Записки из чемодана
Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович - Страница 133

На аэродроме нас встретил Чжоу Эн Лай* (правильно: Чжоу Эньлай. — Прим. ред.) и другие государственные и партийные деятели. Сразу повезли нас в загородные особняки, где и разместили в разных домах. Михайлов и Фурцева опять в претензии, почему их не поместили в том же доме, где Хрущев, Булганин и Микоян.

Я опять ответил, что размещали китайские товарищи, а мне неудобно вмешиваться, но видно было, что грудастый Михайлов уже успел что-то проговорить с Хрущевым, который косо на меня посматривал.

На следующий день утром все вместе поехали с визитом к Мао Цзедуну. За нами приехал Министр общественной безопасности Ло Жуйцин*, это в прошлом командир дивизии или корпуса, где Мао Цзедун <служил> комиссаром[499].

ЦК КПК и Мао Цзедун размещаются в Пекине, в районе, где очевидно в прошлом жили какие-то царственные фамилии, потому что пока добрались до Мао, то мы пересекли вначале каменную стену, затем водяной ров, потом еще каменную стену и ворота, затем поехали вдоль озера примерно 1 км х 1 км, затем каменная стена, где машины остановились…

Я тщательно присматривался к Мао. Я первый раз видел его в Москве, когда он приезжал на 70-летие Сталина. Здесь же я увидел его ближе. И вот, я все более, более приходил к заключению, что он в движениях, в разговоре, в поведении, в походке, в одежде копирует Сталина, а <иногда> у него в этих привычках полное сходство со Сталиным. Такие же медленные движения и походка, так же одет, как Сталин, так же складывает руки на животе, такая же непродолжительная улыбка и смех, ну, одним словом, сходство большое…

После визита мы вернулись к себе. Хрущев, видимо, был недоволен приемом у Мао Цзедуна. Угощения были только зеленым чаем. Ужинали дома. У нас там же была своя китайская кухня. Повар хороший, но кушанья — половина нам незнакомые.

Например, плавники акулы, креветки, рыбные блюда — это все приемлемо для нас, картофель сладкий, разные специи, это тоже приемлемо. А, скажем, яйца по-китайски — это яйца, лежавшие в земле ряд лет, после чего белок становится янтарем, а желток неизвестно чем, — это для нас неприемлемо. Или какие-то улитки, слизняки всякие и прочее. Это только пробовал А. И. Микоян, да и то после того, как выпивал коньяку…

В тот вечер все сильно набрались. Микоян с Булганиным сильно поссорились. Когда я услышал крики в туалете, то выскочил их разнимать. Булганин, взяв за ворот А. И., кричал: «Ты и Берия не хотел сразу арестовывать, а просил разобраться. Ты у Сталина любимчик был».

Ну, последнее я знаю, что это не так. Все прислуживали Сталину активно, безоговорочно, кто как умел.

Ну, я их разнял и Булганина повел спать, он по дороге начал целовать меня и продолжал всячески ругать А. И. «Ваня, он б…, сука и т. д.» Я ему говорю: «Николай, успокойся, завтра разберемся» и уложил.

Вот их и сдерживай. Кажется, не малолетки, а ведут себя неважно. Хорошо, что нет вместе с нами Михайлова, Шепилова и других. Пошли бы разговоры и т. д.

Справляли в Пекине пятилетие Китайской народной республики. В начале торжества все собрались во дворце перед площадью, там были накрыты столы с закусками и фруктами. Затем прошли на балкон, оттуда открывался вид на площадь. Балкон был огражден каменными стенами, двумя рвами с водой.

Перед собравшимися выступили Мао Цзедун и т. Хрущев. Затем пошли войска, и когда кончился парад, то пошли демонстранты. Настроение у народа хорошее. Некоторые костюмы украшены были драконами и змеями и другими страшными существами, длиной 10–15 метров.

Авторитет Мао велик. Достаточно привести такой пример, что когда он появлялся на балконе (стояли долго 3–4 часа) и уходили в комнату отдохнуть, покушать, то все демонстранты оставались, замирали, а затем на месте начинали хлопать и кричать: «Мао, Мао!!!»

Или так. Идет колонна, Мао стоит и разговаривает с нашими, затем механически делает полуоборот к демонстрантам и поднимает руку, не глядя на них. Этого достаточно, чтобы все движение остановилось и заплясало на месте. Возможно, я ошибаюсь, так как это у них привычка, но спросить эту деталь мне было неудобно.

