Операция «Молот». Операция «Гадюка-3» - Уэйджер Уолтер - Страница 107

— Почему? — спросил президент.

Доктор Осгуд пожала плечами.

— Похоже, никто толком не знает. Судя по его умственным и организаторским способностям, кажется, из него самого мог бы получиться неплохой офицер — даже при том, что у него не было высшего образования. Возможно, он ощущал себя не хуже, а может, и лучше офицеров, а может быть, все дело в подавленной расовой обиде на то, что ему отдают приказы белые парни. Может быть, это были просто сугубо личные проблемы, склонность к неподчинению наделенным властью однополчанам.

— В личном деле Пауэлла зафиксировано несколько случаев неподчинения командирам, — подхватил уроженец Джорджии, — в его поведении ясно прочитывается тяга к принятию собственных решений. Даже еще в школе, когда тренер давал ему установку на игру, Пауэлл отказывался выполнять задание.

Стивенс нахмурился.

— Как вам удалось все это раздобыть за считанные часы, доктор?

— Мистер президент, с той минуты, как директор вышел из вашего кабинета, девяносто сотрудников Управления засели за аналитическую работу по этим пятерым людям. Была мобилизована вся исследовательско-аналитическая группа подразделения специальных проектов!

Да, на Ивена Майклсона в таких делах можно положиться!

— Прошу вас, доктор Осгуд, продолжайте!

Пауэлл демобилизовался в шестьдесят восьмом, по военной льготе поступил в колледж в Хелене, но бросил занятия, не доучившись до конца первого курса. Он женился на секретарше и пошел работать автомехаником. Что побудило его бросить учебу, было неясно. Во всяком случае, не академическая неуспеваемость: он учился на «отлично» и «хорошо». В 1969 году у него родился сын, и ему повысили недельное жалованье на 25 долларов.

В 1970 году ценивший его босс дал ему еще прибавку — за хорошую работу.

Все это было известно, но никто не мог понять, как бывший морской пехотинец оказался в ту ночь в том баре. В протоколе судебного заседания отмечалось, что за парнем, которого убил Пауэлл, — сварщиком по имени Рекс Оппен, водилась слава забияки, и чернокожий обвиняемый уверял суд, что Оппен первым начал драку. Однако жюри присяжных поверило показаниям двух собутыльников Оппена — один из них был городским пожарником — и признало Пауэлла виновным в умышленном убийстве.

Насколько было известно, Пауэлл не имел склонности к алкоголю.

У него не было судимостей.

Он явно не заходил ранее в тот бар.

Он заявил судебному психиатру, что ожидал увидеть на скамье присяжных только белых и получить смертный приговор — и жюри, состоящее только из белых, вынесло ему смертный приговор.

— Разумеется, в Хелене, штат Монтана, не так-то много черных, — добавила доктор Осгуд.

Президент покачал головой — раз, другой.

— Я рискую показаться циничным, а может быть, и жестоким, но в данный момент не имеет значения, был ли приговор, вынесенный ему, справедливым или нет, — медленно произнес он. — Разумеется, правосудие всегда имеет значение, как социальная и расовая дискриминация всегда имеет значение, конечно, но в данный момент я даже не чувствую ни гнева, ни жалости. Боюсь, в данный момент имеет значение вот что: считает ли Виллибой Пауэлл, что его осудили несправедливо, и как эта мысль может повлиять на его поведение. Значение имеет то, что его озлобление может повлиять на его решения, на его отношение к одному и только одному вопросу.

— Я не могу дать вам стопроцентно точный ответ, — ответила она. — Ответ знает только Виллибой — если знает. Он не терпит власти авторитетов, испытывает недоверие к тому, что у нас называется «истеблишментом», и считает, что этот самый истеблишмент несправедливо приговорил его к смертной казни, причем, вероятно, по сугубо расистским причинам. Он не психопат вроде Фэлко и не блаженный сумасшедший вроде Хокси, но он попал в камеру смертников в тюрьме Хелены вместе с этими двумя. У него есть все основания желать сведения счетов — как и у множества нацменьшинств в нашей стране — плюс некоторые глубокие личные причины.

