Военно-медицинская акаМЕДия - Орловский Михаил Сергеевич - Страница 33

В клинику доставили мужчину, положительно тридцати двух лет, пострадавшего в неравном бою с самосвалом. Несколько переломов и ссадин украшали его ещё тёплое тело. На таком фоне отчётливо ярко выделялась голова. Она оказалась неприлично синюшна и носила оттенок состояния, которое можно обозвать как «чуточки отёкши». Вследствие подобных травм мужчина давно и бесповоротно находился без сознания.

— В операционную! — бодро распорядился ответственный хирург. — Туда же рентген и УЗИ.

— Есть, — козырнул в ответ подчинённый медперсонал и побежал по местам, за рентгеном и УЗИ.

Через три минуты техника наготове. Проведя указанные выше исследования, определили мужчинке перелом правой голени, плеча и пары рёбер, а также приличное сотрясение. Благодаря последнему борец с самосвалом и находился уже в коме.

На скорую руку заинтубировав пациента, ему провели репозицию отломков, воткнули капельницу, заваяли всё в гипс и уложили в палату реанимации. В общем, ближе к полуночи дежурная смена смогла заняться другими поступающими больными. До утра о сбитом больше не тревожились.

В субботу пришла новая смена.

— А, новенький, — воскликнул дежурный реаниматолог, листая свеженькую историю болезни, ещё не испачканную кровью, ликвором и прочими жидкостями. — Лечение есть. Монитор есть. Кислород… Так, так… Дышит. Ну и прекрасно, — закончил он краткий осмотр и перешёл к другому клиенту.

В воскресенье — новый дежурант:

— С пятницы лежит? — спросил он у медсестры.

— Да, — последовал ответ с поста.

— Кома один?

— Да, — не изменился ответ.

— Понятно, — заключил доктор и, проверив монитор и процент газовой смеси, перешёл к следующей койке.

В понедельник — главный рабочий день. Все на местах. Роятся и чего-то ждут. В десять ноль-ноль как раз и появляется это что-то. Заведующий отделением делает обход. Ответственный реаниматолог, заступивший с утра, декламирует очередную историю болезни:

— Больной Нежильцов. Поступил двадцатого числа в девять часов вечера, без сознания. Диагноз при поступлении: «Закрытая черепномозговая травма. Ушиб головного мозга тяжёлой степени. Перелом левой голени, левого предплечья, шестого и седьмого ребра справа». Больной стабилен. Состояние средней тяжести.

— Что ж, — раскатил заведующий и, выхватив наподобие револьвера из кармана фонендоскоп, предложил: — Давайте посмотрим.

Прислонив последний к грудной клетке потерпевшего, он заметил, что лёгкие как-то не так дышат. Это стало понятно сразу, поскольку завотделением словно изменился в лице. Если говорить конкретно, то его лицо исказил в гадкий шрам непонимания: рот приоткрылся, нос затих, а глаза посмотрели сквозь пространство. Заведующий замер, точно ледник, но никто подобного почти не заметил, поскольку выпадение из бытия продолжалось не более секунды пятьдесят семь. Через две секунды завотделением вернулся в реанимацию целиком. Это стало ясно из того, что его рот сомкнулся, вновь появилось дыхание и глаза нашли фокус. Именно глаза и стали искать причину впадения в непонимание: один из глаз заведующего упал на живот, и врач молниеносно осознал, почему именно лёгкие не так дышат.

— Господа! — воскликнул оцепенённый, после чего снизил голос и огласил результаты осмотра: — Да вы же его в пищевод заинтубировали. В пищевод! Максим Владимирович, переинтубируйте, пожалуйста, — ещё мягче попросил заведующий опытного коллегу, старшего ординатора отделения. Максим Владимирович сиюсекундно выхватил ларингоскоп и за короткий промежуток жизненного цикла клиники исправил оплошность пятничного горе-интубатора.

— А вам, коллеги, — заведующий уже обращался к остальным врачам, — могу сказать, что человеческие возможности организма безграничны, несмотря даже на все ваши (и наши) попытки навредить пациенту. Настоятельно прошу, будьте впредь внимательны, иначе придётся тупо отрывать руки.

Все оценили шутку лёгкой ухмылкой, но, перейдя к следующему пациенту, некоторые всё же спрятали на всякий случай свои руки за спину.

