Таинственная самка: трансперсональный роман - Торчинов Евгений Алексеевич - Страница 7

Снова все померкло, и в голове зазвучала торжественная и величественная музыка. Некий голос запел неведомый гимн, от красоты которого защемило сердце. Я не понимал слов, но чувствовал, что в песнопении говорится о состоянии свободы и покоя, которое было некогда и которое будет снова. Я опять почувствовал, что умираю; на этот раз все мое существо пронзил панический ужас. Потом я узнал от индейца, что закричал, после чего он влил мне в глотку противоядие. Пришел я в себя только через несколько часов и так ослабел, что из клиники меня выпустили лишь через два дня. Понемногу меня стали беспокоить какие-то смутные ассоциации, и я попросил, чтобы в палату принесли Библию. Открыв «Откровение Иоанна Богослова», в народе более известное как «Апокалипсис», я с удивлением и некоторым страхом прочитал следующие фрагменты:

И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них.

Но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе.

И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним

(12:7–9).

И еще один:

И пустил змий из пасти своей в след жены воду как реку, дабы увлечь ее рекою.

Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей

(12:15–16).

На следующий день после выписки я снова встретился с шаманом в институтском коридоре, и тот спросил о моих впечатлениях от аяхуаско. Я очень кратко рассказал ему содержание своих видений, не упомянув только про рассказ дра-коноида, но заметив, что он называл себя и своих сородичей царями мира. Тут индеец широко улыбнулся и сказал:

— Так они это всем рассказывают. На самом же деле они цари только внешней тьмы.

И он указал рукой на потолок. Я чуть не разинул рот от изумления.

Вернувшись домой, я написал сонет, подражая, отчасти вполне сознательно, Максимилиану Волошину:

Открылись в лучезарности небес

Ярчайшие, невидимые светы,

И бытие дает свои ответы

На речи, что шептал тенистый лес.

И корни в землю, к пламенному центру

Стремятся за живительной водой,

Но к небу устремлен главой седой

Ствол, неподвластный стонущему ветру.

И в трепете мы откровенья ждали,

Вот весть пришла: исполнился Завет;

Вот истина, которой мы алкали.

Но вести сей сердца не постигали,

Не оставляли в душах наших след

Врата, в иные манящие дали.

Глава II, в которой нежданный гость открывает мистические тайны, а старый друг повествует о добре и зле

Открыв мне дверь, — приходя домой я всегда звоню условным звонком, а не открываю дверь ключом, — моя жена Инна сразу же сообщила:

— А тебя уже давно ждут.

— Кто?

Вместо ответа она пожала плечами. Надо сказать, что это известие меня отнюдь не обрадовало. Терпеть не могу, возвращаясь домой, обнаруживать подобные сюрпризы. Хочется расслабиться и пообедать наконец — на работе я никогда не ем. А сегодня у меня и вообще весь день голова болит. Но делать нечего: пришли так пришли.

— Где он сидит?

— В твоем кабинете.

Я вздохнул с чувством человека, вынужденного смириться с тем, что сильнее его, и открыл дверь в свою комнату, которую жена называла «кабинетом», ибо там стоял мой компьютер, за которым я работал дома. Навстречу мне поднялся человек, которого я менее всего ожидал увидеть у себя, хотя, кроме разве что удивления, я не ощутил никаких эмоций — ни радости (ибо никогда не испытывал чрезмерной радости от общения с этим визитером), ни огорчения (ибо на свете было много людей, появление которых в доме было бы мне гораздо более неприятно). На этот раз моим незваным гостем оказался Илья Маркович Гданьский, психотерапевт, с которым я был знаком уже лет двадцать, но видел вряд ли больше пяти раз за все это время, поскольку он имел привычку то внезапно появиться из небытия, то столь же внезапно кануть в него снова, и сразу же на много лет. Последний раз я, кажется, видел его девять лет тому назад, на защите моей кандидатской диссертации. О том, что привело его ко мне на этот раз, можно было только гадать, хотя вряд ли результат разгадывания мог бы быть вполне релевантным. То есть, говоря проще, догадаться о причинах его визита было практически невозможно.

Мы обменялись рукопожатиями, уселись — он в кресло, я на тахту, — и я попросил жену принести нам чаю с каким-нибудь печеньем, буде таковое найдется на кухне. Угощать Илью спиртным мне на голодный желудок совершенно не хотелось, тем более что я сам практически не пил, да и он вроде бы не принадлежал к почитателям Диониса-Вакха. Зато я разрешил ему курить: насколько помню, Илья обычно просто не вынимал папиросу изо рта, предпочитая всему на свете «Беломор», — и сам тоже взял из початой пачки сигарету, хотя и знал, что потом мне достанется от Инны за «слабоволие» и «потакание слабостям» — я находился в стадии бросания курения.

Вначале Илья говорил что-то невразумительное о своих и моих публикациях в «Часе Пик», о некоторых общих знакомых — кто развелся, кто женился, — а потом вдруг огорошил меня вопросом, разбираюсь ли я в каббале.

— Слушай, Илья, объясни мне, в чем дело? Во-первых, никогда не думал, что ты интересуешься мистикой, ты казался мне таким позитивистом. А во-вторых, почему ты решил обратиться ко мне за консультациями по каббале? Я вроде бы всегда был больше по части буддизма-даосизма и прочего Дальнего Востока.

— На первый вопрос я отвечу позднее, это довольно долгая история, непосредственно связанная с моим вопросом. Что же касается второго… Помнишь, ты опубликовал в «Часе Пик» заметку о каббале и сексуальности? Я обратил на нее внимание. Из нее следовало, что ты как минимум читал Шолема[10], а это уже немало. Более того, Олег Гальперин говорил мне, что ты занимался ивритом. Да и в Израиль вроде пару раз ездил…

— Ну знаешь, в Израиль кто только не ездит! Если это брать в качестве критерия, тут треть города каббалистов наберется. Иврит — да, учил немного. Так я и тибетский учил, и тоже немного. И Шолема читал. Но это еще не означает, что я разбираюсь в каббале.

— Но это уже означает, что ты как минимум не совсем профан и с тобой можно поговорить. К тому же ты много занимался Китаем, для которого, как показал Кобзев, очень важна нумерология и классификационизм[11], а я как раз хочу поговорить о том, что имеет непосредственное отношение к нумерологии.

— Это что, гематрии[12] разные и тому подобное? Но в этом я уж вовсе ничего не понимаю.

— Нет, не совсем, скорее, речь идет об историософии. Впрочем, теперь я могу ответить на твой первый вопрос. Скажи, тебе знакомо имя Саббатая Цеви?

— Да, я читал книгу Шолема «Саббатай Цеви. Мистический Мессия» и смотрел кое-какие материалы в интернете. Сейчас в Америке, в Калифорнии, появился некий Ицхак Лейб га-Коген, в миру — мистер Мартин Лори, который объявил себя саббатианцем и создателем новой церкви Саббатая Цеви.

— A-а, этот Лори просто очередной нью-эйдж. Меня это мало интересует. А вот то, что ты читал Шолема, очень хорошо. Значит, ты как минимум поймешь то, о чем я буду говорить.

— Ну дивно, Илья! Я, как говорится в старинных романах, весь внимание.

Мой гость закурил погасшую папиросу, со вкусом затянулся и начал свой монолог.