Мирные дни - Чаковский Александр Борисович - Страница 25

Лида подняла голову. Она уже больше не плакала, хотя глаза её были мокры от слёз. Она обняла меня и проговорила шёпотом:

— Сашенька, я никогда, никогда этого не забуду… Это самое большое, самое большое счастье.

А я подумал: «Теперь всё снова будет хорошо».

Коля появился у нас в воскресенье. Я привела его в полдень. Все эти дни после работы я бегала по разным инстанциям, оформляла, и вот теперь всё было в порядке.

— Вот ты и дома, Коля, — сказала я, когда мы вошли.

Он был одет в длинные брюки и суконную рубашку и казался выше и старше своих лет.

Саша встретил его очень хорошо. Он помог ему соорудить столик для книг и тетрадей возле кровати, стал рассказывать историю этой комнаты, которую, кстати, безуспешно рассказывал уже в прошлый раз. Я понимала, сердцем чувствовала, что он делает всё это не только для мальчика, но и для меня, я видела, как велика и жертвенна любовь Саши ко мне. И от этого он становился для меня ещё дороже. В течение первых же дней пребывания Коли у нас я заметила в мальчике черты, которых раньше не замечала.

Вечером мы сидели все втроём: Саша, Коля и я. Саша рассказывал Коле какой-то фронтовой эпизод, что-то насчёт того, как он с товарищами попал под бомбёжку и как на них пикировал самолёт, стреляя из пулемётов.

— А когда самолёт пикирует, надо навстречу ему бежать, — уверенно прервал Сашу Коля. — Вы неправильно говорите, — продолжал Коля. — Вы говорите — сразу ложиться надо, а мне один боец говорил — надо навстречу бежать.

— Может быть, по правилу так и надо делать, — заметила я, — но попробуй-ка побеги навстречу самолёту, когда он ревёт и стреляет в тебя из пулемётов.

— Боязно? — спросил Коля.

— Конечно.

— Ну вот, так и говори, — торжествующе резюмировал Коля, — так и говори, тётя Лида, что боязно. А по правилам надо — навстречу. — Он помолчал и добавил как бы про себя: — А я бы не забоялся.

Саша сказал:

— Ну, не будем спорить. Только никогда не надо хвалиться. Тот, кто хвалится, на деле обычно трус.

Коля наклонил голову и поглядел исподлобья на Сашу.

— Я не трус.

Саша улыбнулся.

— Ну и отлично, что не трус.

Инцидент был исчерпан, но он открыл мне Колю с новой стороны. И я была рада, что мой Коля горд и обладает чувством собственного достоинства.

Занятия в школах ещё не начинались, и все дни у Коли были свободными. Почему-то он редко бывал на улице. Каждый раз, возвращаясь с завода, я заставала его дома. Он сидел обычно на полу около своей кровати и мастерил что-то из досок, которые подбирал на стройке нашего дома. Если я приходила раньше Саши, всегда старалась к его приходу убрать комнату, вынести стружки, щепки и прочий мусор.

Как-то Саша вернулся домой не один. Он вошёл с каким-то незнакомым мне человеком. Человек этот был высок, худ, с неестественно прижатой к боку левой рукой, в военной, замазанной мелом гимнастёрке.

— Вот, — отрекомендовал Саша, — это начальник нашего дома, прораб правого крыла. Вы не знакомы?

Я отрицательно покачала головой.

— Насилу его затащил, — продолжал Саша. — Мы, собственно, старые знакомые, вместе когда-то в Верхнегорск ехали… А вы познакомьтесь. Капитан Крайнов.

Я протянула длинному человеку руку, и он молча пожал её.

— Это та самая Лида, о которой у нас вышел спор в поезде. Вот та самая, — добавил Саша. — Выходит, прав был я, а не ты.

Я не знала, о чём он говорит, но заметила, что капитан смутился и для чего-то потрогал ручку двери.

Быстро накрыла на стол, водка у нас была. Мы уселись втроём.

— А всё-таки, капитан, — говорил Саша, разливая водку, — ты тогда проспорил, а? Есть на свете и честные люди. Выпьем за честных людей!

Он поднял рюмку, и мы выпили. Капитан понюхал кусочек хлеба и отложил его в сторону.

— А пьёшь-то ты по-старому, — заметил Саша, — запахом закусываешь. Эх, капитан! — воскликнул он, внезапно захмелев, и наклонился к Крайнову. — Брось, не грусти, что было, то прошло. Впрочем, я ведь и не знаю толком, что у тебя там было.