На следующий день мы, согласно расписанию, выехали по стране, в город Нанкин. Там мы были приняты мэром города (у них он так называется), а затем переехали в Шанхай. Это громадный город, порт, расположенный на берегу Восточно-Китайского моря…

Подлетая к Кантону, уже мы почувствовали жару, хотя был октябрь месяц. На аэродроме нас встретили в одних легких рубашках, и нам пришлось также снять пиджаки. Для начальства была подана американская машина «кадиллак» с опускаемым верхом. Достаточно было нажать кнопку, как весь верх опускался в течение минуты. Т. Хрущев сказал: «Неплохо бы подсказать нашему заводу имени Сталина делать такие машины».

Проехали по городу, осмотрели его. Со мной ехал Ло Жуйцин, министр общественной безопасности КНР, и я мог спрашивать у него интересующие меня вопросы.

Увидев небольшую очередь, я поинтересовался, что они хотят купить? Он посмотрел иероглифы, написанные на бумаге, на дверцах, и сказал: «Имеется в магазине 40 порций удава, вот и стоят 40 человек».

Вот это здорово. За удавом стоят, как у нас за каким-нибудь деликатесом. Нужно сказать, что китайцы довольно дисциплинированный народ. Если сказали на 40 человек, то 41 не встанет в очередь.

Далее, когда мы ехали по городу, я увидел грузовую автомашину, на которой было два китайца со связанными руками и два с винтовками. На бортах машины длинная надпись. Я спрашиваю Ло Жуйцина: «Что это?» Он, видимо, уже знал об этом и говорит: «Это два осужденных шпиона, пришедших из Гонконга, а вернее из Тайваня от Чанкайши* (правильно: Чан Кайши. — Прим. ред.). Их осудили к расстрелу и сейчас везут на расстрел, чтобы все люди видели это, их везут открыто, и на бортах надпись, что они шпионы». Тоже неплохо, если действительно шпионы[500].

Когда приехали в резиденцию, то там после освещения погуляли по саду и заинтересовались денежным деревом. Дерево с большими листьями, высотой 6–7 метров, ствол гладкий, наверху крона, и там висят дыни. Когда мы улетали, я взял с собой 2 штуки и в самолете разрезал их и дал попробовать начальству. Вкус не особенно приятный, похоже на репу и дыню. Внутри много семян. В общем, не понравилось, а по сему случаю стали запивать коньяком. Вот тебе и удерживай нас!

Вечером того же дня мэр города Кантон устроил прием в доме на той же территории, где мы жили. Вначале все хорошо шло, пока подавали закуски. Затем Ло Жуйцин подсказал мне, что сейчас подадут на первое кушанье, которое в Китае шутя называют «бой дракона с дьяволом». Дракон — это змея или удав, а дьявол — кошка.

То есть суп из кошки и змеи. Я на всякий случай сказал Хрущеву и Булганину, что блюдо такое. Оба они сказали, что учтут, есть не будут. Другим не говорить. Со мной сидели рядом А. И. Микоян и Шверник. Я им тоже сказал. А. И. говорит: «Я буду есть», Шверник тоже. Потом, когда они попробовали, Шверник мне подвинул чашку и говорит: «Понюхай И. А., пахнет курицей». Затем он зачерпнул со дна ложкой, и там я увидел мелко нарезанные ломтики удава серовато-пестрого цвета, ну, а кошачье мясо как мясо. Ну, я говорю: «Доедай, если начал».

Когда кончился обед и китайцы уехали, мы пошли гулять, и Хрущев громко спросил у Фурцевой: «Что было подано на первое?» Она ответила: «Курица». Хрущев сказал, что кошка и удав.

Вдруг Насриддинова*, секретарь ЦК Узбекистана, отскочила в сторону и пошла в кусты. Я почувствовал недоброе и пошел за ними. Они остановились, эти бабочки, у Насриддиновой на глазах слезы, начало тошнить, Катя ее уговаривает. Когда я подошел, то они на меня: «Почему, Иван, не сказал нам, нас тошнит». Ну, что мог я им сказать, стал уговаривать, чтобы не шумели, что мы обидим национальные чувства китайцев и т. д., а сам подумал: «А почему я за всех должен отвечать, у каждого своя голова, как маленькие».