Разумеется, заведующий хотел выругаться, закричать, застучать и даже кому-нибудь врезать. Однако уважение, в первую очередь к собственной персоне, не позволило ему сделать ничего подобного. Про себя он отметил, что лежать заинтубированным и так-то удовольствие сомнительное, а уж в желудок когда тебе воздух закачивается.

Негодяи.

А мужика через два месяца выписали, и он даже ушёл своими ногами.

…до следующей встречи с самосвалом (не приведи Господь).

…и аппаратом ИВЛ (трижды не приведи).

Лекция 30 ПРО ЭТО

Разумеется, случай с постановкой дыхательной трубки в пищевод редкость. Хотя люди частенько что-нибудь друг другу в рот вставляют. И это в последнее время не редкость. И я не имею в виду медиков. А трубка в пищевод — это точно редкость. И уже действительно большая редкость: выживший после подобного пациент. Кома сама по себе — вещь далеко не приятная, а тут ещё такие фокусы. Непорядок. И чтобы избежать подобного непорядка, требуется стремиться быть специалистом. Хорошим специалистом. По крайней мере, в медицинском мире обязательно.

Вовка слыл крупным специалистом… По женскому полу… Он постоянно рассказывал нам про «Это» и к концу четвёртого курса мог спокойно вести лекционный курс «Постель — это не только мягкая мебель» или «Огурец и колбаса, что между ними общего?». Или, например, «Любовь — это не одни цветочки, прогулки и Шекспир, но и кое-что ещё». В общем, Вовка знал всё, или почти всё, об «Этом». Знал где. Знал как. И даже знал, куда и с кем. Он и книги различные читал. Исключительно про «Это»…

Он даже и гинекологом в конечном итоге стал.

Как-то оставил нам на дежурстве книжку почитать. Толстую такую книжку, с цветными картинками. Жёлто-синего формата. «Кама не только сутра, но и в обед и вечером» называется. 322 основные жизненные позиции…

Книжка оказалась весьма познавательной, содержащей множество иллюстрированного материала, вследствие чего прошла одобрение всей дневальной службы. Именно ввиду одобрения она и осталась лежать в рубке дежурного по факультету. Промеж других книг. Осталась и осталась. Для будущей смены.

Будущая смена, новый наряд, заступал в шесть часов вечера. Ребята гладили гюйсы, чистили ботинки и крахмалили фуражки. Они ещё не знали, какая радость познания их ожидает на вахте.

Но будущую смену опередили. Один человек. Большой человек. Он пришёл прямиком из строевого отдела. Строевым шагом и никак иначе. В зелёной форме и с погонами. На погонах сияли танки. Танкисты — это вторая группа в армии, которую следует обходить издалека (первая — медики, если помните, нонкомбатанты. Смотри первую часть трилогии). Человека звали Полковник. Полковник Сморжевский. И он пришёл с проверкой. Как обычно. Полковник всегда приходил. Иногда ловил младшие курсы на самоволке, иногда на опоздании или на смешанке (смешанная формы одежды, чего никак не позволялось). А тут он просто и с раннего утра. И не по-военному, некрасиво: без предупреждения. Всё равно что ворваться без стука. Хотя на танке особо-то не постучишь. Зато Сморжевский орал, кричал, всё раскидывал, тыкал всех носом по углам и на трап, и снова орал…

И вот он добрался до факультетской документации. Оказалось, книги тоже умеют летать. Изящно описывая дугу, они, будто крыльями, махали страницами и со свистом рассекали воздух. Каждая летела своим маршрутом. Книги останавливала холодная стена, и издания, будто смертельно раненные бойцы, беспомощно сползали вниз.

— А это что? — спросил человек из строевого отдела и показал на толстый печатный альманах в обложке. Тот самый альманах…

Мышь, загнанная в угол, не сопротивляется? Убитый солдат не бежит? Утопленный корабль не плывёт? Неправда…

Дневальный улыбался всей нижней губой. Глаза загорелись, словно у нашкодившего котёнка, а ушки прижались к затылку. Нет, ему, конечно, тоже было страшно… Но он предательски улыбался, как нагадившее мимо лотка животное. Ручки тряслись. Ладошки взмокли. А время шло. Неуклонно шло. Тик-так, тик-так. Стрелки двухэтажным эхом пульсировали в мозгу. Надо было что-то отвечать.