«Тигры» в снегу
Мемуары танкового аса - Руббель Альфред - Страница 12

Изобретатель «Гобби» Тост из Хильдесхайма в своем Танке IV, на который он мастерски нанес маскировочную окраску зубной пастой. Но для нанесения зубной пасты на весь танк все-таки потребовалось очень много времени.

Танк IV Альфреда Руббеля на марше от Мги в район боевых действий возле Погостья.

Контратака с поддержкой пехоты. Здесь установлен тяжелый пулемет МГ-34. Эту фотографию сделал Альфред Руббель из боковой щели башни танка.

«Безлошадный» ефрейтор Руббель на марше в тыл.

Пехотный бронетранспортер с подвешенными «Do-Wurf-выстрелами», которыми стреляли прямо из установленных под углом транспортных контейнеров. Русские их очень боялись и называли «мычащая корова», а немцы — «штука пешком, пешая штука». Это была ракета с 38-сантиметровой бризантной или зажигательной боеголовкой, которой стреляли по площадям и которая могла убить только давлением от взрывной волны.

Один из немногих бронированных пехотных транспортеров хорошо виден на правом краю фотографии. На фотографии он в коротком исполнении, как машина полуотделения. Черная дыра на передней панели — это отверстие для пусковой ручки, она использовалась, если электрический стартер не работал из-за холода.

Крепость Нарвы.

Альфред Руббель стал обер-ефрейтором и в конце февраля 1943 года получил новый Танк IV, в котором он стал командиром. Три месяца он со своим экипажем воевал на участке 24-го пехотного полка полковника Заттлера. Пехотинцы осматривают танк. Один из них залез в люк радиста.

Альфред Руббель как командир в своем танке, радист Курт Книспель как раз снимает чехол с пушки. К концу войны Курт Книспель стал самым успешным наводчиком и командиром танка. Он подбил более 160 танков противника!

После потери своего Танка IV на мине экипаж танка остался цел и невредим, смог вернуться обратно к пехоте и теперь радуется тому, что они еще живы.

Ехавший впереди Танк IV в сопровождении пехоты достиг опушки леса. Сначала сопротивления врага не было.

Атака с ограниченными целями двумя Танками IV и пехотой в лесу возле Дубовик в марте 1942 года. Было все еще очень холодно, и пехота страдала от нехватки зимней униформы. Русские, напротив, были одеты в ватники и валенки.

Выезжаем из леса. Врага все еще не видно. Снег в некоторых местах уже растаял.

КВ-1 хотел переехать через реку Тигода у одноименной станции и получил прямое попадание бомбой со штуки.

В редком подлеске темно-серый Танк IV очень хорошо заметен для вражеской обороны.

2-сантиметровая зенитная пушка у Липовика на открытой позиции. При применении по наземным целям эта пехотная зенитная пушка давала хорошие результаты.

Застрявший КВ-1 был без его разрешения превращен в дорожный указатель между Дубовиком и Липовиком. Разбитый танк был хорошо заметен и в темноте, и в снежную бурю.

Штурмовое орудие StuG III с короткой 7,5-сантиметровой пушкой, такой же, как у Танка IV. Пехота для своей поддержки желала получить побольше этих эффективных машин. С середины 1942 года производились и штурмовые орудия с длинной 7,5-сантиметровой пушкой, они были эффективными охотниками за танками.

Этот русский КВ-1 заблудился и потом застрял. Его вытащили только весной 1942 года. Его толстое бронирование обычные немецкие противотанковые пушки не пробивали.

Перевод из 29-го танкового полка в 4-й танковый полк (май 1942 г.)

Нарва в мае 1942-го. Весна медленно вытесняла зиму. По реке Нарве еще плыли льдины. Нарва для 29-го танкового полка на многие месяцы стала практически гарнизонным городом. Едва ли у еще какого-либо полка в России была такая привилегия.

Когда мы уехали из Нарвы, могилы наших товарищей остались там. У нас остались хорошие воспоминания о полке, которому мы принадлежали с октября 1940 года, и о городе Нарве. Мы простились с 12-й танковой дивизией. 12-я танковая дивизия погибла в 1945 году в Курляндском котле. Мы сидели в поезде и ехали на запад. Куда мы едем, нам не сообщили по соображениям секретности. У нас было время подумать.

Альфред Руббель на застрявшем в болоте русском КВ-1.

Немецкий Танк IV скатился в обледеневший ров и собственными силами выехать не может.

Здесь толстую броню башни КВ-1 пробили пять специальных снарядов с усиленным зарядом. Шов в броне при этом разошелся. У КВ-1 сзади был еще один пулемет в шаровой установке для ближней обороны.

Это попадание обычного танкового снаряда в переднее боковое бронирование КВ-1 сделало только вмятину, но броню не пробило.

Война на севере, в отличие от первых двух месяцев на Центральном фронте, показала нам другое, тяжелое лицо. Враг и погода не сделали нам никаких подарков. Мне много раз везло. С января до мая 1942 года я был в танке на самом переднем фронте, поддерживая пехоту. Это не было танковыми боями, к которым нас готовили. Нас вводили в бой по одному-два танка, часто по произволу ничего не понимающих в танках пехотных офицеров, и нам надо было стараться сохранить танк и экипаж. Два раза наш танк подбивали, экипаж выжил. Это положило начало слуху, что «в танке Руббеля с экипажем ничего не случится». Хотя было как минимум четыре ситуации, в которых я мог погибнуть. Когда меня ранило, самый большой осколок попал мне в попу, а мог бы попасть в голову. Когда мы под огнем противника выгружались из подорвавшегося на мине на вражеской территории танка, нас легко могли застрелить. Попадание в башню нашего танка, если бы это был бронебойный снаряд, могло бы изменить «архитектуру» нашего танка до неузнаваемости, но русский заряжающий зарядил осколочно-фугасный снаряд. Но самый незабываемый случай был таким: я по левой гусенице влезал на корму танка, и в этот момент танк поехал. Мою ногу затянуло в гусеницу, но, уперевшись изо всех сил, мне удалось ее освободить.

Мне уже было двадцать лет, и меня произвели в унтер-офицеры. У меня были значок за ранения, значок за танковый бой и Железный крест второго класса. Полный ожиданий и ни в коем случае не подавленный, я ехал навстречу новым вызовам.