Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 69

— Кто тут с кем воюет? — спросила озадаченная Избрана. — Они что, в осаде? И где же войско?

— Похоже, это оно и есть! — Гейр Упряжка ухмыльнулся и наконечником копья показал на посадских перед воротами. — Другого не видно.

От толпы тем временем отделились несколько человек.

— Похоже, у них и главный есть! — проницательно заметил Ингви Большой Кошель. — Ты бы поговорил с ними, Хедин.

Избрана осталась на месте, а Хедин и трое варягов вышли навстречу посадским. Те настороженно выставили копья, но Хедин протянул к ним руку ладонью вперед, показывая свои мирные намерения.

— Кто вы такие есть? — спросил один из посадских. На нем был очень потертый овчинный полушубок, зато на голове красовался настоящий железный шлем варяжского образца, с полумаской и даже выкованными из меди бровями. Правда, шлем был новому хозяину велик, а вместо подшлемника он использовал обычную шапку.

— Меня зовут Хедин, сын Асмунда, иначе Хедин Полуночник. Хотя едва ли вам мое имя что-то скажет, я никогда раньше здесь не бывал. Это все — мои люди, и еще с нами знатная женщина, имя которой вам пока знать ни к чему. А кто вы такие и почему ворота закрыты?

— А вы откудова будете? — вместо ответа опять спросил посадский в шлеме.

— Мы приехали из земель днепровских кривичей, из Смоленска. Ты слышал про него?

— И к кому такому путь держите?

— К князю Вольгасту. Он вернулся? И скажешь ты мне, наконец, почему закрыты ворота? Я терпелив, но, когда мне долго не отвечают, могу сильно огорчить!

— К князю Вольге? — Посадский удивился и по привычке хотел почесать затылок, но рука наткнулась на железо шлема и отдернулась. — Так вы не знаете, что его у нас нету больше, Волегостя Вадимирича-то? — недоверчиво спросил посадский.

— Как — нет? — Хедин поднял брови. — Он еще не вернулся?

— Так и не вернется. Убили его там.

— Убили? — повторил Хедин. Не оборачиваясь, он сделал знак рукой, и Избрана подъехала ближе. — Кто?

— Ну, кто на его невесте женился. Говорят, князь Вольга-то ее украсть пытался, а тот догнал и убил. Даже костей нам не отдали, в курган положить нечего. Видно, огневались боги. И то, огневаются — жертвы приносить нечего, скотины, припасов нет.

— Вот это дела! — пробормотал Гейр, а Эйнстейн протяжно свистнул.

Избрана промолчала, только крепче сжала поводья. От этой новости у нее похолодело внутри. Он убит, тот, у кого она надеялась найти помощь или хотя бы приют. И что же теперь? Ехать в Изборск? В Ладогу? Вот уж где ей нечего делать — ладожанам совершенно необходим мир со Смоленском, потому что от него зависит их торговля и ради свободного выхода на Днепр они с удовольствием сами отвезут ее Зимобору...

— А кто в городе? — Хедин кивнул на забороло, где тоже собралась толпа, внимательно за ними наблюдавшая.

— А там воевода Хотобуд. Да вон он сам! — Посадский кивнул на стену, где среди кметей поблескивал шлем с золочеными накладками. И тот шлем был тоже варяжской работы.

— А от кого он заперся? Что-то я не вижу осаждающего войска. — Хедин огляделся.

— От нас.

— От вас? — Варяг ухмыльнулся.

— Нас не так уж мало. Здесь только стража очередная, у нас в день две стражи и в ночь две. Я — Новина, староста Гончарной улицы, в этой страже я старший. На закате Бобрец с кузнецами меня сменит. У нас почти пять десятков, и оружия кое-какая есть. Да Твердята еще со своими, они ночью больше сторожат.

— Пять десятков... где? — не удержалась Избрана.

— В Плескове. — Новина окинул женщину пристальным взглядом, но ничего не спросил.

Приезжие помолчали. Ополчение Плескова составляет пять десятков человек, и они считают, что это много! Для вчерашнего села, конечно, много. Но для княжеского города это ничто!

— Так кто засел в детинце и что случилось? — спросила Избрана. — Объясните толком.

— Там засел воевода Хотобуд, — повторил Новина. — Ас ним наш князь.

— Но ты же только что сказал, что он убит!

— Не князь Вольга, а другой, новый. Сын его, Вадимир Волегостич. Мал он еще, десять годов едва сравнялось, да других нету никого, от всего рода он один остался. А мы, то есть отцы и деды наши, когда князя Вадиму Старого на княжение звали, ряд такой ему дали, чтобы, значит, других князей не звать и не искать, а его потомство чтобы одно владело нами. Вот ряд свой и соблюдаем. Один у князя Вадимы Старого был сын, князь Вольга, он нами владел, у князя Вольги один сын — он нами владеть один должен. Мы свое слово держим. Ведь богами клялись и чурами своими, ходу назад, значит, нету. А Хотобуд вон что задумал!

— Что он задумал? Хочет сам быть князем? — Избране мимолетно вспомнился Секач.

— Оно и есть. Он князев кормилец, а теперь захотел и воеводой стать. А пока князь мал, сам Хотобуд, считай, над нами князем будет. А мы его не желаем! Дурак он, прости Сварог, а руки загребущие. Всех нас в холопы заберет, дай ему власть.

— Да и князя на своей дочери женить желает! — добавил один из стоявших рядом с Новиной. Видя, что пришельцы настроены мирно, плесковцы немного оживились.

— А дочери его все семнадцать, какая же она ему пара! — воскликнул еще кто-то, и толпа загудела.

— Она горбатая, потому он ее и не выдал до сих пор! А теперь хотел за князя пристроить!

— Вече ему отказало, а он возьми да воеводу убей! — продолжал Новина, перекрикивая своих людей. — Прямо битва была его дружины и Мирославовой, чуть не перебил все вече, кто успел за ворота выбежать, тот только и уцелел. Зятя моего зарубили, вот, мести ищу! Теперь он, собака, в детинце заперся. Все бы ничего, да ведь и князь с ним. Как бы не сделал чего худого, князь-то ведь еще дитя, за себя постоять не может. Сирота он теперь. — Новина вздохнул. — У меня внучок вот, что тоже теперь сирота, ему как раз однолеток. Мы ему, князю Вадиме-то младшему, одни теперь родители. Не дадим в обиду сироту. Ведь богами клялись... А Хотобуд его не выпускает, пока, говорит, все ему не дадим, чего хочет, не выпустит.

— Ну, уже не все... — прибавил голос из толпы.

— А, да. Кроме дочери, — вспомнил Новина.

— А что с ней? — полюбопытствовал Хедин.

— Его двор люди разнесли, когда он в детинце заперся. Что оставалось, разграбили, а дочь утопили. — Новина кивнул на угрюмую серую реку. — Чтобы, значит...