Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Резидентура. Я служил вместе с Путиным - Ростовцев Алексей Александрович - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

– Ну, ты будто и не уезжал. Давай приступай к работе и трудись, как трудился прежде.

Я понял, что «бунт на корабле» мне прощен.

А Ивану Анисимовичу оставалось жить не так уж долго. Он был болен, но мы этого не знали. В 1974 году завершилась его загранкомандировка. Кажется, он служил некоторое время под крышей какого-то ведомства, потом был направлен в Тегеран. Иран – страна с тяжелым климатом. Там назревала в то время антишахская и антиамериканская революция, которая наконец-таки разразилась. Оперативная обстановка в Тегеране была очень сложной. Можно сказать, что работа в Персии Ивана Анисимовича окончательно доконала. Его привезли оттуда совершенно больным, и в 1981 году он умер в возрасте 64 лет.

Пик российской истории пришелся на период с 1945 по 1961 год (Победа – полет Гагарина). Именно на этом этапе Российская империя, именовавшаяся тогда Советским Союзом, пребывала в зените славы и могущества. Подобных высот Россия не достигнет более никогда. Потом были застой и упадок. Период расцвета Представительства полностью совпал с периодом наивысшего подъема страны. К сожалению, мне не довелось поработать под руководством умнейшего и знаменитого генерала Короткова. До меня доходили только легенды о нем и реализованных им делах, которые войдут во все учебники наших спецшкол. Фадейкин хотел и мог бы сделать то, что делал Коротков, однако у него так уже не получалось. Время настало другое. Но это теперь, стоя на вершине тысячелетия и дожив до преклонных лет, я в состоянии трезво осмыслить то, что было. А тогда я рвался в бой, на передовую линию разведки. Заряда, полученного в юности, моему поколению хватило надолго, едва ли не на всю жизнь.

Я въехал в Галле, можно сказать, на белом коне. Будучи капитаном, получил подполковничью должность помощника начальника отдела. Забегая вперед, скажу, что через пять лет вернулся в Москву подполковником. Практически я стал заместителем резидента и в таком качестве был представлен немецким друзьям и руководству округа. Вскоре по предложению Асауленко меня снова избрали секретарем первички. Таким образом, я, как иронично заметил Иван Никитич, сосредоточил в своих руках необъятную светскую и духовную власть. Шагал в день моего приезда собрал своих сотрудников, которые были хорошо мне знакомы по первой командировке, и объявил, что все оперативные вопросы они теперь будут решать со мной. Он же оставляет за собой координацию действий дружественных спецслужб и поддержание деловых контактов с немецкими друзьями. Надо сказать, что за время моего отсутствия он хорошо овладел немецким языком и не нуждался больше в переводчиках. Во всяком случае, знал язык не хуже выпускников нашей двухгодичной разведшколы. Это был так называемый рабочий язык, на котором нельзя вести ни философских дискуссий, ни других бесед, касающихся высоких сфер духовной жизни, но можно завербовать иностранца и рассказать препохабный анекдот.

Но вернемся к Шагалу. В первые же дни моего повторного сидения в Галле меня неприятно поразил тот факт, что весь коллектив разведгруппы находится в оппозиции к обаятельному, мягкому, интеллигентному шефу. Конечно, рассуждал я, русский человек традиционно не любит своего начальника тем паче, если он нерусский, но все же… Тут мне вспомнились слова Асауленко, которые он обронил в беседе со мной: «Шагал не совсем тот человек, каким он хочет казаться».

Прошло несколько месяцев, и я понял, что образ Шагала, сформировавшийся в моем сознании в 1969 году, оказался насквозь фальшивым. Мой шеф просто не успел тогда развернуться и проявиться. Он учил язык. К концу 1972 года мне стало ясно, что шеф мой пришел во власть в соответствии с вариантами 6 и 9. Странно была устроена его башка. А может, это мы были странные, а он нормальный. Не будем спорить. Сейчас речь не об этом, а о его башке. От нее же, как горох от стенки, отскакивало все, что касалось работы. Отскакивало и моментально забывалось. Однако в ней навеки оседало то, что касалось личного благополучия нашего начальника и благоденствия его семьи. Впрочем, стремление приумножить, укрепить и обезопасить свой род – естественное инстинктивное стремление всякого живого организма. Только другие организмы не всегда понимают, почему это должно делаться за их счет. Вот в этом и состоит суть всех противоречий любого коллектива, любого сообщества людей.

