Записки из чемодана
Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович - Страница 82

Я нередко разговаривал с ними на эти темы, они хоть и стесняются об этом говорить, но чувствуется, что они защищают родину, нашу социалистическую, вспоминают дом, родных и нередко можно было услышать грустные слова, что немцы расстреляли сестру или мать, что отец погиб на фронте.

На следующий день наши танковые части наткнулись на неожиданное препятствие — Зееловские высоты. В районе Зееловских высот немцами были выставлены артиллерийские батареи, которые мало того, что обстреливали наших танкистов, но вследствие незнании этого участка местности танкисты попали в заболоченный участок и застопорились.

Немцы в Берлине на следующий день пришли в себя и стали посылать на главное направление наступления бомбардировщики. Кроме того, этот район был усилен войсками, так как позади Берлин. Было разбито несколько танков.

В общем, произошла задержка на этом участке фронта. Остальные успешно продвигались, однако при занятии некоторых населенных пунктов уже стали захватывать стариков и мальчишек 15–16 лет, вояк с «фауст-патронами», которыми подбивали танки.

Как потом удалось установить, оказывается, по приказу Гитлера, который приводил выше, а выполнял его комендант города Берлина генерал-лейтенант артиллерии Вейдлинг*, мобилизовал 15-16-летних мальчишек и 65-летних стариков для отражения наступления русских.

Этих юнцов и стариков обучили стрельбе из ружей, в которые вставлялись кумулятивные снаряды с дальностью до 200 метров, которые должны встречать в лоб идущие советские танки и стрелять по ним.

Кстати сказать, ряд танков на этом деле и пострадали. Такой снаряд в головной части имеет высверленную в заряде воронку. При ударе такого снаряда о броню танка воздух в воронке взрывом очень сжимается и разрывает броню танка. Такие наши снаряды мы с В. Малышевым и Д. Устиновым в 1941 году проверяли на стрельбищах под Москвой.

В конце первого дня наступления я созвонился с Г. К. Жуковым, который сказал, что он дважды говорил со Сталиным. Первый раз днем, доложил, что оборону прорвали и продвинулись до Зееловских высот, а с высот немцы оказывают сильное сопротивление[290]. А второй раз Сталин был уже сердитый, и высказался, что Коневу с юга и Рокоссовскому с севера Ставка дает указание наступать на Берлин.

Мне стало как-то не по себе. Хотелось, чтобы наш фронт один взял Берлин. Я сказал, что надо, по-моему, обойти высоты и двигаться на Берлин, так как настроение бойцов и офицеров исключительно боевое и рвутся на Берлин. Георгий Константинович сказал, завтра прояснится.

На следующий день, когда танкисты нашего фронта обошли и двинулись вперед, 8-я армия все еще не смогла прорваться через Зееловские высоты, и лишь 18 апреля к утру немцы не выдержали и начали отступать.

Через сутки мы с В. Д. Соколовским были на КП у командира бригады Шевченко*, и мне В. Д. сказал, что наступление на Берлин Рокоссовскому Ставка отменила. Однако танковые армии Рыбалко* и Лелюшенко*, 1-й Украинский фронт, направились на Потсдам.

После первых четырех дней наступления штаб 1-го Белорусского фронта переместился в населенный пункт Гарай. Это было уже недалеко от Берлина.

Я со своими товарищами разместился с краю деревни, сидел и допрашивал немцев. Вдруг слышу пулеметную стрельбу. Вместе с Тужловым я выскочил на улицу с маузером, грешным делом подумал, что какая-нибудь заблудившаяся немецкая часть решила овладеть населенным пунктом.

На улице я увидел, что наши солдаты пуляют вверх из автоматов, пистолетов, и даже бронемашины тоже открыли огонь. Я подскочил к первой машине, спрашиваю, в чем дело. Мне офицер отвечает: «Товарищ генерал, разведчики наши видели Берлин». Это было 20 апреля. Пока что о Берлине в наших радиосообщениях еще ни разу не сообщалось…

В следующие дни, примерно до 20 апреля, я выезжал на передний край и оттуда наблюдал фабричные трубы и отдельные дома Берлина. Карту Берлина я добыл у одного военнопленного офицера, хотя и замусоленную, но все же по ней следил.

