Правила эксплуатации ведьмы (СИ) - Зингер Татьяна - Страница 36

в памяти необходимые чары. Ой как не вовремя вспомнился источник неестественного

запаха. Вот и пригодилось обучение у ведьмы да увесистые книжки со старыми

набросками-рисунками.

На нас надвигалось с десяток нечестивых тварей, помощников болгов.

Итак, взять этих домашних любимцев рискнет не каждый. Быть те могут хоть крысами, хоть

котами, хоть коровами; тварями становятся, когда их покусает будущий собрат. Создания

раздуваются до невообразимых размеров, начинают гнить заживо и источать вонь

разлагающегося тела. И подчиняются они лишь желанию питаться. А потому как при

больших объемах едят мало — предпочитают вырвать внутренности жертвы, — то служат

«компаньонами» для иной нежити. Например, для болгов — разумных упырей.

Что я помнила про последних? Да ничего, честно говоря. Упырями так же становятся после

укуса. А дальше, как ляжет монета. Или станет совершенно неразумным существом,

ошивающимся по сельским кладбищам да дремучим лесам. Если же повезет, и разум не

покинет обратившегося хозяина, то болг останется вполне человечным. Правда, чтобы не

появились признаки гниения, питаться он должен исключительно человеческой плотью.

Другого ему и не хочется.

Сам по себе болг слаб, обычно они хилее ребенка. Без помощников такому не прожить.

— Слава! — из долгой цепочки воспоминаний меня вывел Лис. — Погрезишь позже! Я не

справляюсь.

Я и не представляла, как он умудрялся сражаться. Единственным источником света служили

налитые кровью огоньки, да и то, глаза лишь указывали на их обладателей, но не освещали

погреб. И если варрен лавировал между крысами и стенами и иногда всаживал кинжал в

очередную тварь, то я тупо прижалась к стене, пытаясь вспомнить собственные действия при

первой встрече с нечестивыми. Воды не боятся, огня — пожалуй, но если нечаянно подожгу

солому, то обреку себя на бесславную смерть в запертом погребе.

Лис загородил меня спиной. Он запыхался, потерял прежнюю ловкость. Ему требовалась

нешуточная поддержка.

И тут я завопила. Пронзительно, во весь голос, так, что у самой зазвенело в ушах сотнями

набатных звонов. Крик заполнил подвал, как вода — тонущий корабль. Варрен в одно

движение повалил меня на солому и встревожено закричал:

— Они укусили тебя?!

— А-а-а! — немногословно ответила я, отпихивая друга коленкой.

Нечестивые твари остановились. Угольки их глаз сощурились до едва различимых щелочек.

Я сбивалась с дыхания, из горла вырывался свист вместе с душераздирающим хрипом.

— Лис, — из последних сил позвала я, — они утихают при громких звуках. Убивай,

скольких сможешь.

Повторять дважды не пришлось. Пока я набирала воздуха для новой волны визга, варрен

прибил аж двух явно обескураженных происходящим крыс — иначе бы те сопротивлялись.

Они просто стояли, скребя по полу длинными когтями.

Вой спас меня в прошлый раз, когда я так испугалась зараженных овец, что не могла

сложить вместе двух слов. Орать-то мне никто не мешал. После ведьма подтвердила, что сей

способ хоть и попахивает бестолковостью, но вполне действенный. Конечно, лучше не орать

на тварей, а оглушать их иначе: скрежетом, воем, чередой звонких ударов.

В любом случае, я нашла верный способ, потому что вспомнить нужные чары была

неспособна, а на обращение к ведьмовскому искусству не осталось физических сил —

оживление утопленника до сих пор отдавалось ноющими висками и ломотой в конечностях.

Вот и получилось, что я создавала фон, добавив к оранью постукивание книгой по крышке

погреба, а Лис метался из угла в угол, разрезая тельца умелыми ударами под живот.

Сверху послышались шаркающие шажки. Вероятно, хлебосольный дедушка решил

убедиться, что питомцы справляются с гостями. Да так удачно, что те визжат от ужаса и

отчаяния.

Сомнения в нечистой сущности Сомысла отпали сами по себе, иначе бы нас предупредили, например, о размере крыс.

Уши окончательно оглохли, голос в третий раз сорвался, и я замолкла, сползая по стеночке.

