Беглец между мирами (СИ) - Кравчик Макс - Страница 12

Прошло немало времени, с тех пор как он начал новую жизнь, которая пугала его, предстоящими переменами и испытаниями, но Славик не сдавался. Он твердо знал, что дорогу осилит идущий и шел, как упрямый вол, которого запрягли в плуг, для вспашки поля. Только этим полем и был он сам, и плугом и тягловой силой. Ему приходилось быть: твердым и гибким, быстрым и терпеливым, выносливым и вовремя уметь расслабиться, чтобы не рухнуть от бессилия и перенапряжения. А, как известно, любое старание, любой труд, рано или поздно, но будут вознаграждены. Вот так произошло и с ним. Он не задумывался, как много ему еще придется пройти, как много трудностей предстоит преодолеть, как много страхов погасить в себе, что словно пожар, каждый раз разгорались в его душе. Он не хотел знать. Ему было достаточно чувствовать то, что он выкладывается на полную, отдавая себя на милость судьбы, так как он понимал, что больше ему нечего предложить взамен своей жизни. И судьба ему соблаговолила, она любит помогать настырным и упорным, а Славика нельзя было упрекнуть в обратном.

Наслаждаясь путешествием, разглядывая и изучая более досконально лес и его обитателей, в Славика на миг ворвалось видение. Он четко увидел горную гряду, тянущуюся с севера на юг, вдоль кромки зеленого леса. Ледяные шапки снега, серебряными коронами венчали каждый пик гор, рассыпая вокруг мириады отблесков, в которых отражались краски леса, превращая эти отблески в драгоценные камни. Бархатистые, но могучие облака, исполинскими нимбами кружили над горами, выделяя их среди прочей местности, над которой простиралось чистое небо. Сперва, он не смог уловить, что же он сейчас увидел, но как только он попытался восстановить с помощью своего периферийного информационного восприятия потерянный контакт, «картинка» возобновилась. Он был вне себя от счастья, понимая, что если ему удалось увидеть горную гряду, то значит, его путь к ней почти окончен. С другой стороны, у него закрались подозрения, на этот счет.

Славик полагал, что способен видеть информацию не дальше, чем на пару сотен футов, но в таком случае ему бы уже удалось и обычным зрением обнаружить горы перед собой. Не могут же они вырасти как грибы после дождливой погоды. Но гор по близости не было. Это насторожило его, и он попытался просканировать путь к горам, как это проделывал, в поисках воды. Установив в голове мысленно образ гряды, он попытался увидеть предстоящий ему путь. Задумка принесла плоды, и он словно увидел, как горы отдаляются от него, открывая дорогу, ведущую к нему самому. Он, как будто полетел над склонами гор, зарываясь в густую чащу леса, склонившись над зеленым морем листвы, как над пиалой украшенной сочными мятными побегами. Как вдруг, зеленая палитра, сменилась черным пятном, идеально круглой формы, словно невидимая кисть, поставила в этом месте черную жирную точку. А в душе Вячеслава запылал огонь тревоги. Он постарался прогнать видения, которые причиняли ему почти физическую боль и, придя в себя, обнаружил, что тело его обильно покрыто испариной. Он постарался прогнать гнетущие мысли, зародившиеся в сознании и порождающие неприятные ощущения, но тьма, источающаяся тем ужасным местом, пробудила в нем особенный, животный страх, который не желал покидать его разум. Он вновь возобновил связь со своими магическими линиями и стряхнул с помощью их эти мерзкие черные щупальца. Оказалось, что это место проникло в его сознание, с помощью таких же энергетических потоков, как и те, что он использовал, но линия этой энергии была черного цвета и очень неоднородной, словно булькающей структурой. Он оборвал эти нити, и только теперь ему удалось успокоиться. Сказав себе, что это место можно просто обойти Славик решил, не полагаться полностью на свои новые навыки, а перепроверить местонахождение гор, старым известным способом — залезть на дерево и увидеть их собственными глазами.

Выбрав, в качестве наблюдательного пункта самое высокое дерево, похожее на секвойю, как листвой и ветвями, так и голиафскими размерами, Славик начал взбираться на него. Вначале он не имел представления, как можно вскарабкаться на столь широкое и высокое дерево, которое у своего могучего основания не имело ни малейших ветвей. Но затем он вспомнил, как в самую свою первую ночь своего побега, он просто перебрался на эвкалиптовый дуб, с соседнего, меньшего дерева. Быстро взмахнув на соседний «клен», как мысленно окрестил его сам, он с ловкостью и скоростью опытной белки, перепрыгивая с ветки на ветку, начал свое восхождение. Во всех его движениях читалась такая грациозность и изящность, что его можно было сравнить с дикой кошкой, которая тягучими движениями маневрировала по дереву.

