Записки из чемодана
Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович - Страница 61

Конечно, я уверен, что не все чеченцы и ингуши были так настроены, потому что много из них работали на нефтяных заводах и в других организациях, получали неплохо и вряд ли так рассуждали.

Когда я проверил готовность вагонов на станциях погрузки, наличие войск и полную готовность «оперсекторов», как мы условно называли себя, после этого дал команду о дне и часе начала операции.

В день операции началось движение. Выселяемым разрешили взять личные вещи, продукты и т. д.

Нужно отметить, в этот день выселяемые были настроены особенно враждебно, а на улицах я слышал, как русские улыбались и говорили: «Ну что, подлецы, с нами хотели расправиться?», и грозили кулаками отъезжающим.

К вечеру все было закончено, поезда ушли, и мы собрали совещание, на котором уже установили окончательную цифру выселенных — 475 тысяч человек, и я донес в Москву о выполнении постановления ГОКО[194].

Во время выселения было несколько случаев стрельбы и поножовщины по нашим бойцам войск НКВД и по офицерам[195].

На следующий день я получил телеграмму от председателя Совнаркома Моллаева, который <писал> в пути к новому месту жительства, что выселение проведено организованно, что решение ГОКО правильное, а меня поздравил с успешным завершением.

Зачистка Крыма

Вслед за вайнахами (чеченцами и ингушами) настал черед других кавказских народов, обвиненных Сталиным в коллаборационизме.

Уже в феврале 1944 года Берия вместе с Серовым и Кобуловым приезжают в Нальчик, где принимаются за подготовку к депортации балкарцев. (8–9 марта здесь будет выселено свыше 37 тыс. человек.) Правда, в записях Серова упоминаний об этом нет.

Зато о «зачистке» освобожденного вскоре Крыма он пишет очень подробно. Серов даже не скрывает, что именно по его инициативе вслед за крымскими татарами депортации с полуострова подверглись также болгары, армяне и греки.

Первый этап операции проходил с 18 по 20 мая 1944 года: в Среднюю Азию было вывезено всё крымско-татарское население — более 191 тыс. человек.

Лишь накануне наши войска окончательно отбили полуостров. Под немцами крымчане пробыли 2,5 года. Неудивительно, что многие из них перешли к оккупантам на службу.

Из числа крымских татар было сформировано 9 батальонов, а также вооруженные части самообороны, которые активно участвовали в карательных операциях и борьбе с партизанами.

Трагедия заключалась в том, что и партизанское движение среди крымских татар было чрезвычайно сильно, брат в прямом смысле слова шел на брата.

Но теперь прежних заслуг в расчет никто не принимал. Обвинение в измене и предательстве предъявлялось всему народу скопом.

Уже наступил 1944 год, а я еще все возился с чечено-ингушскими бандитами, скрывавшимися в горах.

Когда вернулся в Москву, мне товарищи из Генштаба рассказали, что командующий 4-м Украинским фронтом генерал армии Толбухин дал телеграмму в Ставку Верховного Главнокомандования, в которой указывал, что после занятия Симферополя в начале апреля местные жители рассказывали о зверствах немцев и, особенно, крымских татар, которые выслуживались перед ними. Сейчас главари-татары ушли в горы и в леса и там скрываются, но часто нападают на местных жителей, грабят их, убивают и вешают. В конце шифровки Толбухин просит ГОКО принять меры.

Через день вышло постановление ГОКО, в котором записано: поручить заместителю НКВД Серову в срочном порядке выселить крымских татар в глубь страны[196].

На следующий день мы вылетели в Крым. Берия всунул мне «в помощь» Кобулова[197].

Мы прилетели в штаб фронта, который дислоцировался в болгарской деревне севернее Симферополя. Там находились: уполномоченный маршал Василевский А. М. и командующий генерал Толбухин, начальником штаба фронта мой однокашник по Академии генерал-лейтенант Бирюзов*.

