«Тигры» в снегу
Мемуары танкового аса - Руббель Альфред - Страница 10

Бои на окраине города, мы видели ездящие городские трамваи, продолжались для меня только с 25 августа по 3 сентября. Незабываемые картины из этого времени все еще стоят у меня перед глазами. Уже были заморозки. Нам надо было выдержать грязь, дождь, вшей и противника, а у нас еще не было большого опыта войны в России.

Кадр, снятый немецким фотоаппаратом для дальней съемки, — силуэт Ленинграда, который не должен был быть завоеван, а должен был вымереть от голода. Слева шпиль на башне Адмиралтейства, справа мощный купол Исаакиевского собора и портовые краны.

3 сентября, во время передышки в бою, я открыл люк моего танка. Возле танка разорвалась мина, и меня ранило осколками, но, как позже выяснилось, не очень тяжело. «Множественные осколочные ранения в голову, спину и заднюю часть» — так было написано в моей истории болезни. На Ю-52 меня из Тосно перевезли в Чудово, там я несколько дней пробыл в лазарете, оттуда меня поездом — мы ехали примерно неделю — отправили в госпиталь в Швайнфурт. Мы ехали прекрасной ранней осенью по спокойной Германии и прибыли в качестве «почетных граждан нации» во Франкию, как раз когда там начался сбор винограда. Почти три месяца я оставался там. Это было прекрасное время.

Сестры выгуливают фокстерьера старшего полевого врача, который кроме работы в лазарете продолжал работать в своей частной курортной практике.

Хельмут и сестра Рут из Зонненберга.

Хотя Альфред Руббель был ранен уже в сентябре 1941 года, удостоверение о награждении значком в черном за ранение он получил только 3 июня 1943 года. К этому времени он уже был унтер-офицером.

Три самые милые сестры, слева Анни из Штокхайма, потом Мария из Кронаха и Тина из Лихтенфельса. Сестер Красного Креста также любя называли «карболковые мышки». Карболка — это средство дезинфекции, которое повсеместно использовалось в госпиталях.

В лазарете в Бад Киссингене и в 10-м резервном танковом батальоне в Гросс Глинеке (сентябрь — декабрь 1941 г.)

Раненных в голову по дороге выгрузили в Вюрцбурге, там была университетская клиника. Должно было быть примерно 10 сентября, когда остальные раненые прибыли в Швайнфурт. Я попал в так называемый резервный госпиталь, который был устроен в католическом доме престарелых. Моя кровать стояла в большом зале. Я в какой-то степени мог самостоятельно передвигаться, опираясь на палку, нас к этому поощряли. По дороге мы не прошли очистку от вшей, хотя это был в своем роде «пропуск в рейх», поэтому нас очистили в лазарете. У меня забрали мою красивую черную танковую униформу, с дырками от осколков, и выдали полевую серую. Как только я смог подняться, я пошел в погреб, нашел там в большой куче мою черную униформу, которую уже продезинфицировали, завернул ее в газету и спрятал, потому что я знал, что если ее сдадут на склад, то я ее потеряю. Потом я договорился с внушающей доверие уборщицей о том, что она мою униформу зашьет, постирает и погладит. Через неделю я был снова в черном.

Мы быстро освоились в Швайнфурте, получили разрешение на выход и должны были находиться в госпитале только во время приема пищи и осмотров. Тогда, осенью 1941 года, раненые солдаты в западной и южной Германии были редкостью, и нас передавали от одних желающих о нас заботиться к другим. Примерно через 14 дней легкораненых, способных передвигаться самостоятельно, перевели в окрестности Бад Киссингена, я думаю для того, чтобы перед фронтом дать нам побыть на курорте. Мне это совсем не понравилось, потому что я в Швайнфурте успел завести знакомство с одной милой девушкой. В Бад Киссингене меня поселили в принадлежащем одной страховой фирме не очень большом санатории «Рона», который теперь назывался «Второй резервный госпиталь Бад Киссинген».

Через несколько дней я понял, что остаться в Швайнфурте было бы ошибкой. Мы жили в номере на двоих с милым Хельмутом Кведнау из Рагнита, за нами ухаживали молодые медсестры, и нам было хорошо. В Швайнфурте в качестве старшей медсестры у нас был «драгун», которую взяли бы в любую роту самым злым фельдфебелем. В Бад Киссингене же все было легко и жизнерадостно. Я научился ценить франкское вино, мы ходили в кино и театр, скучать нам было некогда.

Перед Рождеством я получил приказ явиться в резервный батальон в Гросс Глинеке возле Потсдама. Признаюсь, я бы охотно остался в Бад Киссингене до конца зимы. Я до сих пор люблю Бад Киссинген и бываю там минимум раз в году.

Но и в резервном батальоне жить было можно. Почти каждый вечер мы ездили в Берлин или Потсдам. В обоих городах никакой войны не чувствовалось. Театры, кабаре и музеи были для нас открыты. Потом пришел приказ на марш в старую гавань — 29-й танковый полк, штаб-квартира которого теперь была в Нарве. Пока собирали транспорт на северный фронт, я мог жить дома. Самым важным было то, что мы получили зимнюю одежду, в основном гражданские вещи из пожертвований, собранных мирным населением для армии.

Примерно по той же дороге, по которой мы ехали в сентябре 1941 года, мы, в пустом санитарном поезде, холодной зимой, ехали в полк. С каждым километром на север мы все яснее понимали, что принесет нам эта зима. И все-таки я был очень рад, что я возвращаюсь в мою часть. Это было для меня новым — возвращение к хорошим товарищам. Они и те, которых больше с нами не было, — много пережили. Котел в Ораниенбауме, бои у железной дороги между Тосно и Чудово, взятие Шлиссельбурга и Тихвина, отступление и ужасные для нас бои на Волхове. Полк стоял в Нарве на «освежении», но все время выделял маленькие боевые группы для поддержки 1-й и 21-й пехотных дивизий и стрелковых полков 12, 5 и 25-й танковых дивизий. Мы, 1-й батальон, стояли в Херманнсфесте, 2-й батальон стоял в крепости в Ивангороде. Это была практически гарнизонная жизнь.

В воскресенье мы строем ходили в эстонскую протестантскую церковь, во главе с командиром полка полковником Валем. Военная служба состояла только в поддержании технического состояния танков. Было очень холодно. Потом пришел приказ — на фронт. Я занял место наводчика в танке обер-фельдфебеля Фендезака. Началась первая из моих двух зимних кампаний на Волхове.

Замок Германа [Hermannsfeste — замок в Нарве] (на фотографии слева) и замок Ивангорода (на фотографии справа) в январе 1942 года.

Укрепления замка Ивангорода на Нарве тяжелой зимой 1941/42 года.

Могучие окружающие стены крепости Ивангород начали строить в XIII веке.

Угловая башня крепости Ивангород с укрепленным спуском к реке Нарве. Здесь до середины 1942 года был расквартирован 2-й батальон 29-го танкового полка вместе со своим штабом.

Вид на Нарву, расположенную у впадения Пайпусзее [Чудско-Псковское озеро] в Финский залив. В январе 1942 года Альфред Руббель вернулся в свой 29-й танковый полк, который располагался в Нарве.

Заправка и ночевка в помещениях царского замка в Красногвардейске возле Гатчины. Здесь же размещались штаб корпуса и эскадрилья истребителей.

Три Танка IV едут через снежную бурю по очищенной от снега дороге от разгрузочной станции Кингисепп через Гатчину в район южнее Нарвы.