Бунтующий флот России. От Екатерины II до Брежнева - Хмельнов Игорь - Страница 22

Креницын, боясь нападения алеутов, приказал держать круговую оборону. «Для предосторожности» по приказу Креницына в сторону любого приближающегося алеута стреляли из пушек или ружей. Хотя команда болела цингой и люди были предельно истощены, Креницын держал всех в постоянном напряжении. Он имел четыре поста для ночного караула; приказывал через несколько минут каждую ночь делать ружейные и пушечные выстрелы для устрашения диких… Отношения русских и аборигенов Севера в этот начальный период освоения (или русского вторжения, с точки зрения туземцев), вообще, складывались сложно. По некоторым данным, Чурин возражал против того образа действий по отношению к туземцам, что избрал Креницын. Изоляция ничего, кроме смертей, не принесла. Чурин настаивал на изменении образа действий, но командир экспедиции Креницын отказался воспользоваться этими советами. В результате отгородившиеся в своем зимовье русские повымирали от цинги, а Чурин получил, по представлению, посланному Креницыным в Петербург, в Сенат, уголовное дело по обвинению в «неповиновении» с очень плохими перспективами.

Так что не будь этого конфликта, не будь тридцати шести бессмысленных, по его мнению, русских могил на Лисьих островах, – остался бы, наверное, Максим Чурин в Охотске. И не было бы, скорее всего, и этого фантастического по дерзости побега взбунтовавшегося галиота «Святой Петр». Без командира Чурина беглецам было бы точно не выплыть. Дело в том, что этот опытный моряк оставался единственным человеком во всем русском флоте, кто проделал к тому времени три похода от Камчатки до Америки и Китая. Именно он, штурман Максим Чурин, провел захваченный бунтовщиками галиот «Святой Петр» не проторенной еще морской дорогой и нанес ее вместе с помощником своим штурманским учеником Дмитрием Бочаровым на карту, которая и по сей день еще лежит в московском архиве, куда повелела Екатерина спрятать все упоминания о камчатских бунтарях. Но если бы даже не было этого знаменитого плавания на «Петре», имя штурмана российского флота Максима Чурина осталось бы в истории.

Помощником Чурина во время знаменитой одиссеи галиота «Святой Петр» был еще один офицер российского флота – штурманский ученик Дмиртий Бочаров.

Многие историки написали в своих исследованиях, что он был вывезен с Камчатки насильно. Нет, насильно были вывезены только штурманские ученики Герасим Измайлов и Филипп Зябликов, а Бочаров добровольно примкнул к заговорщикам. Он был командиром галиота «Святая Екатерина». Нужно сказать, что, вообще, в исторической литературе по поводу Большерецкого бунта страшная путаница, особенно с именами участников и с реальными сроками того, когда они примкнули или были насильно втянуты в заговор. Это особенно касается и членов экипажа галиота «Святой Петр», которые служили на нем до того, как галиот стал мятежным. Историки по-разному говорят и об участии Бочарова в заговоре: одни – что он уже даже в Охотске знал о заговоре, другие – что он не по собственной воле примкнул к бунтовщикам. Но важно, что судьбы славных мореходов – тихоокеанцев Максима Чурина и Дмитрия Бочарова – оказались неотделимы от Большерецкого бунта.

В 1769 году по возвращении в Охотск Чурин принимает галиот «Святой Петр», а «Святую Екатерину» передает Бочарову, новому командиру. Помощником Дмитрия Ивановича назначался штурманский ученик Герасим Измайлов. В 1770 году оба галиота («Святой Петр» и «Святая Екатерина») пришли на зимовку в Чекавинскую гавань Большерецка.

Дмитрий Бочаров бежал с Камчатки на казенном галиоте «Святой Петр» даже вместе с женой Прасковьей Михайловной и потерял ее в Макао, как и командира своего, Максима Чурина. Дмитрий Бочаров вернулся на родину. По возвращении в Россию Бочаров просил, чтобы его оставили на морской службе в Охотске, но получил отставку, и местожительством ему определили Иркутск. Однако без моря Бочаров жить не мог и охотно дал свое согласие камчатским купцам-компанейщикам Луке Алину и Петру Сидорову повести на восток к богатым пушным зверьем островам промысловый бот «Петр и Павел». В числе компанейщиков Алина и Сидорова впервые пробовал свое счастье и молодой рыльский купец Григорий Шелихов – он тогда только примерялся еще, куда выгодней пристроить капиталы своей жены, вдовы богатого иркутского купца, – как ему посоветовал дед жены Никифор Трапезников. В 1783 году Григорий Иванович приглашает Бочарова к себе и назначает его командиром галиота «Святой Михаил», который в тот же год в составе экспедиции пошел на Кадьяк (Аляску) основывать первое поселение будущей Русской Америки. А на флагмане – галиоте «Три святителя» – шел вместе с Шелиховым командир судна штурман Герасим Измайлов (участнк побега на галиоте «Святой Петр»), которого в конце мая 1771 года Бениовский оставил на необитаемом курильском острове Симушир. И в дальнейшем мореходные судьбы Измайлова и Бочарова будут неотрывны друг от друга.