Встретились по-дружески. Они рассказали о безобразиях татар, которые не ушли с немцами, а возможно, и засылаются ими, так как южное побережье Крыма, начиная от Феодосии и до Евпатории, было занято немецкими и румынскими войсками[198]. Симферополь всего лишь два дня как освобожден, но и то почти каждую ночь немцы, находящиеся в Севастополе, прилетают бомбить с бреющего полета[199].

К слову сказать, в прошлую ночь, вернее, в 21 час налетели немцы и давай бросать 50-килограммовые бомбы. Мы ужинали. Вдруг потолок затрещал, и штукатурка осыпалась. Кобулов побелел и сразу полез под стол!

Я расхохотался, стою и смотрю на него. Потом следующим взрывом порвало освещение. Тогда Кобулов бросился во двор и кричит мне: «Давай в окоп!» Я знал, что во дворе нет окопов.

Прибежали к забору, смотрю возвышение, Кобулов кричит: «Лезь!» Я спустился на две ступеньки и думаю, стоит ли лезть в братскую могилу. В это время разорвалась бомба на нашей улице возле дома.

Кобулов рванул в окоп, сшиб меня и своим 130-килограммовым весом чуть не задавил. Я его начал ругать, а вылезть из-под него не могу. И после этого случая я больше и близко не подходил к этому окопу, который был вырыт в мое отсутствие по указанию Кобулова.

С товарищами Василевским и Толбухиным договорились, что мы выявим количество крымских татар и внесем совместное предложение в ГОКО, как поступить. Я имел в виду, провести в горах облавы и бандитов арестовать.

Военные сразу запротестовали. Вопрос ясен, татар надо выселять, так они заявляли. Войска дадим, автотранспорт дадим, и в неделю выкатить, так как командование фронта по указанию ГОКО должно в течение месяца очистить Крым от немцев.

Ну, начинание хорошее. Я сказал, что нам тоже нужно время разобраться. Условились, что будем чаще встречаться и постараемся быстрее решить этот вопрос.

По возвращении в Симферополь сразу же доложили в центр о встрече и добавили, что через 3–4 дня донесем свои соображения.

Я со своей группой офицеров стал разъезжать по районам и выяснять количество татар и их злодеяния. Во всех районах оставшиеся жители, в основном старики и женщины, со слезами рассказывали, что в Крыму были немецкие и румынские части. И, если взять румын и сравнить с крымскими татарами, так татары — это изверги, людоеды, а румыны порядочные люди.

При этом выяснилась такая деталь: оказывается, татары действуют в большой дружбе с армянами. Если главный бандит татарин, то его заместитель армянин, и наоборот[200].

Через несколько дней возвратились в Симферополь, я рассказал Кобулову, что армяне тоже здесь зверствовали и продолжают сейчас. Ему стало неловко (он армянин), и говорит: «Что ты говоришь, армяне всю жизнь были безобидные люди, и их угнетали и так далее».

Я привел ряд примеров бандитизма, когда армяне сожгли деревни и бросали в огонь малолетних детей, я ему показал «рапорт» армянина предателя в гестапо, о его зверствах, и так далее, а потом закончил, что их тоже надо включить на выселение. Он не согласился.

Через два дня мы собрали данные о количестве татар, армян, греков и болгар (в отношении последних двух мы получили указание из Москвы — тоже подсчитать) и донесли в ГОКО. Можно организованно их всех выселить в тыловые районы СССР, а на лиц зверствовавших пришлем документальные материалы, так как здесь вести следствие нет времени и нет людей.

На следующие сутки В. В. Чернышев позвонил о решении ГОКО о выселении татар, греков и болгар[201]. Я тогда рассказал ему, что болгары и греки вели себя смирно, а армяне так же отличаются зверством, и сказал, что пошлю записку с фактами, а он ее доложит. Так и сделал. Через два дня пришло дополнение — выселить и армян.