Одна отвергнутая ночь (ЛП) - Малпас Джоди Эллен - Страница 29

Сейчас расстояние до стоянки кажется милями, хотя она находится прямо за углом. Поездка занимает будто бы часы, на самом же деле всего пару минут. Ступенек до квартиры Миллера будто бы тысячи, хотя в действительности их от силы пара сотен. Как только дверь за нами закрывается, он нетерпеливо стаскивает с меня платье, сбрасывает нижнее белье, поднимает на руки, прижимая к своему небрежно одетому телу, и несет по квартире, ни на секунду не отрываясь от моего рта, только вот направляемся мы не в спальню. Он заносит меня в свою студию и опускает на диванчик, а я сижу, ощущая неловкость и некоторое замешательство от его возрастающего отчаяния, когда он в спешке избавляется от одежды, создавая в небрежную и дорогую кучу на полу. Нависнув надо мной, он полностью мной завладевает, прижимая к потертому диванчику. Лицом приближается к моей шее, вдыхает запах моих волос, а потом его рот накидывается на мой, ласково дразня языком, Миллер мурлычет и стонет, углубляя поцелуй, абсолютно разрушая всю схему нашего поведения. Это я всегда спешу, а он настаивает на том, чтобы делать все не спеша, теперь я знаю, почему. Но беспокойство сильнее его.

Я пытаюсь замедлить поцелуй, уменьшить напор, но он слепо следует к цели заставить меня забыть. Он не предельно напорист, совсем нет, и все же это не то, чего я хочу или в чем нуждаюсь.

— Притормози, — выдыхаю, отстраняясь от его губ, так что он спускается к моей шее, направляя всю свою силу туда. — Миллер, прошу!

От моей краткой просьбы он выпрямляется, руками цепляясь за волосы. Страх в его глазах больше, чем я могу вынести, именно в этот момент я осознаю, что он будто два абсолютно разных человека — физически и эмоционально. По крайней мере, сейчас, когда в его жизни есть я. Думаю, до меня он был просто мужчиной под маской джентльмена и жестокого любовника — или эскорта.

— Ты в порядке? — спрашиваю, перемещаясь в сидячее положение.

— Прости, — он встает и подходит к огромному окну. Его обнаженная спина на фоне ночного неба кажется почти нереальной. Чувствую безграничную потребность быть к нему ближе, но он потерялся в своих мыслях, и я должна позволить ему все обдумать. Столько времени думала, что это я поврежденная половина этих отношений. Я так ошибалась. Миллер сломлен куда сильнее. Мне известен результат его образа жизни. Я видела, как это повлияло на мою мать и оставило пожизненный след в сердце бабушки. И в моем тоже. Я совершала глупые поступки. Только у Миллера нет семьи, которую бы это затронуло. Есть только он, не важно, как я сформулирую вопрос. И он не движется прямиком в свой личный ад. Но это отрезвляющее заявление только усиливает мою надежду. Миллер слишком много лет провел, делая то, чего делать не хотел.

— Миллер?

Он медленно поворачивается, и мне совсем не нравится то, что я вижу.

Поражение.

Боль.

Тоска.

Он опускает голову:

— Я облажался, Оливия. Мне жаль.

— Ты достаточно извинялся. Перестань говорить, что тебе жаль, — чувствую, как внутри зарождается паника. — Пожалуйста, иди сюда.

— Я не знаю, что буду делать, если ты решишься, но ты действительно должна бежать за милю отсюда, сладкая девочка.

— Нет! — кричу, обеспокоенная тем, что он начал так рассуждать. — Иди сюда, — я намереваюсь уже сама притащить его, когда он возвращается. Он садится на другом конце дивана, слишком далеко. — Не говори больше так, — предупреждаю, опускаюсь на спину, голову пристраивая к нему на колени, так что смотрю на него снизу вверх.

Он опускает голову, чтобы наши взгляды встретились, и поглаживает мои волосы.

— Мне жаль.

— Скажешь это еще раз, — предупреждаю, протягивая руку и касаясь его шеи. Тяну его вниз, вынуждая наклониться, так что мы соприкасаемся лбами. — И я…

— Ты что?

