Одна отвергнутая ночь (ЛП) - Малпас Джоди Эллен - Страница 8

Он все так же повсюду. Я бесцельно рассматриваю тротуар, пытаясь понять, куда идти дальше. В своем забытьи выхожу на дорогу, мне просигналил проезжающий мимо автомобиль, только я даже не вздрагиваю. Если бы та машина меня сбила, я бы ничего не почувствовала.

Она замедляется и останавливается в нескольких шагах от меня. «Лексус» незнаком, чего нельзя сказать о номерах автомобиля. Две буквы. Всего две.

У.А.

Дверца со стороны водителя открывается, и из машины, салютуя мне шляпой, выходит незнакомый мужчина, поспешно обходит лексус и открывает заднюю дверцу, удерживая ее и жестом приглашая меня в машину. Отказаться было бы глупо. Он найдет меня, неважно, где я буду скрываться, так что я осторожно подхожу и сажусь в машину, опустив взгляд и изо всех сил стараясь сдержать слезы. Нет нужды огладываться, проверяя, одна ли я. Знаю, что нет. Я почувствовала силу, которую он источает, еще снаружи. Теперь, когда я в зоне его досягаемости, она осязаема.

— Здравствуй, Оливия, — голос Уильяма звучит именно так, каким я его запомнила. Мягкий. Успокаивающий.

Опускаю голову. Я к этому не готова.

— Ты могла бы быть, по крайней мере, достаточно вежливой, посмотреть на меня и на этот раз поздороваться. Той ночью в отеле ты чертовски спешила.

Медленно перевожу взгляд и впитываю каждую утонченную черту Уильяма Андерсона, что пробуждает далекие воспоминания, которые я годами прятала на задворках сознания.

— Как же насчет твоего поведения и манер? — бросаю коротко, смотря прямо в его искрящиеся серые глаза. Они, кажется, стали еще более сияющими, голова, полная седых волос, сделала его глаза похожими на расплавленный металл.

Он улыбается и тянется, сжимая в своей лапе мою маленькую руку.

— Я был бы разочарован, если б ты не бросила в мою сторону какую-нибудь маленькую колкость.

Его прикосновение такое же успокаивающее, как и дружелюбное лицо. Не хочу, чтобы так было, но так есть.

— А я ненавижу тебя разочаровывать, — вздыхаю. Дверца рядом со мной захлопывается, и водитель оказывается на своем месте, отъезжая от тротуара. — Куда ты меня везешь?

— На ужин, Оливия. Кажется, нам есть о чем поговорить, — он тянет мою руку, поднося ко рту, и целует костяшки пальцев, прежде чем вернуть ее обратно на мои колени. — Сходства невероятны, — говорит он тихо.

— Не смей, — рычу я, отворачиваясь к окну. — Если это все, о чем ты хочешь поговорить, я лучше деликатно отклоню твое приглашение на ужин.

— Хотел бы я, чтобы это было единственной темой для разговора, — отвечает он серьезно. — Но определенный богатый молодой джентльмен стоит выше в списке причин моей озабоченности, Оливия.

Я медленно закрываю глаза, и, если бы это было возможно, закрыла бы и уши. Не хочу слышать то, что должен сказать Уильям.

— Твое беспокойство необязательно.

— Это решать только мне. Я не стану молча сидеть и смотреть, как тебя затягивают в мир, которому ты не принадлежишь. Я долго и упорно боролся за то, чтобы оградить тебя от него, Оливия, — он тянется и костяшками пальцев проводит по моей щеке, пристально меня разглядывая. — Я этого не допущу.

— Ты ничего не сможешь сделать, — меня уже тошнит от людей, думающих, будто они знают, что для меня лучше. Я хозяйка своей судьбы, рассуждаю как идиотка. Берусь за ручку дверцы, когда машина останавливается на красный свет, готовая выскочить и бежать. Только действую не слишком быстро. Дверца не подчиняется, и Уильям уже крепко держит меня за руку.

— Ты остаешься в машине, Оливия, — заверят Уильям строго, когда машина трогается с места. — Сегодня я не в настроении для твоих выходок. Ты совершенно точно дочь своей матери.

Я сбрасываю его руку и откидываюсь на мягкую кожу сиденья.

— Пожалуйста, не говори о ней.

— Значит, отвращение не прошло?

Бросаю голодный взгляд на бывшего сутенера своей матери.

— С чего бы? Она предпочла твой мрачный мир своей дочери.