Крайнов вдруг внимательно посмотрел на Сашу, и мне показалось, что его длинные тонкие губы слегка покривились, словно он где-то глубоко-глубоко в душе усмехнулся.

— А знаешь, — обратился Крайнов к Саше, — вот ты мне все про прошлое говоришь. А уже… годы прошли. С этой встречи я в Верхнегорске выстроил рабочий посёлок и в Ленинграде соорудил два дома. Да и ты в моём доме живёшь… — Он замолчал. Казалось, что он собирался говорить о чём-то многом, но вдруг передумал и замолк.

Саша явно смутился.

— Ну, извини, капитан. Я не подумал.

Разговор явно не клеился. Чтобы как-нибудь направить его по другому руслу, я спросила:

— А вы тоже, товарищ Крайнов, в нашем доме живёте?

— В каком? — переспросил Крайнов. — Да, живу. Есть тут у меня халупа. Какой дом строю, в том и живу. Как-то интересно мне вместе с домом жить… А потом, как построю, в новый перееду. И нет мне смысла задерживаться.

— Вот уж этого я не понимаю, капитан, — удивился Саша. — Так и летаешь, значит, всё время?

— Так и летаю, — ответил капитан.

Опять наступило молчание. Капитан обернулся, и тут я заметила, что Коля, который лежал в кровати, не спал, а, приподнявшись на локтях, внимательно смотрел на Крайнова.

— Ваш парень?

Я кивнула.

Крайнов повернулся вместе со стулом к Коле и спросил:

— Сколько тебе лет-то, герой?

— Одиннадцать, — ответил Коля.

— Велик, — пошутил Крайнов. — Чего ж я тебя на стройке не вижу? Мы ведь и днём и при фонарях ночью работаем. Все ребята с нашего дома помогают.

Он говорил с ним совершенно серьёзно, как с равным по возрасту человеком. И я заметила, что Коля смотрит на него восхищённым взглядом.

— У нас тут целая бригада из ребятишек есть, — продолжал Крайнов, и я не могла понять, играет он своей нарочитой серьёзностью или он и впрямь говорит с Колей, как с равным. — Только там ребята бывалые, блокаду пережили.

— Я тоже блокаду пережил, — отозвался Коля.

— А, ну тем более. Нечего, друг, прохлаждаться. Дома, дома надо строить! Строителем надо быть! Понял? Ну, спи давай.

Крайнов встал.

— Ну, я пойду. Пора. Спасибо за угощение. — Он пожал мне руку. — А с тем делом я, видать, проспорил, — обратился он к Саше. — Ну и поздравляю. — Крайнов посмотрел на меня, потом на Сашу, и я впервые увидела его улыбку.

— Странный парень, — сказал Саша, когда мы остались одни.

— Это кто был? — спросил вдруг Коля.

— Это строитель, дома строит, — ответила я. — Он и нашу комнату построил.

Коля не сказал ни слова и вскоре заснул. Я посмотрела на его спящее, улыбающееся во сне лицо и проговорила:

— Как бы мне хотелось знать, что выйдет из Коли через много-много лет. Мне хочется, чтобы он получил в жизни очень много счастья, чтобы он открыл или изобрёл что-нибудь… Чтобы он был не простым человеком.

— Не загадывай для него славу, — прервал меня Саша. — Пусть он вырастет простым, честным человеком. И это уже не так мало.

— Нет, — сказала я так громко, что испугалась, не разбудила ли Колю, — нет, вот ты всегда хочешь подрезать крылья.

— Чепуха, — возразил Саша. — Я просто не загадываю так далеко. Я хочу, чтобы у этого мальчика было хорошее детство. Чтобы он имел всё то, что отнял у него враг в годы блокады. Чтобы был дом, люди, которые заменили ему родителей, игрушки, чтобы он не знал забот…

— Но как же можно жить без мечты?! — воскликнула я. — Когда я сказала, что хочу, чтобы он вырос другим, не таким, как мы, я думала не о славе, как ты это понимаешь, и не о каких-то почестях… Я просто хочу, чтобы он был лучше, ну, просто лучше нас. Чтобы не было в нём ни эгоизма, ни самодовольства, ни дешёвого честолюбия. Вот я смотрю на Колю, и мне хочется, чтобы всё то, что не в силах была сделать я, всё, на что размахивалась, но не смогла осилить, — чтобы всё это сделал он. Разве я не могу хотеть этого? Мы говорим о новом человеке. Вот он перед нами, будущий человек. Давай воспитаем его не тепличным, не просто беззаботным, а таким, каким должен быть человек будущего. Ради одного этого стоит жить!