Добравшись до вершины, Славик попытался взглянуть вдаль, в сторону бега солнца, где должны быть горы, но более высокие деревья, не позволили ему этого сделать. Значит, требовалось перебираться на «секвойю». Учтя горький опыт прошлого такого «перехода»(как он упал, с подломившейся ветки), он решил не болтаться как тряпка на ветру, держась одними руками за ветку, как за перекладину, а попробовать преодолеть путь между деревьями более дерзким способом. Он присел на ветвь на корточках и, держась за толстый пик «клёна», отшатнулся назад. Затем в том же положении сидя, резко изменил направление, все своим телом подался вперед, словно пытаясь нырнуть вниз головой. Такие манипуляции он проделывал раз за разом, пока вся верхушка дерева не пришла в состояние качки, словно огромный метроном, отсчитывающий такты. И вот когда кустистая корона «клёна» качнулась в сторону «секвойи», он выпрямил упругие, закаленные длительным походом ноги, словно сорвал чеку, удерживающую пружину, и прыгнул на другое дерево. В полете он выгнулся полумесяцем, выпячивая грудь назад, а ноги неестественно поджимая к ягодицам. Руки его были устремлены в сторону ближайшей ветки, цепкими пальцами-крючьями за которую он и зацепился. Ноги вместе с телом полетели по дуговой траектории, вырисовывая фигурный путь маятника, и ловко отпустив руки, полетел к более нижней ветке, как гимнасты прыгают с турника на турник. Он приземлился на нее вытанцовывая всем телом, пытаясь обрести баланс и равновесие, а затем без труда, как канатоходец, проделал несколько быстрых шагов к стволу дерева и обхватил его.

Путь на вершину «секвойи» предстоял более трудоемким и затруднительным. Расстояния между ветвями в высоту были больше среднего роста человека даже с вытянутыми руками, и он задумался, как же ему допрыгнуть до следующей ветви. На помощь пришел самодельный ледоруб. Славик вонзал его лезвие в ствол дерева, при этом делая аккуратный и сбалансированный прыжок вверх, с яростью впиваясь острием ледоруба в твердую плоть дерева и подтягиваясь на его древке, цеплялся за верхнюю ветвь левой рукой. Из каждой такой раны, наносимой своим инвентарем, сочился вязкий и скользкий нектар, сбегая по глубоким желобкам рельефной зелено-коричневой коры. Раз за разом, удар за ударом, проделывая не хитрые, но физически тяжелые трюки, он добрался до вершины «секвойи». У него перехватило дыхание.

Вид, открывшийся перед ним, нельзя было описать словами. По крайней мере, Славик не настолько хорошо обладал нужным количеством слов и эпитетов, чтобы даже попробовать, осмелиться, это сделать. Вокруг него бушевал океан, состоящий из зелени, который своими волнами захлестывал обильные стаи разноцветных птиц, нес их на своих волнах, вздымаясь, словно грудь при дыхании древнего великана или гиганта. Голубое небо, казалось огромным зеркалом, которое все стремится впитать в себя буйство зеленого цвета и отразись эту красоту в своих кристалликах, но у него ничего не получалось. Птицы же ныряли из одной пучины в другую, словно стая дельфинов, ныряя в одно море, выныривая из другого и наоборот. Лес был бескрайний, огромный, пугающий. Только сейчас Слава понял, насколько он сам мелок и жалок, в сравнении с этим живым организмом, перед лицом которого его даже не представив, поставили на колени. Он ужаснулся от его величия и спокойствия. Эта стихия, почему-то приняла его как равного, достойного того, чтобы иметь право на жизнь, почти не пытаясь убить. Он испытал гордость за себя. Вдалеке же он увидел горы. Они блестели своими шапками, щедро разбрасывая солнечные лучи, отраженные в заснеженных верхушках. Эта горная гряда сверкала острыми зубами на фоне зеленого лесного языка, подпирая нежно-синее нёбо-небо, превращая все вокруг в гигантскую пасть сказочного чудища. Пики этих гор ревностно отблескивали изумрудной зеленью, отражающейся от лесной чащи, но переполнялись гордостью, перед бессильным такое проделать небом. Он был на вершине мира, на пике эмоций, хотя какой же вид ему откроется с острия одной из гор, он просто не мог себе вообразить. Его видения, в которых он уже видел эти горы, ни на каплю не смогли передать, то величие и ту красоту, которая открылась его взору. Ничего прежде он не видел красивее, и в этот момент он понял, что не был никогда так счастлив, как сейчас. И если это было бы последним, что довелось увидеть Славику, он бы сказал, что прожил свою жизнь не зря.