Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник) - Майер Стефани Морган - Страница 7

Твоя блузка в химчистке, надо было забрать ее в пятницу.

Чарли купил мне пикап, представляешь? Мне так нравится. Старый, но крепкий – ты же знаешь, для меня это важно.

Я тоже по тебе скучаю. Скоро напишу еще, но проверять почту каждые пять минут не буду. Успокойся и не волнуйся. Люблю, целую, Белла».

«Грозовой перевал», который мы как раз проходили по английской литературе, я решила перечитать на этот раз ради развлечения и читала его, пока не вернулся Чарли. А я и не заметила, как пролетело время. Я заторопилась вниз, доставать из духовки картошку и выкладывать на сковородку стейк.

– Белла? – спросил отец, услышав мои шаги на лестнице.

«А кто же еще?» – мысленно ответила я.

– Да, папа. С возвращением.

– Спасибо.

Пока я суетилась на кухне, Чарли повесил ремень с кобурой и разулся. Насколько мне было известно, по службе ему еще ни разу не приходилось стрелять, но оружие он всегда держал наготове. Когда я приезжала к нему в детстве, он разряжал пистолет сразу же, как только входил в дом. Наверное, теперь он считал, что я не настолько мала, чтобы случайно застрелиться, и не так угнетена депрессией, чтобы намеренно покончить с собой.

– Что на ужин? – настороженно спросил Чарли.

Мама подходит к готовке творчески, но результаты ее кулинарных опытов порой оказываются несъедобными. Я удивилась и расстроилась, обнаружив, что Чарли до сих пор об этом помнит.

– Стейк с картошкой, – ответила я, и на его лице отразилось облегчение.

Наверное, ему было неловко бездельничать, стоя на кухне, и он в ожидании ужина переместился в гостиную, смотреть телевизор. Это устраивало нас обоих. Пока жарились стейки, я нарезала салат и накрыла на стол.

Ужин был готов, я позвала Чарли. Войдя в кухню, он довольно принюхался.

– Пахнет вкусно, Белл.

– Спасибо.

Пауза затянулась на несколько минут, но неловкости не вызвала. Молчание нас не напрягало. В каком-то смысле мы были буквально созданы, чтобы жить под одной крышей.

– Как тебе школа? Подружилась с кем-нибудь? – поинтересовался Чарли, попросив добавки.

– Ну, несколько уроков у меня в одном классе с Джессикой. Я обедаю с ней и ее подругами. Есть еще один мальчик, Майк, он очень хорошо ко мне относится. И все остальные тоже.

С одним примечательным исключением.

– Это, наверное, Майк Ньютон. Славный малый из хорошей семьи. У его отца магазин спорттоваров в пригороде. Неплохо зарабатывает за счет заезжих туристов.

– А Калленов ты знаешь? – нерешительно спросила я.

– Семью доктора Каллена? Конечно. Доктор – молодчина.

– Знаешь, его дети… они не как все. По-моему, они не вписываются в школьную компанию.

Чарли удивил меня, сердито нахмурившись.

– Ох уж эти местные, – буркнул он. – Доктор Каллен – прекрасный хирург, он мог бы работать в любой больнице мира и зарабатывать в десять раз больше, чем здесь, – продолжал он уже громче. – Повезло нам с ним – повезло, что его жена согласилась поселиться в маленьком городке. Для местного общества он настоящая находка, все его дети хорошо воспитаны и вежливы. У меня были на их счет сомнения, когда они только переехали – я думал, с такой компанией усыновленных подростков мы проблем не оберемся. Но все они ведут себя как порядочные и ответственные люди, ни к одному из них у меня нет абсолютно никаких претензий. В отличие от детей некоторых местных, которые живут здесь из поколения в поколение! Вдобавок Каллены держатся все вместе, как и полагается семье, каждые выходные выбираются на природу… Но в городе они недавно, вот про них и болтают.

Я в первый раз услышала от Чарли такую длинную речь. Наверное, он слишком близко к сердцу принял сплетни о Калленах.

Я поспешила поправиться:

– Они показались мне неплохими людьми. Просто держатся особняком. Зато очень красивые, – тут же добавила я, чтобы не расстраивать Чарли.

– Видела бы ты доктора! – засмеялся Чарли. – В его присутствии медсестрам не до работы. К счастью, он обожает свою жену.