— Без понятия, — сознаюсь я. — Но я что-нибудь сделаю, — я целую его, потому что это единственное, что мне остается. И он мне позволяет. Теперь я задаю осторожный темп, направляя Миллера. Сейчас я сильная сторона. Я. Мне уже неважно, что было до меня. Важно только то, что мы нашли друг друга и наконец друг друга приняли. Это как будто слепой ведет слепого, но сейчас моя решимость не знает границ. Я позволила ему сломать свои стены, и в процессе нечаянно разрушила его. От ощущения его губ я отказаться не готова. Эта связь не ослабнет. Здесь я и должна быть. Не готова больше бороться против этих чувств. У меня есть силы ему помочь. И эти силы дает мне он.

Он резко обрывает наш поцелуй и тяжело дышит, до безумия нежно гладя мои щеки и волосы.

— Ты так меня отругала? — спрашивает он серьезно, едва уловимо целуя мой нос. — Если так, то мне жаль.

— Прекрати.

— Мне жаль.

— Ты ведешь себя глупо.

— Мне жаль.

— Я что-нибудь сделаю, — предупреждаю, несильно потянув его за волосы.

Он убирает мою голову со своих коленей, ложится и передвигает меня так, что я оказываюсь распростертой на нем, наши лица на одном уровне.

— Прошу, сделай, — шепчет он, приближаясь к моим губам и, дразня меня, медленно моргает.

— Хочешь, чтобы я тебя поцеловала? — спрашиваю тихо, оставляя расстояние между нашими ртами минимальным, сдерживаю порыв поддаться искушению и преодолеть это расстояние.

— Мне жаль.

— Не надо.

— Мне жаль, — он сплетает наши губы, и вся моя оборона сходит на нет, соблазну его губ невозможно сопротивляться. — Мне жаль.

Движения языка решительны, но мягкие, плавные и переполнены благоговением. Мы вернулись к моменту, которому принадлежим. В моем мире все снова на своих местах. Все можно простить, только сейчас это гораздо больше, чем прощение. Его правила, те, в которых мне не позволялось касаться его или целовать, канули в Лету. Я чувствую каждую его клеточку, целую так, как будто больше никогда не удостоюсь такой чести. Эти поцелуи любящие, многозначительные и абсолютно крышесносные. Они совершенны.

— Люблю твои наказания, — шепчет он, сдвигаясь и еще теснее прижимая меня к своей груди, продолжая целовать и трогать меня повсюду. — Останься сегодня со мной.

Именно я разрываю контакт, губы уже распухли и болят. Его темная щетина всегда такая колючая и жесткая, но такая знакомая и успокаивающая. Ладонью провожу вниз по его щеке и вижу, как приоткрываются его губы, когда провожу по ним подушечкой большого пальца.

— Не хочу оставаться только на одну ночь, — шепчу я. Неохотно блуждая взглядом по его лицу, поднимаюсь до тех пор, пока не встречаюсь с синими озерами понимания.

— Я хочу, чтобы ты осталась навсегда, — отвечает он мягко, подкрепляя свои слова настойчивым поцелуем. — Мне нужно отнести тебя в постель, — он отрывает нас от дивана и поднимает меня, возобновляя свой поцелуй, когда я уютно устраиваюсь на его руках, и несет меня в спальню.

— Ты хоть понимаешь, что заставляешь меня чувствовать? — он осторожно опускает меня на постель и подталкивает, переворачивая на живот.

— Да, — прячу лицо в подушку, когда он языком начинает медленно, ласково повторять линию моего позвоночника, заканчивая нежным поцелуем между лопаток.

Крепкая головка его возбуждения упирается в мой вход, отчего я несильно приподнимаю бедра, принимая его.

— Спасибо, Боже, ты снова со мной, — он входит в меня, резко втягивая воздух, а потом замирает, пытаясь совладать с дыханием. Я же, тихо постанывая, кусаю подушку. Твердость его пресса прижимается к моей спине, вдавливая в матрас, я в кулаках сжимаю простыню. — Ты забрала только одну, быстро оправляющуюся часть меня, и ты ее уничтожила, Ливи, — шепчет он хрипло, с легкой ухмылкой на губах.

Почувствовав касание губ за ушком, поворачиваю к нему раскрасневшееся лицо и вижу темные ресницы, обрамляющие сияющий взгляд синих глаз.

— Я не хочу ничего забирать. Хочу, чтобы ты сам отдал.

Он медленно отстраняется и уверенно толкается в меня, снова и снова, каждый раз выталкивая из нас обоих стоны наслаждения.

— Что ты хочешь, чтоб я тебе отдал?

— Какая часть тебя быстрее всего оправляется? — стону, сквозь мучительно глубокие погружения.