Шагал часто любил повторять: «Каждый телефонный звонок – это одна сожженная нервная клетка». Поступал шеф всегда в полном соответствии с этим постулатом. Когда звонил телефон, он просил меня:

– Послушайте, что они там хотят.

И когда я докладывал ему, чего именно они хотят, он делал усталую отмашку рукой.

– Ну скажите им что-нибудь.

А ведь надо было говорить не что-нибудь, а принимать решения, порой весьма ответственные. Тут уж горела не одна нервная клетка, а целая колония клеток.

Постепенно Шагал свалил на меня все свои обязанности и целиком погрузился в решение задач сугубо личного плана. Таких задач было превеликое множество, и все они лежали на востоке, далеко за пределами Центральной Европы.

У Шагала были две взрослые дочери. Обе хотели учиться не где-нибудь, а непременно в МГУ. Он это пробил. Потом надо было найти им хорошую работу. Он нашел. Обе выскочили замуж за беспородных мальчиков. Пришлось устраивать карьеру зятьям. Он устроил. Пошли внуки с вытекающими последствиями. Он обожал своих внуков. А еще у него была жена – претенциозная молодящаяся старуха, красившая свои седины в голубой цвет и постоянно требовавшая пирожных из Лейпцига, париков из Польши и развлечений в виде посещения достопамятных мест округа обязательно с возданием почестей и вручением даров немецкой стороной. А забить престижное место для себя в Москве после возвращения из командировки! Все это надо было успеть и во многих случаях хорошо профинансировать. Какая уж там работа!

Уже в то время позвонить из Галле в Москву можно было без проблем по коду. Оплачивали наши счета немцы. Разговоры шефа и его супруги с девочками и нужными людьми на родине обходились друзьям недешево. Они роптали, но не смели возвысить голос до уровня официального протеста.

Миновала пора «соломенных» танков. Шагал сказал немецким друзьям, что он любит так называемые Sachgeschenke, т. е. подарки, которые можно употребить в домашнем обиходе с пользой для семьи. Он приучил немцев дарить ему к советским праздникам и к дню рождения вещи ценные и нужные. Иногда они не помещались в «Волге» и приходилось брать микроавтобус. Наш шеф крепко оседлал гэдээровскую таможню. Пару раз в месяц ему присылали оттуда посылки с конфискатами. Это были калькуляторы, газовые зажигалки, цветные фломастеры, многоцветные ручки, порнографические журналы, каталоги торговых фирм и прочая дребедень, которой он щедро одаривал нужных людишек в Берлине и Москве. Напомню, что как в нашей стране, так и в ГДР все это было в то время большим дефицитом и отнюдь не считалось дребеденью. Кстати, самый примитивный калькулятор в комиссионке стоил сотню. Справедливости ради надо оказать, что руководство управления МГБ ГДР тоже получало такие посылки. Немцы разлагались синхронно с нами.

Сахаров как-то заметил, что КГБ был единственной некоррумпированной структурой в советском обществе. Бедный академик! Он плохо знал своего злейшего врага. Он вообще все знал плохо. Все, кроме ядерной физики. Гениальный ученый и никудышный политик, которого закоренелые недруги России использовали в качестве инструмента разрушения державы, должен был бы сказать так: «КГБ был наименее коррумпированной структурой советского общества». Конечно, никто в КГБ не брал взяток деньгами. Но там было немало лиц, которые с удовольствием брали «знаки внимания», порою весьма дорогостоящие. Габариты и стоимость «знаков внимания» стремительно возрастали. В 80-х годах это были уже цветные телевизоры и двухкассетные магнитофоны преимущественно японских марок.

Шагал отличался патологической жадностью. Он никогда не платил за обед, если приходилось обедать в кафе с кем-либо из наших сотрудников или немцев. В момент расплаты начинал суетливо шарить по карманам, делал страшное лицо и говорил, что забыл бумажник дома. Вечером в буфете Представительства подсаживался с маленьким пузырьком пива к знакомой компании. Спрашивал скромно: