Записки из чемодана
Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович - Страница 120

Я сужу по себе. Я в 1945–1946 годах получал 13 тысяч немецких марок в месяц, кроме оклада по должности зам. министра внутренних дел СССР. Ведь не мы выдумывали эти оклады, а по решению правительства <они> были установлены.

В общем, видимо, т. Сталин убедился, что это подлец и провокатор, вот и арестовали его.

Игнатьев. Из более поздних записей

Попутно уж скажу и о «деятельности» бывшего министра госбезопасности при Сталине с 1951 по 1953 год. Это о С. Д. Игнатьеве. Всем известно, что при нём развернулась «широкая сеть» врагов и шпионов из числа врачей, «которые травили советских людей» лекарствами и т. д. В числе таких «отравителей» попался и мой хороший знакомый Б. С. Преображенский*.

Как и положено в те дни, от семей арестованных сразу все друзья и знакомые отворачивались, а бедные семьи переживали и не верили, что их мужья и отцы — враги. Я тоже не верил и спросил у зам. министра госбезопасности Гоглидзе, правда ли всё это. Тот замялся и сказал: «Пока конкретных данных нет». Спрашивается, если нет данных, то зачем посадили?

Об этом я спрашивал и зам. МГБ Епишева*, ныне начальника Главного Полит. Управления Советской Армии. Ну, этот, видимо, не знал или не хотел сказать.

Тогда я вторично через неделю спросил о Борисе Сергеевиче у Гоглидзе. На этот раз он сказал: «На него дают показания другие, и кроме того, он (если я не ошибаюсь) в 1923 году был в Англии». Ничего себе криминал!

Жена Б. С., Раиса Ивановна, обратилась ко мне через Веру Ивановну с просьбой принять её. При этом у женщины тактичной сразу явилась мысль, что она должна прийти не домой, а на работу. Я ответил, пусть приходит, куда удобней.

Явившись ко мне на работу, она расплакалась. Я согласился с ней, что тоже не верю, что он враг, и постарался успокоить как мог, что всё должно кончиться благополучно, хотя сам в это благополучие не верил. Да и не кончилось бы хорошо, если бы не умер Сталин.

В этом я убедился из объяснения т. Игнатьева в политбюро ЦК, которое он написал в первые дни после смерти Сталина. Я сам читал это объяснение, длинное и трусливое, но, очевидно, правдивое.

Он писал, что Сталин на него жал часто по телефону, чтобы арестовывал врачей, высказывая предположение, что Жданова они уморили. Игнатьев выполнял его желания, объясняя тем, что если бы он не выполнил, то его самого Сталин арестовал бы[425].

Нужно сказать, что логика довольно подлая. Другое дело, что Игнатьев не понимал ничего в чекистских делах, а его заместители типа Рюмина (по следствию) делали что хотели, но в то же время для того, чтобы утвердиться самому за счёт голов других честных людей — это мораль преступника и не члена ЦК, секретаря обкома, куда он пошел после освобождения с должности МГБ.

За время его деятельности, как мне рассказывали бывшие сотрудники, все подручные Рюмина (расстрелян) — ввели пытки, битьё и т. д., как было в 1938 году[426].

Кстати сказать, всё это делалось с ведома ныне здравствующих бывших ген. прокуроров Сафонова*, Горшенина*, Главного Военного прокурора Вавилова, многих других, у которых за это с голов волоса не упало.

1952 год. Волжская ГЭС

Писать некогда, в январе летал в Куйбышев на строительство гидростанции на Волге в районе г. Ставрополь[427].

Начальник гидростанции Комзин* развернул дело широко, а порядку пока мало. Да я и сам-то в гидростроительстве ничего не смыслю. А вода, говорят, страшный враг, если не уметь с ней обращаться. (Это говорят гидростроители.)

Ну, а о том, какую пользу она приносит, они молчат. Я их понимаю. Как только они допустят оплошность или плохо сделают, вода сразу это место найдет и просочится туда, а затем будет расширять свою деятельность, смотришь, и полетела плотина. Вот почему ее боятся строители.