Мы закончили ужин в молчании. Чарли убрал со стола, я занялась посудой. Он вернулся к телевизору, а я помыла посуду – посудомоечной машины в хозяйстве Чарли не оказалось – и нехотя направилась наверх, делать математику. Видимо, так и закладываются традиции.

Той ночью дождь наконец утих, и от усталости я быстро уснула.

Остаток недели событиями не баловал. Я привыкла к расписанию, к пятнице научилась узнавать если не по имени, то хотя бы в лицо почти всех учеников школы. В спортзале ребята из моей команды усвоили, что мячи мне лучше не пасовать, а если противник пытался воспользоваться моей слабостью, быстро заслоняли меня. А я старалась не путаться у остальных под ногами.

Эдвард Каллен в школе не появлялся.

Каждый день я не находила себе места, пока Каллены не приходили в кафетерий без него. Только после этого я успокаивалась и присоединялась к общей беседе за столом. В основном обсуждали поездку в зону отдыха «Ла-Пуш Оушен-парк», которую затеял Майк. Она должна была состояться через две недели. Меня тоже пригласили, и я согласилась – скорее из вежливости. Побережью океана положено быть жарким и сухим.

К пятнице я привыкла входить в кабинет биологии, не опасаясь увидеть там Эдварда. Откуда мне знать? – может, он вообще бросил школу. Я старалась не думать о нем, но не могла отделаться от мысли, что в его продолжительном отсутствии виновата я, как бы нелепо это ни звучало.

Мои первые выходные в Форксе прошли без приключений. Чарли еще не привык к тому, что он теперь живет не один, и почти все время пропадал на работе. Я навела в доме порядок, разделалась с домашними заданиями, написала маме еще одно притворно-жизнерадостное письмо. В субботу съездила в местную библиотеку, но выбор книг оказался таким скудным, что я не стала даже записываться; придется наметить на ближайшее время поездку в Олимпию или Сиэтл и поискать там хороший книжный магазин. Мимоходом прикинув, сколько бензина сжигает мой пикап на километр пути, я содрогнулась.

Все выходные дождь был несильным, почти бесшумным, и я сумела как следует выспаться.

В понедельник утром на стоянке со мной поздоровались сразу несколько человек. Я не знала их имен, но каждому махала в ответ и улыбалась. Этим утром похолодало, но, к счастью, дождя не было. На английском Майк, как обычно, сидел со мной. Нам неожиданно устроили контрольную по «Грозовому перевалу» – без подвохов, совсем легкую.

В общем, я освоилась на новом месте гораздо быстрее, чем рассчитывала. И чувствовала себя комфортнее, чем ожидала.

Когда мы вышли после урока, в воздухе кружились белые снежинки. Звучали оживленные голоса учеников. Ветер леденил щеки и нос.

– Ух ты, снег! – воскликнул Майк.

Мелкие белые хлопья беспорядочно лезли мне в лицо, скапливались на обочинах дорожки.

– Ой.

Снег. Вот тебе и хороший день.

Майк удивился.

– Неужели ты не любишь снег?

– Не люблю. Он означает, что для дождя уже слишком холодно.

Еще бы.

– И потом: я думала, ему полагается падать отдельными снежинками – ну, знаешь, каждая из которых неповторима, и все такое. А эти хлопья похожи на наконечники ватных палочек.

– Ты что, никогда раньше не видела снегопада? – не поверил своим ушам Майк.

– Видела, конечно, – я сделала паузу. – По телевизору.

Майк рассмеялся, и в этот момент большой мокрый снежок ударил ему в затылок. Мы оба обернулись, чтобы посмотреть, откуда он прилетел. Я заподозрила Эрика, который уходил, повернувшись к нам спиной, но не в сторону класса, где по расписанию у него был очередной урок, а в противоположную. Майк, должно быть, тоже подумал на него. Он наклонился и зачерпнул белую кашицу.

– Увидимся за обедом, ладно? – бросила я на ходу. – Раз уж началось швыряние этой мокрой гадости, я предпочитаю спрятаться под крышей.

Он только кивнул, не сводя глаз с удаляющегося Эрика.

Все утро было только и разговоров, что о снеге – наверное, по случаю первого снегопада в этом году. Я упорно молчала. Да, снег суше, чем дождь, – пока не растаял у тебя в носках.