— Ты хочешь выбрать еще более мрачный, — констатирует он.

Я закрываю рот, сердце теперь стучит в два раза быстрее.

— Я ничего не выбираю, — шепчу. — Никогда больше с ним не увижусь.

Он тепло мне улыбается, едва заметно качая головой:

— Кого ты пытаешься убедить? — спрашивает, и возможно, не зря. Я слышала себя. В словах нет уверенности. — Я здесь, чтобы помочь тебе, Оливия.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Уверяю тебя, нужна. Больше, чем семь лет назад, — говорит он резко, почти холодно, заставляя меня ощутить холод. Я помню мрачный мир Уильяма. Вряд ли сейчас его помощь нужнее, чем тогда.

Он отворачивается от меня, достает из внутреннего кармана телефон, нажимает несколько кнопок, после чего подносит его к уху.

— Отмени все встречи до конца вечера, — распоряжается он, а потом разъединяется и убирает телефон обратно в пиджак. Остаток пути он смотрит прямо перед собой, оставив меня мучиться вопросом, что же будет после ужина. Знаю, что услышу вещи, о которых слышать не хочу, и понимаю: я не в силах ничего сделать, чтобы это прекратить.

Водитель останавливается у небольшого ресторанчика и открывает для меня дверцу. Уильям кивает, давая молчаливый знак выходить, и я слушаюсь без промедления, потому что знаю: протесты меня ни к чему не приведут. Улыбаясь водителю, я жду, когда Уильям присоединится ко мне, а потом смотрю, как он застегивает пуговицы пиджака, после чего кладет руку мне на спину, направляя вперед. Двери ресторана открываются перед нами, и Уильям приветствует практически каждого, мимо кого мы проходим. Его влияние на других посетителей и обслуживающий персонал велико. Он улыбается и кивает все время, пока мы не оказываемся за уединенным столиком в конце зала, вдали от любопытных глаз и ушей. Сообразительный официант передает мне карту вин, и я благодарно улыбаюсь, занимая место.

— Она будет воду, — распоряжается Уильям. — И как обычно для меня, — ни пожалуйста, ни спасибо тебе. — Рекомендую ризотто, — улыбается мне мужчина напротив.

— Я не голодна, — желудок сжался в узел, коктейль нервов и злости. Я, наверное, не смогу есть.

— Ты на грани истощения, Оливия. Прошу, доставь мне удовольствие наблюдать, как ты ешь потрясающую еду.

— Мне хватает бабушки, зудящей по поводу моего веса. Твои занудства мне не нужны, — я кладу на стол меню и беру только что наполненный водой стакан.

— Как поживает неподражаемая Жозефина? — принимая от официанта бокал с темной жидкостью, спрашивает он.

Она не была такой неподражаемой, когда Уильям отослал меня обратно к ней. Я пару раз упоминала о ней во времена своих безрассудных припадков, но была слишком ослеплена поисками прошлого, чтобы вдаваться в подробности их знакомства.

— Ты знал ее? — ну вот, теперь я снова любопытничаю, а я ненавижу быть любопытной.

Он смеется, и этот звук приятен — ровный и светлый.

— Я никогда ее не забуду. Она всегда звонила в первую очередь мне, когда Грейси выделывала этот свой трюк с исчезновением.

При упоминании имени моей матери желчь разливается внутри, но услышав про бабушку, внутри я улыбаюсь. Она бесстрашная, ни капли никого не боится, и я точно знаю, Уильям не стал бы исключением. Его изумленный тон в разговоре о Нан тому подтверждение.

— Она в порядке, — отвечаю я.

— Все такая же пылкая? — спрашивает он с легкой улыбкой на губах.

— Больше, чем когда-либо, — отвечаю я. — Но ей не было так же хорошо, когда ты привез меня домой в ту ночь семь лет назад.

— Знаю, — понимающе кивает он. — Ты была нужна ей.

Сожаление накатывает, и я рассыпаюсь под его тяжестью; хотела бы я изменить свою реакцию на мамин дневник и бабушкино горе.

— Мы через это прошли. И она по-прежнему сильная.

Он улыбается. Открыто.

— Никто никогда не заставлял меня дрожать от страха, Оливия. Только твоя бабушка. — Мысль о Уильяме, дрожащем от страха, просто нелепа. — Но глубоко внутри она понимала, что я был не в силах контролировать Грейси больше, чем она или твой дедушка.