В тихом омуте (СИ) - "AnnyKa" - Страница 14

Этого так странно не хватало. Первой глупой мыслью после душа было какое-то привычное желание включить ноутбук, сесть на кровать и рассказать Майклу, какую безумную ночку ему довелось пережить. Джеймс даже потянулся, чтобы включить чат, но в последний момент вспомнил, что он и был с Майклом.

Эти образы наслаивались друг на друга и не хотели сходиться, хотя часть сознания Джеймса сухо кивала и говорила, что все к тому и вело.

Чего еще нужно было ждать, учитывая, как и где они познакомились?

Чертов интернет и извращенцы, которые в нем обитают.

Просто ему «повезло» наткнутся на одного из самых изощренных и скрытых маньяков в своей жизни. А еще этот маньяк знаменит. И сейчас находится в соседнем корпусе.

Джеймс прикусил карандаш, и, уставившись на чистый тетрадный лист, совсем не слушал лектора, но решил для себя, что нужно гнать от себя мысли о Майкле как можно дальше.

И боль, которая легко плавилась в его теле при ходьбе, усиливала его решимость.

***

Почти неделя прошла. А Майклу все еще казалось, что то утро длится и преследует его.

Он проснулся от рези в глазах - солнце доползло до кровати и противно светило в лицо, просачиваясь через сомкнутые веки.

Голова не болела, только в теле чувствовалась сладостная слабость. Но стоило только немного избавиться от оков сна, как мужчину пробил холодный пот.

Это было хуже самого страшного похмелья.

Он все помнил. Слишком хорошо.

Помнил, как они только пришли с Джеймсом. Помнил начало. Все было под контролем, но эта тонкая преграда готова была треснуть, подобно первому льду под подошвой ботинка. Его горячие алые губы и ласковые руки. То, как Джеймс тянулся и ласкался, как готов был отдаться.

И та фраза…

Проклятая фраза…

«Я докажу тебе, что тебе не нужно сдерживаться рядом со мной»

Она звучала в голове голосом Джеймса и соблазняла так же сильно, как и сам юноша.

Просто поверить, что он знал, о чем говорит.

Поверить, что он правда может ни о чем не думать рядом с ним, даже после всего, что уже произошло, и просто раствориться в пылком мальчишке. Держать его в руках. Крепко. Еще крепче. И уже не выпускать.

Не стоило.

Взрослый человек, а повел себя так глупо. Джеймс просто заигрался. Ему простительно: он еще так юн, так прекрасен и так наивен. Но Майклу стоило держать себя в руках…

Но он не думал об этом, без сил рухнув в постель рядом с уснувшим обессиленным юношей, крепко прижимаясь к нему, обнимая и утыкаясь в изгиб его зацелованной шеи.

И на какое-то глупое мгновение он действительно поверил, что утром, впервые отпустив себя, он проснется не один…

Это случалось уже не раз. И может случиться снова.

Вот только впервые после срыва Майклу не было все равно, и до боли в сердце хотелось объясниться, извиниться, вымолить прощения. Но Джеймс сбегал каждый раз, смешиваясь с толпой студентов, не появлялся в сети, и было ясно, что для него у этой истории уже давно настал конец.

И Майкл отпустил бы…

Отпустил, если бы был сильнее. Если бы не повторял себе, что просто хочет извиниться лично.

- Профессор?

Голос студентки вырвал Фассбендера из задумчивости, и он вновь увидел небольшой зал и свою драм.группу. Студенты смотрели на него, явно ожидая какой-то реакции, и Майкл затравленно улыбнулся, оскалившись собравшимся ученикам.

- Как вам сцена? - медленно начала намекать на суть происходящего Маргарет.

- Не годится, - тут же сказал Майкл. - Так… Я думаю, вам стоит разобрать отрывок на роли и завтра… Да, - он поднялся с места и закинул сумку на плечо, вновь теряя интерес к своим учениками, и даже не обратил внимание на глубокий вырез красного свитера миловидной студентки, сидевшей прямо перед ним и прожигающей его фанатичным взглядом.

- До завтра, - рассеянно произнес мужчина, одарив студентов еще одной улыбкой. Хватит. Все это похоже на пустую трату времени, а чувство вины и горечь готовы растворять его изнутри, выжигая органы подобно кислоте. И в ногах уже чувствуется напряжение. Нужно только добраться до него.

За неделю Майкл уже понял, что поймать Джеймса на занятиях или после он не сможет: шотландец ловко избегал его. Один раз, заглянув в кабинет к юноше, Майкл был уверен, что тот просто рухнул под стол, чтобы его не заметили. Было бы смешно, если бы в груди от этого не растекалось смолянистое пятно отчаяния.

Корпуса студентов и профессоров были отдельными, и в свободное время они практически не пересекались. А Майкл так и вовсе виделся только со своей группой, стараясь не попадаться на глаза остальным студентам, хотя все равно всегда находилась пара-тройка ребят, поджидающих его после лекций, чтобы наброситься с просьбами и вопросами. Майкл за всю свою долгую карьеру так и не смог толком свыкнуться со своей популярностью, хотя это было не так уж и сложно: широкую известность он получил только в театральных кругах, и на улицах его узнавали не так часто. Но этот институт был исключением, и Фассбендер всегда покидал его стены, стоило только закончить читать лекцию.

Может, именно поэтому охранник на проходной долго рассматривал его пропуск, сравнивая его с лицом известного актера, и даже поинтересовался, не ошибся ли Майкл зданием, но после уверенного «нет, мне именно сюда» не стал спорить и пропустил профессора в студенческий корпус.

Узкие коридоры и высокие потолки. Паркет в помещении потертый, местами вовсе стертый до темных пятен. Этаж и номер комнаты Фассбендер узнал из личного дела юноши, так что хотя бы рыскать по комнатам в поисках одного затравленного шотландского мальчишки ему не нужно будет.

Нужно было только поднять ворот серого пальто повыше и не встречаться взглядом с усталыми или, наоборот, слишком бодрыми студентами, снующими по коридорам. Не так уж сложно. Здесь никто ни на кого не смотрел, и Майкл надеялся, что не наткнется ни на кого из своих учеников с выпускного курса, тем более, их комнаты были гораздо выше.

На шестой этаж пешком, мимо лестничных пролетов, в которых местами не работали лампочки, а возле окон чувствовался едкий запах дешевых сигарет, от которого Майклу невольно захотелось самому задержаться и быстренько покурить. Просто чтобы успокоить нервы, чтобы появиться перед Джеймсом не таким напряженным.

Сердце сдавливает плохое предчувствие. Оно, словно инородное тело, распирает грудь изнутри и давит на легкие, мешая нормально вздохнуть, а чувство вины и стыда разъедает сознание, причиняя невыносимую боль, которую Майкл прежде не чувствовал.

Он просто хочет извиниться.

Возможно, стоило принести что-нибудь. Цветы? Глупость какая. Ни они, ни конфеты, ни дорогое вино не помогли бы ему загладить и часть своей вины перед нежным, слишком наивным юношей.

Последний лестничный пролет, и из-за плохо прикрытой двери уже виден свет шестого этажа.

Всего пара шагов.

Здесь было совсем мало народу: только несколько студентов шатались по коридору, не обратив внимания на мужчину, неспешно шагающего вдоль дверей.

65, 66, 67, 68…

Фассбендер замер перед дверью, глядя в ее мутный белый цвет, разглядывая серебристый железный номер. Казалось, края коридора вытянулись, сузились в крохотные точки по краям от этой двери, сжимая в себе реальность, уничтожая все вокруг.

Тишина.

Все звуки остались снаружи этого иллюзорного пузыря, и теперь собственное дыхание казалось Майклу оглушительным, а стук сердца мог сравниться с залпами пушек.

И так некстати вспомнился испуганный взгляд влажных голубых глаз Джеймса. Если бы только тогда Майкл мог понять, что это был страх, но чувства накрыли так сильно, что сознание отказывалось воспринимать очевидное. Нельзя было… Нельзя было позволять себе …

Стук почти не слышен, и мужчине остается только надеяться, что изнутри он звучит громче, чем снаружи. Он пытается прислушаться, различить шаги или какое-нибудь движение, но слышит лишь тишину, такую полную и звенящую, что на мгновение Майклу показалось, что у него заложило уши.