Никогда бы не подумала, что худенький, жилистый Лис способен прибить как минимум

пятнадцать огромных созданий. Никто больше не шевелился, не лез из щелей. Только

тяжелое пыхтение разрезало тишину.

Аккуратно приоткрылась крышечка. Натужно, долго. Мы замерли. Сверху появился

малюсенький просвет от свечи. Лис махнул по ступенькам вверх и рывком ударил в дверцу

плечом. Та с громким хлопком откинулась, а Сомысл дико заверещал, составляя неплохую

конкуренцию моему вокалу.

Я еле-еле выбралась наружу, хватаясь ослабшими пальцами за поломанные ступени и вонзая

в кожу занозу за занозой, а когда вдохнула свежего — по сравнению с подвалом — воздуха, увидала чудную картинку: Лис поднял дедка за ворот рубахи и держал его на расстоянии

локтя над полом. Старичок дрыгался, плакался и скалился в полные два ряда выросших

упырьих клыков.

— Драсте, уважаемый болг, — проворчала я. — А мы тут работку выполнили, крыс

прикончили.

— Гады! — визжал Сомысл, которого Лис, во избежание пинков, умудрился держать на

вытянутых руках. — Ненавижу!

— Сам такой. Ты чего на ведьму-то полез?

Я угрюмо скрестила руки. Болг завертелся с удвоенным упорством, но варрен держал его

крепко. Со стороны это выглядело смешно и малость странновато. Молодой круглоглазый

парень зачем-то схватил несчастного седовласого старца. Интересно, скольких этот

благопристойный дедуля схарчил до нас?

— Не ведьму… — оправдывалась разумная нежить. — Чародейку! Ты себя как кликала?

Именно что кудесницей, ворожеей! Ваш род слабый, ничего сделать не можете! Всегда

выходило мозги задурить… А вы ещё и хилые попались, если б я знал… Отпустите.

— Обязательно, — усмехнулся Лис. — Слава, чем болги убиваются?

— Всем. Но огнем надежнее, — безразлично отозвалась я.

В руке насмешливо зажегся небольшой рыжий шарик. Мне и не верилось, что я создала его

без поджигания дома. Огонек лизал кожу теплыми язычками, пощипывая только-только

запекшуюся рану.

— Бросай его, — посоветовала я, с недоверием перекатывая шарик от пальцев до запястья.

Тот держался, не собираясь вылетать без моей на то воли. Расту, надо же.

Лис подчинился приказу, и старичок плюхнулся на деревянный настил. Болг суетливо отполз

прочь, зарыдал и принялся уверять в чистоте любых помыслов, но шарик уже летел точно в

цель. Вскоре огонь разошелся по одежде, упырь зашипел, зацарапал себя отросшими

когтями. Я в отвращении отвернулась. Запах горелого мяса оповестил о кончине нежити.

Пламя не переметнулось на стены, погаснув ровно тогда, когда от болга осталась гора праха.

— Хорошо, что у тебя мужа нет; вот бы он настрадался. Вечером спасла охотника на ведьм, теперь едва не стала ужином крыс. — Лис подобрал свечу и пристально осмотрел пепел. —

Как в городе не заметили промышляющего… Кстати, а кто это?

— Упырь. — Я присела, вытягивая ноги во всю длину, на лавку. — Как-как, он сам

объяснил. Искал путников в базарные дни, приглашал к себе. Никто не знает приезжих и

счета им не ведет. Ушли и ушли, пропали или нет — никому нет дела. В чем подозревать

дедушку?

— Нас не обвинят в его сожжении?

Друг настежь распахнул ставни. Яростный ночной ветер пробрался внутрь, закружил, засвистел. Огонек на огарке свечи испуганно заплясал. По спине пробежали стайки мурашек.

В горле першило, а по макушке било, словно по жестяным тазам каплями дождя. Тянули

занозы.

— Если смотаемся вовремя, не обвинят. Да и помнит ли кто-то этого Сомысла? Жил, небось, одинокий, не лез ни к кому. Короче говоря, Лис, я спать.

— Тебя проводить до погреба? — прыснул юноша, заботливо обтирающий кинжал о

найденную тряпку.

— Я, пожалуй, останусь наверху. Запах почти выветрился.