Мирные дни - Чаковский Александр Борисович - Страница 20

Саша, всячески развлекая Колю, начал рассказывать о том, что было в этой комнате во время блокады, но Коля, узнав об артиллерийском наблюдательном пункте, возразил равнодушно:

— Так то в блокаду… А я про теперь. А в нашей комнате мертвяки лежали. Их со всей квартиры сносили… То в блокаду…

Вечером я проводила Колю домой и, возвращаясь, всю дорогу думала о нём. Я думала, что для полноты счастья мне не хватает этого круглоголового мальчика со спокойными, недетскими глазами. Я вырвала его у смерти, это мой, мой ребенок. Я хочу, чтобы он был около меня, хочу видеть, знать, как он растёт, как становится юношей, потом взрослым человеком.

Я видела в этом ребёнке частицу самой себя, мои усилия, моё прошлое, мою веру в победу, и в Сашу, и во всё самое лучшее.

Но я почему-то долго не решалась рассказать Саше о своих переживаниях. Наконец я всё же решила поговорить с ним.

В те дни он неизменно был в отличном, весёлом настроении. С работой у него ладилось. Саша рассказывал, как хорошо относятся к нему в редакции, в газете почти каждый день появлялись его статьи, и мне было очень приятно, когда в лабораторию приходили свежие газеты и кто-нибудь из наших, разворачивая номер, нарочно громко говорил:

— Ну-с, почитаем, что сегодня Савин пишет.

Иногда я думала: «Почему это так происходит? Почему для меня работа, как правило, приносит волнения, неудачи и только редко радости, а Сашина работа точно сплошной праздник?» И каждый раз казалось, что дело в том, что Саша — знаток в своей области, а я ещё очень мало знаю и большинство моих неудач — от неопытности и неуверенности в себе…

В тот день, отправляясь на работу, я твёрдо решила, что по возвращении поговорю с Сашей о Коле. Но днём произошло событие, которое отвлекло мои мысли.

Когда я вошла в лабораторию, Ирины не было. Я вспомнила, что она и вчера в полдень ушла куда-то и уже не возвращалась.

Ирина появилась только к концу дня. По её сосредоточенному взгляду, суровым губам я поняла: что-то произошло.

Но я ни о чём не спрашивала. Так повелось между нами: никогда ничего не выпытывать друг у друга.

Под вечер Ирина зашла в нашу комнату и чуть заметно кивнула мне. Я пошла за ней.

— Ты знаешь, зачем меня вчера вызывали? — спросила Ирина.

— Я даже не знаю, кто тебя вызывал и куда, — ответила я.

— В главк, — сказала Ирина. — Мне предлагают ехать работать в сибирский филиал.

Сначала я просто ничего не поняла.

— Как ехать? Тебе? — недоуменно переспросила я.

— Ну да, мне, — повторила Ирина. — Что тут непонятного?

Между тем тоном, спокойным и только слегка раздражённым, которым говорила Ирина, и содержанием её слов был такой разрыв, что я никак не могла поверить в то, что она рассказала.

— Но как же так? — спросила я. — Почему именно тебе? И насколько? И как же Василий Степанович? Да расскажи же толком: что случилось?

Мы шли с Ириной по заводскому двору.

— Все очень просто, — ответила Ирина. — На филиале решено внедрить закалку в производственный процесс, — ты знаешь, ведь там поточный способ. Меня вызвали в главк и предложили поехать туда и помочь организовать это дело.

— Надолго?

— Об этом не говорили. Из беседы я поняла, что это поездка на несколько месяцев.

— Ну, а что же ты? — прервала я Ирину. — Разве ты не могла отказаться?

— От чего? — взглянув на меня, спросила она. — От чего я могла отказаться? Два года мы вместе работаем над закалкой, и вот представляется возможность заняться не экспериментом, а широким внедрением закалки в производство. Как я могла отказаться?

— Да что ты такое говоришь, Ирина? — снова прервала её я. — Ведь ты же теперь не одна. Разве Василий Степанович отпустит тебя? — Я подумала: «Неужели у них жизнь не налаживается?»

Ирина ответила не сразу.

— Ты помнишь, мы как-то втроём гуляли по парку и Василий вдруг начал говорить о том заводе? Ну вот, — продолжала Ирина, — как же ты можешь думать, что он меня не отпустит? У него нет двух правд, а только одна. И потом, что это за слова — «отпустит», «не отпустит»?

