Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 43

— Много их?

— А хрен их маму знает, не видно же ничего, говорю!

Кмети уж толпой валили наружу, на ходу затягивая ремешки шлемов, толкались, разбирая в сенях щиты и копья. Во дворе кричали десятники, пытаясь собрать своих, но увидеть их сквозь метель могли только вплотную.

На прикрытие метели и на неожиданность и рассчитывали Оклада «с родом и старейшинами», досоветовавшийся именно до этого. От старой жрицы они узнали, что Окладина дочь в святилище и среди чужаков ее нет. Оклада уже думал об этом, когда выговаривал у смолян время до завтрашнего вечера, и совет его поддержал. Одно дело — заключать союз с каким-то князем, пусть и вятичским, как равный с равным, и совсем другое — силой быть принужденным платить дань. На Жижале сидели многочисленные и сильные роды, и смириться с принуждением просто так они не хотели.

Под пологом летящего снега верхневражская дружина вышла из городских ворот, и смоляне ее не заметили, И как они могли заметить, если густо падавшие хлопья не позволяли видеть дальше, чем за пару шагов, а костры, от ветра загороженные со всех сторон щитами, только эти щиты и освещали?

Когда из метели прямо в паре шагов вдруг стали выскакивать какие-то темные фигуры и набросились на них с топорами и рогатинами, кмети ничего не поняли, но спасла привычка отражать удар не думая. Гнездила кинулся будить остальных, а дозорные десятки обороняли избы, не давая жижальцам напасть на неодетых и не готовых к битве смолян. Плохо, что врагов не было видно. Те, в свою очередь, тоже не видели смолян, но они знали, где избы и прочие постройки, и где обоз. Зимобор понимал, что обоз с собранной данью тоже станет целью нападавших. У обоза была своя охрана, но на помощь ей он послал Красовита с его дружиной.

Сколько бы ни собралось в Верхневражье жижальцев, едва ли их могло быть больше трех сотен. Смоляне были лучше вооружены, все кмети имели шлемы, и даже у воев в обозе у каждого имелся щит. У жижальцев щитов не было, потому что в обыденной жизни он ни к чему, а воевать они ни с кем не собирались. Главная сложность для тех и других была в том, чтобы в метели отличить своих от чужих.

Битва разгорелась бурная, но путаная и бестолковая до крайности. Завидев среди снега темную фигуру, каждый из смолян первым делом кричал: «Рарог!» Иногда после этого фигура кидалась на него с оружием, и приходилось вступать в бой; иногда фигура тоже кричала в ответ «Рарог!», а значит, это был свой. Жижальцы кричали: «Жижала!», но за свистом ветра и грохотом оружия не всегда удавалось расслышать, что же там кричат. Своих смоляне отличали в основном по щитам и шлемам, если успевали их рассмотреть.

Побегав туда-сюда с мечом наготове, Зимобор быстро понял, что этим они ничего не добьются. Все смоляне уже были одеты и вооружены, защищать избы не имело смысла, а обоз обороняли Предвар с посадскими, Любиша с сельским ополчением и Красовит со своими. Вылавливать в метели верхневражцев и опознавать на ощупь можно было до утра. Оставалось одно верное направление удара — на сам город.

Но чтобы это сделать, Зимобору пришлось опять же чуть ли не на ощупь вылавливать в метели своих людей и собирать в кучу. Каждый из кметей так же, как он сам, рыскал в поисках врага и почти с негодованием отталкивал обнаруженных своих. Трубить в рог Зимобор не хотел, чтобы не дать врагу знать о своих намерениях. И при этом все прислушивался: не затрубят ли от обоза, не надо ли бежать помогать туда? Но пока ничего такого не было слышно.

Обозной страже легче: все, кто сюда лезет, — чужой, а значит, руби, и будешь молодец.

Вдруг кто-то схватил Зимобора за рукав и сразу закричал голосом Коньши:

— Княже, это я, свои!

— Чего ты? — Зимобор обернулся. — Что у вас?

— Бежим скорей, я уже город взял! — возбужденно дыша, доложил Коньша.

— Как взял?

— А так! Прибегаю! Ворота нарас... пашку! Никого! Я туда! Там козел какой-то на меня... с топором! А тут Хорошка бежит, Корочунов, я ему... Короче, идем скоре, там уже драка, если не нажмем, ворота закроют, и опять весь хоровод сначала!

Свистнув тем, кого успел собрать, Зимобор вслед за Коньшей побежал к воротам. Бежать было трудно: снег все шел, под ногами было вязко и пушисто. В черно-белой тьме трудно было что-то найти, но где город, смоляне помнили, и он был достаточно большим, чтобы его не потерять.

Правда, поначалу Зимобор и Коньша ошиблись направлением, бодро вскарабкались на кручу и чуть не рухнули с обрыва на лед. Пришлось сдавать назад и брать левее. Наконец впереди из метели послышались крики и лязг железа. Несколько раз смоляне споткнулись о лежащие тела, среди них были живые, они кричали и стонали, но сейчас было некогда разбираться, свои это или чужие.

Напав на смолян, часть верхневражцев во главе с самим Окладой (с которым Зимобор пока так и не встретился) ввязалась в драку перед избами. Оклада тоже жаждал встречи, надеясь или убить, или захватить в плен смоленского князя, после чего можно будет требовать дань в пользу Верхневражья уже с него. Сборную дружину под предводительством своего брата Кривца он послал захватывать обоз. Дружина эта была сколочена из местных мужиков, искавших спасения в городе от пришлого князя. Каждый из них сам по себе был воин хоть куда: крепкие, сильные, ловко умеющие обращаться с топором и рогатиной, мужики были грозными противниками, а толстые овчинные полушубки и меховые шапки защищали не многим хуже, чем стегачи и кольчуги (поэтому многие из смоленский кметей зимой тоже предпочитали воевать в полушубках вместо стегачей). Не хватало мужикам только одного — привычки драться в строю и быть частью большого единого отряда. По старой родовой привычке каждый держался поближе к своим братьям, отцам, сыновьям и прочим, с кем привык жить. И даже если боярин Кривец посылал налево, мужики бежали направо, потому что именно там им мерещился зять Смарун, дядька Внега, да и сам батяня вроде вон топором машет... Как бы не обидели чужаки батяню, надо подсобить!

В итоге верхневражская дружина вся рассыпалась на множество мелких ватажек, которые и не пытались объединиться. Проще всех пришлось опять же тем, кто добрался до обоза: там уже стало все ясно — вон возы, вон их сторожа, бей, и все будет наше!