер и снег и повел бы группу тем точным шагом, что присущ возрасту и опыту.

— Кладбища полны незаменимыми! — откликается Асен.

— Лучшего не придумал? — режет Дара.

— В бурю без Деяна нельзя! — Никифор.

У Суеверного особый тон, от которого мы невольно вздрагиваем:

— Никто так не знает горы, как он!

Даже презирающий авторитеты Бранко подает голос:

— Старые альпинисты даже прозвище ему придумали: Деян Маркировка! Очень здорово он знаки на тропах расставляет!

И, как всегда, последнее слово остается за Насмешником:

— Будь он сейчас здесь, вы бы с ним так не носились!

Вожак по привычке оборачивается, ищет призрачный силуэт того, которого нет, чтобы проверить по нему правильность избранного пути.

Его отсутствие тревожит нас, поэтому мы то и дело обмениваемся острыми словечками по его адресу, мы хотим прогнать это растущее беспокойство. Почему не пришел тот, кто готовился к восхождению дольше и тщательнее всех нас?

— Жаль! Он ведь и по ночам тренировался! — напоминает Мерзляк.

— Не высыпался человек! — добавляет Никифор.

— Отоспится теперь на своем чердаке! — успокаивает их Дара.

Место Деяна занимает идущий следом.

Новый первопуток — новые силы

Теперь впереди — Горазд.

Невольно мы смотрим на него глазами Зорки.

Какой он рослый, широкоплечий, сколько привлекательности таит в себе его мужественная некрасивость!

Такой не скоро устанет!

Главное в нем не сообразительность, а энергия и сила. С видимым упоением начинает он пробивать первопуток между сугробами.

Маленькие ноги Зорки проваливаются в его крупные следы. Она во что бы то ни стало хочет быть достойной своего любимого.

Она готова идти за ним до самого конца. А может быть, это просто нам хочется, чтобы все так было, и мы преувеличиваем их взаимное чувство.

Горазд всем своим существом ощущает, как гордо ступает она следом за ним. В ее шажках ищет он отражение своих шагов, проверяет ею себя.

Этим двоим легко. Они любят друг друга. Им и горы по колено!

А позади — Андро, с еще более обострившимся вниманием впитывает он каждое движение влюбленных. Жадными глотками впивает двойной силуэт. И еще сильнее распаляется жаждой.

Насмешник выжидает, пока все мы пройдем, и становится последним. Он, едва переведя дыхание, уже пытается острить. Но мы не можем расслышать.

Однако Даре все хочется знать.

— Что? — кричит она. — Рация отказала?!

— Деян блистает своим отсутствием! — громче повторяет Насмешник.

Что это с нами? Рядом, впереди, позади, вокруг — всюду Деян, это он настигает нас словами, некогда брошенными вскользь, мимоходом:

— На планы и отчеты тратится больше сил, чем на само исполнение задачи. Происходит замена: средства замещают цель. Человек растворяется в планах, путается в сетях бесчисленных графиков, разогревается так долго, что успевает сгореть…

— Ну уж ты-то не разогреваешься! Из-за какого-то баланса не прийти! — мысленно обращается к нему Дара.

— Может, из-за чего-то другого, что важнее всего! — отвечает ей Деян в ее предположениях.

А Насмешник про себя возражает Деяну:

— Замещение… А здесь нет ли замещения? От умничанья чрезмерного! — Он вертит пальцем у лба. Никто его не видит. Он шагает в хвосте и разговаривает сам с собой.

Асен далеко от Насмешника, но по какой-то странной телепатической связи его настигает та же мысль в чуть ином варианте:

— Чрезмерное политиканство приводит к аполитичности!

В гору

Впереди идущий задает всей группе свой ритм.

Изнуренные, мы почти вопреки своему желанию вовлекаемся в этот энергичный ритм.

Откуда черпает свою энергию Горазд?

Мысли его далеки от снега, он думает о чем-то куда более тяжком. Мыслит образами, живыми картинами.

Шаг… и Зорка во всех ее обликах, которые я уже знаю и которые все ускользают от меня.

Другой… Андро, у него обличье одно, преследующее меня страшным влюбленным взглядом, от него ничего не ускользает!

Третий шаг… я сам между двоими в образе, которого еще не знаю.

И снова шаг… любит меня Зорка или все не может забыть того, другого?