Тайна пирамиды Хирена - Голубев Глеб Николаевич - Страница 14

— Это подло, я понимаю… Забудем об этом. А в знак примирения, — он судорожно достал чтото из кармана и протянул мне. — Вот, я прошу вас принять… Это память об отце.

На ладони Вудстока лежали старомодные часы с потертым ремешком. Цифры были покрыты какой-то голубоватой эмалью, кое-где она уже стерлась. По краю циферблата крошечными витиеватыми буковками было написано по-английски:

— Я не могу принять такой подарок, — решительно сказал я. И, видя, как он нахмурился, торопливо добавил: — Пусть они останутся у вас и почаще напоминают вам об отце. Он был большим ученым, которого, поверьте, я очень уважаю. А в знак примирения…

Я протянул ему руку, хотя и не без некоторого внутреннего колебания. Он молча пожал ее, сунул часы в карман и, круто повернувшись, пошел прочь. Я долго смотрел ему вслед, пока маленькая фигурка не растворилась среди серых песков.

— Плохой человек, йа устаз, — вдруг кто-то негромко сказал за моей спиной. — Или нассаб, или магнун…

Я обернулся. Возле меня стоял наш проводник Азиз.

— Почему ты думаешь, что он или сумасшедший, или жулик?

— Я сегодня не спал, как гафир.[5] Он словно подкрадывался к тебе, — уклончиво ответил бедуин таким тоном, что я сразу понял: он слышал и наш вчерашний разговор.

Этого еще не хватало! Начинается какой-то детектив с ночными подслушиваниями. Почему он следил за нами? Просто сказывается вековое недоверие к чужеземцам или с какой-то целью?

В той стороне, куда ушел Вудсток, загудел, удаляясь, мотор.

Прислушиваясь, я снова повернулся к проводнику, чтобы продолжить разговор, но его уже не было. Он исчез так же бесшумно, как и подошел ко мне.

ГЛАВА VII. ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ

В нашем распоряжении оставалась всего неделя. А там придется сворачивать до осени все работы и возвращаться в Москву. И так уже с каждым днем работать становилось труднее: даже сейчас, в конце марта, температура к полудню поднималась нередко до сорока градусов в тени. А тень существовала только для термометра, нам же приходилось все время жариться на солнцепеке.

Поэтому уже на следующий день после визита Вудстока я решил переменить план дальнейших разведок. Отметив на карте место, до которого мы провели детальную разведку, наш маленький отряд, не останавливаясь, чтобы «оторваться» от этих авантюристов, сделал бросок в предгорья, где можно было рассчитывать найти тропу к заброшенным древним каменоломням.

Меня немножко мучила совесть: вместо планомерной, последовательной разведки мы как будто начинали рыскать наугад по примеру авантюриста Вудстока. Но неожиданное открытие показало, что я поступил правильно и сразу превратился в победителя, которых, как известно, не судят.

Въехав после пяти часов непрерывного утомительного пути в горную долинку между двух невысоких хребтов, мы остановились передохнуть. Наскоро натянули тент и уселись под его защитой, поджидая, пока закипит чайник. Я привалился спиной к горячей скале и лениво посматривал вокруг.

Место было унылым и безотрадным. Серые скалы. под ногами такой же серый, трухлявый щебень. Он с противным треском рассыпался под ногами в серую пыль.

Спине стало жарко, и я отодвинулся от скалы, поводя плечами.

— Стойте, не шевелитесь! — вдруг вскрикнул сидевший напротив Павлик и крепко схватил меня за руку.

Я замер, боясь оглянуться. Что там, за моей спиной, — скорпион или кобра?

— Это же надпись, честное слово! — проговорил Павлик, вскочив и заглядывая куда-то за мое плечо.

Я стремительно повернулся. В самом деле, на камне, возле которого я сидел, явственно проступили ровные ряды иероглифов. Как же я их раньше не заметил? Ах, вот в чем дело: их скрывала густая пыль, а я стер ее своей пропотевшей рубашкой.

Сразу забыв о чае, мы намочили горячей водой губку и стали стирать со скалы пыль. Надпись была довольно большая. Я начал переводить ее:

Дальше следовало имя фараона Рамзеса II, но опять-таки оно явно было вставлено в картуш позже, вместо другого, стертого имени.

Но то, что я прочитал дальше, снова вселило в меня радостные надежды:

Соорудить себе вечный приют в этой стране! Мы с Павликом переглянулись.

Тут текст почему-то обрывался, но ясно, что посланец фараона нашел заветное место, иначе он не стал бы оставлять благодарственной надписи.

И, видимо, место это находилось где-то поблизости! Ведь не стал бы неведомый чиновник оставлять надпись вдали от таинственной каменоломни, которую так долго искал. Нет, он, конечно, приказал выбить на скале эту надпись с радости и тем самым невольно выдал секрет, хотя и туманно, подсказывал нам дорогу к заветной долине!

Но какой фараон послал его сюда? Судя по тексту, Хирен: «соорудить себе вечный приют в этой стране» — конечно, речь идет о гробнице. Это его имя стояло в картуше прежде.

Я торопливо достал блокнот и стал сличать эту надпись с теми, что мы нашли раньше. Похоже, что ее высекала та же рука, что и нижнюю часть надписи на плите под изображением молящегося человека. Или это мне только кажется?

Я решил остаться здесь на несколько дней и тщательно обшарить все окрестности. Но наши планы рухнули в первую же ночь.

Среди ночи меня разбудил вдруг неистовый крик Ханусси:

— Ганеш! Ганеш!

Змея! Я вскочил, словно был внезапно ужален сам, и в одних трусах выскочил из палатки.

И едва не сбил с ног Павлика. Он стоял передо мной тоже в одних трусах, держа на весу правую руку, как будто вывихнул ее, и смущенно улыбался. А рядом с ним приплясывал от волнения старый Ханусси и, размахивая фонарем, продолжал кричать:

— Ганеш! Ганеш!

— Где змея? Кто укушен? — спросил я.

— Я, — все так же улыбаясь, ответил Павлик и протянул мне осторожно руку.

Выхватив фонарь у старика, я склонился над ней. У самого запястья краснели две крошечные ранки.

— Понимаете, полез под подушку за часами, а она меня и ужалила, — словно оправдываясь, пробормотал Павлик.

Вокруг нас собрались уже все, разбуженные неистовым криком повара.

— Сыворотку быстро! Она в моей палатке! — приказал я.

И Женя сразу бросился с фонарем на поиски. Все мы знали, что с египетской коброй шутить нельзя.

Я быстро стянул Павлику руку шнурком и сделал несколько надрезов бритвой в месте укуса. Павлик охнул и закряхтел.

— Сколько прошло времени после укуса?

— Минуты три, не больше. Я сразу вскочил, а тут Ханусси закричал…

— Аллах разбудил меня вовремя, я увидел, как ганеш выползает из палатки, и убил его, — начал объяснять старик, но я не слушал его.

Прошло уже три мунуты, а может быть, и больше. Сколько их осталось в нашем распоряжении? Через пять минут после укуса кобры человек теряет сознание так внезапно, что даже не успевает вскрикнуть, голосовые связки его парализует змеиный яд. А через десять минут наступает смерть…