Мы вошли в маленький садик, разбитый в конце двора, и сели на скамейку. Я старалась осмыслить всё, что сказала мне Ирина. Это было так неожиданно и странно, что не укладывалось в голове.

— И ты едешь? — спросила я Ирину.

— Да.

— И тебе не жалко?

Ирина посмотрела мне в глаза и медленно покачала головой.

— Да, конечно, зачем говорить неправду… Он снова останется один, но ведь это же не навсегда. Ведь вот вы с Сашей тоже четыре года не были вместе. Когда я решала, то думала о вас.

— Так это же была война! — вырвалось у меня.

— Нет, — убеждённо сказала Ирина, — тут дело не в войне. Тут дело в жизни. В отношении к жизни. Ты всё ещё не согласна со мной?

От этого напрямик поставленного вопроса мне стало не по себе. Я вдруг поняла, что всё, о чём говорила Ирина, было правдой, нашей правдой, той самой, которой мы жили все эти годы, и мне стало стыдно оттого, что я сразу не смогла этого понять.

— Когда ты едешь? — спросила я.

— Очень скоро, может быть, на днях. Едет целая бригада.

— Может быть, ты зайдёшь сегодня к нам? — спросила я, стараясь, чтобы Ирина не заметила моего смущения. — С момента приезда Саши ты ни разу не была у нас.

— Хорошо, — согласилась Ирина, — может быть, я сегодня зайду…

Вечером я сказала Саше:

— Ты знаешь, Ирина уезжает в Сибирь, работать в филиале.

— То есть как это? Совсем?

— Нет, но всё же надолго.

Саша помолчал немного, а потом сказал:

— Жалко. Ты ведь говорила, что они с Каргиным поженились.

— Почему же жалко? — спросила я.

— Ну… я подумал, что, может быть, у них что-то разладилось, раз она уезжает. Ирину было бы жалко. Она столько испытала в жизни…

— У них ничего не разладилось, — выпалила я, и слова мои прозвучали зло. Мне почему-то стало неприятно, что Саша подумал то же самое, что и я, когда Ирина сообщила мне о своём отъезде. — У них ничего не разладилось, — повторила я. — Наоборот. И всё это не имеет никакого отношения к её отъезду. Ей вовсе не хочется расставаться с Каргиным.

Саша посмотрел на меня. Очевидно, его удивил мой тон.

— Кто же её заставляет? Главк?

— Совесть.

Саша улыбнулся.

— Непонятно говоришь, Лидуша.

— Ах боже мой, — прервала я его, — что же тут непонятного?

Я говорила раздражённо и в то же время прекрасно сознавала, что недовольна Сашей только потому, что он выглядел в этом разговоре так же, как выглядела я в разговоре с Ириной.

— Что же тут непонятного? — повторила я. — Завод наш, там плохо с кадрами. Поедет не одна Ирина, а целая бригада.

— Понимаю, — кивнул Саша.

Теперь я пристально посмотрела на Сашу. Я вдруг почувствовала, что где-то в глубине сознания мне очень хочется, чтобы он сказал что-нибудь очень важное, правдивое, главное в эту минуту.

И в эту самую минуту в дверь постучала Ирина.

Наша встреча превратилась в вечер воспоминаний, и я только и слышала: «А помните?», «А это вы помните?»

— Вы подумайте, Ирина, — говорил Саша, — как все получилось! Ведь это полное исполнение желаний, как говорили гадалки. Ну, кто бы из нас поверил в тысяча девятьсот сорок втором году, что мы втроём будем тихо и мирно сидеть в комнате, и не просто в комнате, а в этой самой, пить чай и вспоминать обо всём. Ведь так только в романах бывает, да и то авторов потом упрекают в неправдоподобии. — Он засмеялся и добавил: — А теперь вот всё стало на свои места. Впрочем, вы, кажется, срываетесь с места?

Меня покоробил его каламбур.

— Да, я уезжаю, — просто ответила Ирина.

— И все действительно обстоит так, как мне рассказывала Лида?

Ирина посмотрела на меня и улыбнулась.

— Я, собственно, не знаю, что вам успела рассказать Лида, но думаю, что именно так.

— И вы действительно бросаете всех нас? — полушутливо продолжал Саша.

— Бросаю, — в тон ему ответила Ирина. — Здесь теперь не страшно: не стреляют.