От этого же военнопленного я узнал, ч то Гитлер в последние дни организовал «Вервольф» — диверсионно-террористическую организацию «Оборотень», которые должны были взрывать важные объекты и уничтожать ненадежных Гитлеру немцев. Но доберемся мы и до «оборотней» и посмотрим, что это за вояки[291].

Протез для Геббельса

Когда войска 1-го Белорусского фронта были в 30 км от Берлина, в деревне Губельдорф была задержана немка 28 лет, с чемоданом, в котором были обнаружены мужские ботинки. Причем один ботинок был на пробковом протезе, что и привлекло наше внимание.

Мы выехали в эту деревню и стали выяснять у задержанной, для кого она несет эти ботинки. Вышколенная немка без смущения отвечала, что это она заказала для жениха.

На мой вопрос, что с ногой жениха, она ответила, что одна нога у него короче другой. Тут же был задан вопрос: «Которая?» Немка быстро ответила: «Левая».

Я вынул из чемодана правый ботинок с протезом и говорю, сколько лет вы знакомы со своим женихом, она, смутившись, отвечает: «Три года».

Тогда я, положив перед ней ботинок, сказал, что за три года можно было бы уже знать, что у жениха не левая короче, а правая, и ботинок для правой ноги.

Тут она уж совсем растерялась. Я этим воспользовался и говорю, что мне все известно, куда вы ходили и для кого несете ботинки. Она заплакала и зло сказала, что все равно ничего не скажет. Я о ней ничего не знал.

Пришлось засесть с ней посерьезнее, и удалось выяснить следующее: эта немка являлась секретаршей Геббельса (заместитель Гитлера по пропаганде), работает у него уже более 5 лет. На днях он ей разрешил съездить к родным в пригородную от Берлина деревню и попутно в Берлине взять у сапожника заказ (его ботинки). Она все это выполнила, а вернуться в Берлин не удалось в связи с быстрым продвижением Красной Армии.

Эта упорная немка отвечала, что «не помнит, хромает ли доктор Геббельс», не говоря уже о том, что вначале сказала, что «не знает, как к ней попали ботинки шефа». Большего нам у нее пока не удалось выяснить, но мы её придержали у себя. Вот в таких условиях нам пришлось собирать нужные данные.

«Говорю из Берлина…»

Все-таки нужно сказать, что впечатление, а вернее настроение исключительное — не потому, что наши доблестные советские войска подошли к фашистской столице и вот-вот ее займут.

Эта история имеет место всего лишь второй раз. Первый раз русская армия занимала Берлин во времена Суворова и второй раз — апрель 1945 года. О Берлине я мечтал 4 года, когда возможно удастся захватить Гитлера и его головорезов под Берлином и в Берлине, посмотреть фашистские порядки, которые там существовали, и все-таки самое главное — захватить живым или мертвым кого-либо из числа «фюреров»[292].

На следующий день мы уже ближе подходили к Берлину. Когда нас на КП собиралась группа человек 10–12, немцы открывали огонь минометный. Это свидетельствовало о том, что в предместьях Берлина имеются воинские части. Немецких самолетов и их наглого поведения, как это бывало в прошлом году, когда они на бреющем полете обстреливали наши колонны, не было и в помине.

Я решил войти в Берлин с армией генерала Берзарина, которая действовала с запада на Лихтенбергский район города.

День 21 апреля для меня незабываемый день, и очевидно, самый длинный день по событиям. С утра я выехал по шоссе Берлин-Варшава, как потом выяснилось, это привело в Лихтенбергский район Берлина. Берлин был как на ладони.

Не доезжая километра 3 до Берлина, был сильный минометный огонь со стороны немцев. Я забежал за дом, а там стояли танкисты, которые предупредили, что дальше ехать нельзя: они попытались прорваться в город, а немцы обстреливают танки «фаустпатронами», подбили наших несколько танков, которые двигались по шоссе. И я действительно в бинокль увидел впереди стоящие на шоссе дымящиеся танки, а также и по обе стороны шоссе, когда танки решились обойти подбитых и застряли в болоте.