Военный моряк штурманский ученик Герасим Измайлов. Он был единственным в Большерецком остроге, кто пытался противодействовать бунтарям. Вечером 26 апреля 1771 года, совершенно случайно, штурманские ученики Измайлов и Зябликов узнали, что Бениовский с ссыльными и промышленниками собираются убить командира Камчатки Нилова и бежать из Большерецка. Они тут же пошли в канцелярию, но к Нилову их не пустили. Когда штурманские ученики попытались рассказать обо всем караульному, тот не поверил, решив, что Измайлов с Зябликовым пьяны. Через час-другой они снова пришли, но караульный их опять не пустил. И вдруг на дворе кто-то испуганно закричал «караул!», в запертую дверь сильно ударили и потребовали отворить. Зябликов с Измайловым спрятались в казенку за дверью. В тот же миг упала выломанная бунтарями дверь в сенях. Оттолкнув караульного, заговорщики прошли в спальню к Нилову. Вскоре оттуда донеслись шум, сдавленный крик, матерщина, удары. Потом Бениовский, Винбланд, Чурин, Панов – Измайлов узнал их по голосам – ушли. Измайлов и Зябликов попытались незаметно ускользнуть, но караульные промышленники схватили Филиппа Зябликова, а Измайлову удалось незаметно выбраться из канцелярии.

Вернувшись к себе на квартиру, Измайлов тотчас собрал людей, чтобы пойти с ними против бунтовщиков, но они настроены были нерешительно. Тогда он обратился к секретарю Нилова Спиридону Судейкину. Тот в испуге замахал руками – только без крови! Его поддержали остальные. Пока рядили, спорили да переговаривались, пришли в дом к Судейкину Винбланд с Хрущевым и промышленниками, забрали все ружья, пороховое зелье, пули и приказали Измайлову быть тотчас на площади у большерецкой канцелярии, где Бениовский собирал всю команду галиота «Святая Екатерина», на котором Герасим был помощником у Дмитрия Бочарова. На площади присягали царевичу Павлу. Измайлов и Зябликов отказались от присяги, и их обоих посадили в башню большерецкой канцелярии, а потом вместе с другими арестантами – в числе которых был и Спиридон Судейкин – вывезли в Чекавинскую гавань и держали в трюме галиота «Святая Екатерина» под караулом, пока готовили к отплытию «Святой Петр».

Нужно сказать, что Бениовскому удалось все же сломить того и другого – под «Объявлением» стоят подписи обоих. Может быть, для отвода глаз, – оба собирались бежать с галиота на байдаре матроса Львова, которого обещали отпустить перед самым выходом «Петра» в море, но ничего не получилось. Львов ушел один, и бросаться за ним вплавь было слишком рискованно – по реке шла шуга. В конце концов оба военных моряка (Зябликов и Измайлов) ушли с Бениовским на галиоте «Святой Петр». Зябликов умер в Макао, а Измайлов за попытку поднять бунт на корабле через несколько дней после начала похода беглецов был оставлен на острове Симушир (тогда необитаемом). Это случилось 29 мая 1771 года. Ему Бениовским было оставлено «три сумы провианта, ружье винтовантое, у которого была сломана ложа; пороха и свинца фунта с полтора; топор, фунтов десять прядева, четыре флага, пять рубашек (одна холщовая, три дабяных), два полотенца, одеяло, собачья парка, камлея, фуфайка со штанами». 2 августа на трех байдарах пришли на Симушир промышленники во главе с купцом Никоновым. Измайлов потребовал, чтобы его немедленно доставили в Большерецк. Однако Никонов отправился со своими людьми дальше – на восемнадцатый остров Уруп – промышлять морского зверя. «Питаясь морскими ракушками, капустою и прочим», обменяв с никоновскими зверобоями всю теплую одежду, которую оставил ему Бениовский, на продукты, остался снова Измайлов на острове один-одинешенек, как Робинзон Крузо. Потом, правда, прибыли на остров промышленники купца Протодьяконова – с ними и прожил Измайлов тот год, а в июле 1772 года Никонов доставил его на Камчатку.