Мальчик из Уржума - Голубева Антонина Григорьевна - Страница 12

- Я теперь, бабушка, в школу хожу! - выпалил Сережа.

- Вот и хорошо. Грамотным человеком станешь, - сказала бабушка и перекрестилась. Сама она не умела ни читать, ни писать.

- Бабушка, я пойду к Сане!

- Иди, да с мальчишками не озоруй.

Но Сережа, уже не слушая ее, хлопнул дверью.

Саньки, как назло, не было дома, и Сереже добрых полчаса пришлось просидеть на камне у ворот.

Наконец Санька появился, - оказалось, что его посылали в лавочку. Сережа чуть увидел его, сразу же выпалил все свои новости:

- Уже вызывали... Сократ Иваныч каждый день нам по три новых буквы показывает. Скоро научит читать и писать и в уме складывать!..

В это время бабушка позвала их в дом.

- Ну, грамотеи, - крикнула она из окошка, - идите домой - оладьи есть!

Когда на улице стемнело, бабушка начала собираться провожать Сережу в приют. Надев на плечи старую шаль, она вышла на двор, посмотрела на высокую крапиву около сарая и сказала вздыхая:

- Ну, я собралась. Пойдем-ка в приют.

- Я сам нынче пойду, - ответил Сережа и подтянул за ушки сапоги.

- Ишь ты! - сказала бабушка. - Ну сам, так сам. - Она махнула рукой и пошла обратно в дом.

В этот вечер Сережа один, без провожатых, отправился в приют.

* * *

Всё больше и больше Сережа привыкал к приютской жизни. С тех пор как он начал ходить в школу, приют уже не казался ему таким постылым, как раньше. Начальница, Юлия Константиновна, была им очень довольна. С мальчиками он непрочь был подраться, но девочек и маленьких ребят не обижал, не щелкал их по стриженым затылкам, не драл за уши, как другие приютские. В школе он учился хорошо, а в приютской мастерской, где плели корзины и шляпы, старик-мастер Пал Палыч им нахвалиться не мог. Никто из ребят не умел так искусно плести донышки для соломенных шляп и ручки для корзин, как Сережа. У всех ребят донышки получались либо вытянутые наподобие колбасы, либо острые. А такие шляпы на рынке никто не хотел покупать.

Бабушка Маланья частенько рассказывала Саниной матери про Сережины успехи.

- В приюте, Степановна, говорят: толк из Сережи выйдет. К ученью способности обнаружил. И характер у него настойчивый. Другой ребенок попишет, попишет и бросит, если у него что не выходит. А наш вспотеет весь, а уж своего добьется. Я упорная, а он еще упорнее. Прошлой осенью какой с ним случай вышел. Играл он во дворе, дом из песка строил. Так занялся, что ничего кругом не слышит и не видит. Вдруг дождь как хлынет. Я за Сергеем: "Иди домой!" кричу, а он и ухом не ведет. Выскочила я под дождь, схватила его за руку и в сени втащила. Только отвернулась - он опять на двор. А дождь так и хлещет, словно из ведра. Я ему из окошка кулаком грожу: иди, мол, озорник, в дом. А он сидит на корточках, весь мокрый, грязный, и кричит: "Дом дострою и приду!" Я только рукой махнула. Весь в меня характером вышел!

Глава XII

ПРИЮТСКИЕ И ГОРОДСКИЕ

Наступила зима. Начались первые заморозки. По утрам лужи около крыльца затягивались тоненькой, прозрачной корочкой льда. Стены, забор, калитка и даже старая бочка возле сарая - всё побелело от инея.

- Зима, зима! - кричали ребята и бежали на двор пробовать первый лед.

Хрупкий и прозрачный, он сразу же ломался под ногами, и темная вода заливала сапоги. К полудню от инея на крыше не оставалось и следа. Иней быстро таял.

- А вдруг зима совсем не придет? - горевали ребята.

Но зима пришла.

Однажды утром в воскресенье приютские проснулись в восемь часов, поглядели в окошко - и ахнули. За окошком падал снег, и не какими-нибудь мелкими снежинками, а целыми хлопьями.

Снегом засыпало весь приютский двор. Снег лежал на крышах и на деревьях. Даже небо, казалось, стало какого-то белого цвета.