В конце марта мне еще раз пришлось лететь в Куйбышев, так как на Комзина посыпались заявления, что грубит, дело идет плохо, что толку не будет, что в паводок все снесет и т. д. Пришлось разобраться. Да и в обкоме партии на него зуб имеют[428].

Поступило заявление, что он скрыл социальное положение, что папа был жандармом, Шкирятов хочет разбирать это дело и исключить из партии. Мне все это не ясно. Т. Сталин сказал, что сын за отца не отвечает. А сын сейчас генерал-майор, сам отец семейства, прошло много лет, и сейчас разбор. Я об этом сказал т. Пузанову*, секретарю обкома, тот тоже пожимает плечами, но ссылается на Матвея Шкирятова.

Волго-Донской канал

Не успел вернуться из Куйбышева, вышло постановление Совмина командировать Серова на Волго-Дон. Спрашиваю Круглова, в чем дело? Ведь Волго-Доном руководит зам. министра Рясной[429].

Он отвечает: «Какой-то гидростроитель итальянец (советский подданный) написал т. Сталину, что к 1952 году никакого Волго-Дона не будет, так как строительство идет плохо, вековая мечта соединить Волгу с Доном не осуществится и т. д. В общем, растравил т. Сталина. Он всех вызвал, изругал и сказал послать Серова, и чтобы к 1 июня 1952 года строительство было закончено»[430].

Ну, что делать, надо лететь…

Ввиду того, что в Постановлении Совета Министров записано: «Командировать т. Серова до окончания строительства Волго-Дона», я собрался по-настоящему.

Прилетел в Калач в Управление Волго-Дона, разместился и в тот же вечер заслушал начальника Главного управления Волго-Донского строительства генерал-майора Раппапорта* (правильно: Раппопорт. — Прим. ред.) и главного инженера генерал-майора Жука*.

Выступали начальники объектов, Цимлянского гидроузла, начальники шлюзов и т. д. Мямлили, и никто не говорит, выполнят <работу> в срок или нет. Какая-то неуверенность. Ссылались на погоду, что две недели марта пропали, идут дожди, машины стоят, много поломок и т. д.

Когда я спросил, сколько еще копать канал, то оказалось, что из 48 км осталось 14 км, где еще и конь не валялся, целина, лопатой не копнули. Выходит, что за 4 года сделали 32 км канала, а за оставшиеся два месяца надо сделать 14 км.

Я пришел в ужас. Спрашиваю: «Сколько готово шлюзов?» Из 12 ни один не готов, насосные станции не готовы. Мне уже стало не по себе.

Спрашиваю: «Что же вы делали 4 года?» Мнутся, называют громадные цифры выброшенной земли. Спрашиваю: «Какая по общему объему работ Волго-Дона осталась?» Говорят: «Примерно 1/3 часть, но на шлюзах это самая ответственная — это монтаж агрегатов, проводка электросетей и наладка аппаратуры».

Сколько <времени> требуется до конца работ? «Не меньше 1,5 лет», — отвечает главный инженер Жук и добавляет: «Надо написать т. Сталину, чтобы продлил строительство на 1,5 года».

Волосы становятся дыбом. Распустил совещание, даже сказать ничего не мог. Говорю: «Завтра приеду на место»…

На следующий день объехал почти все стройки, кроме Цимлян. Работы идут плохо, кое-где з/к копошатся, а не работают. Спрашиваю: «Почему стоите?» Отвечают: «Не подвезли материалы». — «Почему не подвезли?» — «Не идут машины — грязь». — «Почему не везете на тракторах?» — «Не додумались». Ну, что будешь делать! С ума сойти можно!

Приехал вечером домой я, весь разбитый, усталый, злой. Раппапорт с Жуком живут в этом домике, где и меня разместили. Раппапорт, видя мое настроение, решил удалиться.

Хитрый черт, говорит: «Позвольте мне жить в другом доме, чтобы вам здесь не мешать». Я говорю: «Вы мне не мешаете и всегда нужны. Садитесь и пишите приказ о переводе з/к на круглосуточную работу».

Ведь з/к 67 тысяч человек. Можно горы свернуть. За это время оборудовать стройплощадки ночным освещением. На каждый объект выделить ответственного офицера-инженера из главного управления. За состояние строительства на его участке он отвечает головой за объект.