Тайна пирамиды Хирена - Голубев Глеб Николаевич - Страница 26

— Она представляет какую-нибудь опасность для посетителей? — тревожно спросил сопровождавший нас сотрудник музея.

— Вряд ли, — пожал плечами Моргалов. — Но проверить поточнее все-таки не мешает. Пришлите ее нам вот по этому адресу.

Мы вышли с ним вместе из Эрмитажа и пошли по набережной в сторону Летнего сада.

— Ну, теперь у вас есть ниточка, за которую можно ухватиться, — сказал Моргалов, шагая рядом со мной. — Но вы, кажется, не очень довольны?

— Просто я озабочен…

— И уже мысленно там, в пустыне?

Я засмеялся.

— Нет, пока еще в Москве. Разрабатываю план дальнейших поисков и стараюсь уговорить начальство, чтобы мне утвердили смету.

Моргалов понимающе кивнул. Некоторое время мы опять шли молча, потом я спросил у него:

— Скажите, Атон Васильевич, а почему вы до сих пор молчали о своей гипотезе?

— А что я должен был сделать? Послать заметку куда-нибудь в журнал «Вокруг света» или в «Технику — молодежи»? И назвать ее «Радиоактивная гробница»? Несолидно это как-то для физика. Да и никаких конкретных данных у меня ведь не было, одни догадки, а я так работать не умею. Так что вы уж сами занимайтесь теперь сенсациями, а меня, умоляю, не втягивайте в это дело.

— Нет уж, придется нам дальше распутывать загадки вместе. — Я шутливо погрозил ему пальцем. — Кстати, и помогите мне разработать методику проверки радиоактивности для будущей экспедиции, тут вам все карты в руки. Какие приборы понадобятся, как ими пользоваться…

— Знал бы я, что вы такой настырный, промолчал бы о радиоактивности. А то сколько хлопот навлек на свою голову. Ну ладно, методику я вам так и быть пришлю, давайте адрес.

Я записал ему все свои московские координаты. Он аккуратно сложил записку, спрятал в карман и протянул мне руку:

— Ну, пожелаю вам успеха. А мне привезите мормируса, если, конечно, сумеете поймать. — Он лукаво подмигнул.

Мы попрощались, и я уже хотел уходить, как Моргалов вдруг смущенно окликнул меня:

— Слушайте, Алексей Николаевич, есть у меня еще одно предложение… Об этом вашем «Речении», помните, вы мне рассказывали?

— Да, а что?

— Вы не могли бы мне оставить или прислать из Москвы фотокопии всех текстов, которые бесопорно принадлежат Хирену, и тех, где авторство его вы только подозреваете.

— Зачем?

— Хочу попытаться, чтобы физика еще раз пришла на помощь египтологии. Или, точнее, кибернетика на сей раз…

— Ничего не понимаю! Объясните Получше, что задумали, неожиданный вы человек! — взмолился я.

— Тогда давайте зайдем в Летний сад и сядем где-нибудь в сторонке, а то на нас уже начинают обращать внимание.

Мы выбрали пустую скамью в боковой аллейке и сели.

— Насколько я понял, вам важно доказать на основе стилистического анализа, что автором и «Речения» и надписи, найденной вами в пустыне, является Хирен, так?

— Так. Но при чем тут физика?

— Не физика, а кибернетика. Хочу привлечь для анализа ваших текстов электронно-вычислительную машину, она есть у нас в институте. Вы слышали, как американцы недавно с помощью такой машины установили авторство нескольких анонимных памфлетов, приписываемых Гамильтону, одному государственному деятелю конца восемнадцатого века?

— Нет, признаться, не слышал.

Моргалов укоризненно покачал головой.

— Вот видите, выходит, мы, физики, больше вашими делами интересуемся, чем вы — нашими.

— Ладно, учту ваши уроки и тоже постараюсь жить «во все стороны». Это Герцен так советовал?

— Герцен. Нравится его совет?

— Очень. Но продолжайте, Атон Васильевич, не томите меня отступлениями.

— Сохранилось, кажется, двенадцать анонимных памфлетов. Авторство их одни исследователи приписывали Гамильтону, другие — его литературному сопернику Джеймсу Медисону, тогдашнему президенту США. И вот арбитром в научных спорах предложили стать электронной машине. Попросту говоря, заставили ее сравнить анонимные памфлеты с другими документами, бесспорно принадлежащими как Гамильтону, так и Медисону. Конечно, закодировав их сначала определенным образом и составив специальную программу. И вот машина на основе стилистического анализа, по частоте повторения «ключевых» слов и другим признакам установила, что одиннадцать памфлетов из двенадцати, несомненно, принадлежат Гамильтону…

— И вы думаете, что такой же эксперимент можно повторить с предполагаемыми текстами Хирена? — прерывающимся голосом спросил я.