После завтрака приютским роздали зимнюю одежду. Мальчики и девочки получили теплые ватные пальто серого цвета. Рукава пальто были вшиты сборками и походили на фонари. Кроме пальто, ребятам выдали рукавицы и валенки. На каждом валенке чернела круглая печать уржумского приюта. Девочки повязали стриженые головы большими шерстяными платками, а мальчики надели круглые, стеганые на вате шапки. Пальто были сшиты на рост. Полы путались в ногах, а рукава были так длинны, что из них виднелись только кончики пальцев.

- Поп! поп! - дразнили друг друга мальчишки.

На дворе дворник Палладий разгребал сугробы большой деревянной лопатой. Сережа подбежал к нему.

- Ну, помощник! Вот и зима пришла, - сказал Палладий и похлопал себя по бокам.

"Помощником" дворник стал называть Сережу недавно, после того, как во дворе рассыпалась целая поленница дров и Сережа помог ему собрать дрова.

- Дай мне, Палладий, лопату! Гору пойду строить, - попросил Сережа.

- Возьми, только потом на место поставь!

Сережа отправился за ворота на берег Уржумки. В длинном ватном пальто, маленький и широкоплечий, он шел по двору, переваливаясь с ноги на ногу и таща по снегу за собой огромную лопату.

- Эй, катышок! Возьми лопату на плечо, ловчей будет! - закричал вслед Палладий.

Сережа вскинул лопату, как ружье, на плечо и не спеша вышел из калитки.

В это воскресенье приютские насыпали на берегу замерзшей Уржумки большую снежную гору. Работы всем было по горло. А больше всех старался Сережа. Он сгребал снег, утаптывал его валенками и придумал такую штуку: чтобы скорее насыпать гору, таскать снег на рогожке. Даже дворник Палладий пришел помогать ребятам и, когда гора была готова, вылил на нее три ведра воды.

К вечеру гора подмерзла, и приютские начали кататься. Но кататься было не очень-то удобно. Санок в приюте не было, и приходилось съезжать с горы на пальтишках или подстилать рогожу.

Васька Новогодов с вечера облил свою рогожу водой и оставил ее на ночь во дворе. Рогожа замерзла и стала точно лубяная. Но не успел Васька съехать с горы, как лед на его рогоже стал трескаться и осыпаться, словно стекло. Только пальто сзади подмокло, а толку никакого.

Как-то вечером, когда приютские вышли на улицу поиграть в снежки, они заметили, что с высокого крутого берега Уржумки катится вниз прямо на лед какой-то темный комок. Подошли поближе, пригляделись и узнали в этом темном комке Ваську Новогодова.

- Эй, ребята, давайте-ка и мы с берега кататься! - крикнул Пашка. Здесь покруче, чем на нашей горке, будет! До самой середины реки катить можно.

Он разостлал свою рогожу и только было хотел съехать с берега, как внизу из-за сугроба вынырнул запыхавшийся Васька Новогодов.

- Ты еще чего выдумал, рыжий петух? С моей горы кататься собрался? Вот как дам - полетишь вверх тормашками!

Пашка послушно подобрал свою рогожу и, озираясь, пошел к приютской горке.

После этого случая ребята боялись даже близко подходить к "Васькиной горе".

Так прошло несколько дней. Но вот как-то под вечер приютские снова забрели на "Васькин берег". Уже темнело. Снег голубел, словно кто-то облил всю землю слабым раствором синьки. На реке у берега пухлой периной лежал снег. Так и хотелось разбежаться и броситься сверху плашмя в пышные, мягкие сугробы.

Ребята подошли к самому краю и заглянули вниз. Там внизу, почти на середине Уржумки, топтался Васька Новогодов, стряхивая с себя снег.

Сережа постоял с минуту на горе и вдруг не спеша начал расстилать свою рогожку.

- От Васьки попадет, не езди! - закричали хором приютские.

Сережа, не слушая их, молча уселся на рогожу.

- Ой, смотрите, поехал, поехал! - завизжала Зинка.

И верно, Сережа уже катился вниз с высокого обледенелого берега, взметая за собой снежное облако. Долго глядели ребята, как мелькала среди сугробов его большая круглая шапка.

А минут через десять с речки мимо приютских пробежал Васька Новогодов. Подмышкой у него торчала свернутая в трубку рогожа. На бегу он оборачивался и грозил кому-то кулаком.

Дворник Палладий рассказывал потом, что, вбежав во двор, Васька перво-наперво принялся изо всех сил колотить ногами в бочку, а потом бросил рогожку на землю и заревел во всё горло.