— Вы же не утверждаете, что все негры в нашей стране готовы запустить ядерные ракеты, — подвел итог ее докладу Стивенс. — Тем не менее вы предполагаете, что данный чернокожий гражданин — этот индивид со сложной душевной организацией — способен на такое?

— В том-то все и дело, мистер президент, — подтвердила она, скрестив свои потрясающие ноги. — Он достаточно озлоблен, чтобы сделать это. Он был храбрым бойцом на фронте, он убивал врагов своей родины, получал за это награды, и вот теперь он считает, что его хотят казнить за случайное убийство какого-то пьянчуги-задиры. Я не выгораживаю Пауэлла, поймите меня правильно!

— Мы понимаем, — вмешался Бономи, — или по крайней мере пытаемся понять. Я не считаю, что президенту надо отстаивать свою…

— Погоди, Винс! Сейчас не время для предвыборных пропагандистских речей о человеческом достоинстве и гражданских правах. Мне ровным счетом все равно, будут или не будут голосовать за меня эти два врача.

— Мистер президент, — возразила она. — Я не хотела вас обидеть!

Стивенс еле сдержал зевоту. Ох, как же он устал!

— Доктор Осгуд, бывают моменты, когда президент или глава любой другой страны вынужден вести себя как последняя сволочь, — признался Дэвид Стивенс, — но я не из этих сволочей!

— Я и не думаю, что вы сволочь, — смиренно заметила она, — но я просто хотела уточнить вот что: я не считаю, что Виллибой Пауэлл — последняя сволочь! Он не герой, конечно, — больше не герой.

— Не так много этих героев и осталось уже — только на телеэкране, — пожаловался Бономи.

— Нам нужна всего пара, Винс, всего только пара. Вернемся к Пауэллу. Доктор, какого рода доводам или аргументам он может внять?

Она задумалась на пятнадцать-двадцать секунд.

— Может быть, если к нему обратятся жена и сын? — предположила она неуверенно.

Потом она еще подумала.

— Да, пожалуй, он сможет внять их просьбе. Он их любит, так что, возможно, он отреагирует на них адекватно — хотя это будет зависеть от того, как вы собираетесь их использовать. Вы рассматриваете возможность их прямого обращения к нему или имеете в виду использовать их как заложников?

Стивенс заморгал.

— Да вы шутите, доктор! Неужели вы и впрямь решили, что я могу взять женщину и ее двухлетнего сына в качестве заложников?

— Идея замечательная! — ехидно подхватил Бономи. — Мы бы их немного попытали и дали бы Пауэллу послушать по телефону их вопли.

— Перестань, Винс!.. Доктор Осгуд, вы думаете, я на такое способен?

Она совсем смешалась.

— Ваши гуманистические устремления хорошо известны, мистер президент, — тихо признала она, — но мне казалось, что вы сделаете все, что в возможностях президента Соединенных Штатов для того, чтобы спасти нацию — двести семь миллионов граждан разных возрастов, полов, рас и идеологий — от уничтожения. Временами это малоприятная обязанность, но глава государства ведь по большому счету и ответственен за многих — в особенности за их жизнь. Я уверена, вам это известно лучше, чем кому-либо, мистер президент.

— Разумеется, принятие таких ответственных решений никогда не дается легко, — успокоил ее коллега, — но это неизбежный удел всех облеченных государственной властью. Избиратели, как можно предположить, видят в президенте многомудрого и решительного отца и рады переложить подобные ответственные решения на его могучие плечи. Если этот символический отец должен совершить нечто жестокое, безжалостное, дабы сохранить свою семью, семья предпочитает не разделять с ним ответственность за такие деяния — даже при том, что эти деяния необходимы. Президент совершает то, что он обязан совершить, и если он опасается за последствия, то, вероятно, признается в этом как можно меньшему числу людей.

М-да, тут сомнений нет: эти двое люди Майклсона!

— Вы давно в ЦРУ! — спросил Стивенс.

— В июле исполнилось четыре года — на одиннадцать месяцев дольше, чем доктор Осгуд. Мы раньше работали в больнице «Остин-Бриггс» в Стокбридже, штат Массачусетс, а я некоторое время работал в больнице «Сент-Элизабет» здесь, в Вашингтоне.