— Ну вот, вы уже заволновались. Так нельзя. Попробовать, по-моему, стоит, но надежд на хороший результат, честно говоря, мало. Во-первых, уж документов-то у вас раз-два — и обчелся, почти нечего сравнивать.

— А во-вторых, все они написаны ведь не самим Хиреном, а разными писцами, которым он диктовал в различное время, — добавил я сразу погрустневшим голосом.

— Верно, это усложняет положение. И, кроме того, машина будет иметь дело — вернее, не машина, а мы, когда станем составлять программу, — не с обычным текстом, а с иероглифами. Но ведь именно по сочетанию каких-то излюбленных иероглифов, по частоте их повторения в надписях и пытаетесь вы установить, так сказать, «стиль Хирена», верно? Так что попробовать стоит. Присылайте все фотокопии, какие найдете.

Я крепко пожал ему руку.

— Чудесный вы человек, Атон Васильевич! Так помогли мне и столько новых идей подарили, что прямо не знаю, как и благодарить…

— Ну что там, пустяки какие. Мне ведь самому интересно. Итак: жду материалов и желаю успеха,

ГЛАВА XIII. МОРГАЛОВ ПРАВ

В Москве все обернулось гораздо лучше, чем я полагал. А может быть, это Моргалов заразил меня такой энергией, что я быстро и весьма успешно всех уговорил немедленно начать поиски гробницы Хирена?

Даже старика Савельева мне почти не пришлось убеждать. Едва я рассказал ему о своей догадке и начал «иронически» читать «Речение», вскрывая подтекст, как Михаил Сергеевич выхватил книгу у меня из рук и так и впился в нее.

— Пожалуй, ты прав, — пробормотал он, свирепо глянув на меня и снова склоняясь к книге. — Как же я не понял этого раньше, ах, старый пень!

Какой все-таки молодец старик! Умеет отказаться даже от собственной давно выношенной теории, убедившись в ее ошибочности.

У меня прямо язык чесался от пространных доказательств, которые я приготовил в защиту своей гипотезы. И, как это ни смешно, мне даже стало обидно, что убеждать старика вовсе не придется. Но зато какую неистовую деятельность он теперь развил, чтобы помочь мне поскорее отправиться на поиски гробницы Хирена! Замучил телефонными звонками директора института, привел в трепет всех снабженцев и работников бухгалтерии, на заседании Ученого совета грозно повторял с вошедшей в пословицу настойчивостью Катона:

— Гробница Хирена должна быть найдена и спасена для науки!

По его настоянию нам выделили самое современное оборудование: новейшую аппаратуру для электрической и магнитной разведки, радиометры, портативную рацию.

— Нечего скупиться, — приговаривал он. — Речь идет об изучении эпохи древнейших народных восстаний, коренной ломки общественных отношений. Кому же этим заниматься, как не нашим, советским археологам? Здесь столпам зарубежной археологии, вроде того же профессора Меро, делать нечего, только напустят какого-нибудь туману идеалистического. Так что надо провести эту работу на самом высоком научном уровне. Никакой кустарщины! И людей отбирайте в экспедицию лучших, самых способных, не стесняйтесь!

Савельев так разошелся, что даже собирался послать египетским властям письмо с предупреждением об опасной деятельности «лжеархеолога Вудстока, за которым надо вести постоянное, неусыпное наблюдение», — мне стоило немалых трудов удержать его. Как я потом пожалел об этом!..

Почему нет никаких вестей от Моргалова? Получится ли у него что-нибудь с анализом текстов, я ведь послал их ему сразу же по возвращении в Москву.

Я уже хотел писать в Ленинград, как Моргалов, словно почувствовав на расстоянии мое нетерпение, сам прислал коротенькое, очень теплое письмо. Он сообщал, что вовсе не забыл о своем предложении и занимается присланными документами, — «даже в ущерб своей основной работе, по мнению нашего директора. Но составление программы и перевод ваших иероглифов, местами весьма напоминающих тех собачек и птичек, каких все мы рисовали в милом детстве, оказалось делом куда более затяжным и трудоемким, чем я предполагал…»